На берегах Горыни и Случи - Струтинский Николай. Страница 4

Несколько дней подряд бушевала метель. Большие сугробы снега, как сопки, возвышались на полях и дорогах. И так же неожиданно, как началась, метель прекратилась. В Межиричах давно утихла пулемётная стрельба, не слышно было артиллерийской канонады и лязга танковых гусениц.

Фронт продвинулся далеко на восток, за седой Днепр… Лишь по железнодорожным и шоссейным магистралям днём и ночью беспрерывным потоком двигались вражеские транспорты. Фашисты гнали на восток эшелоны с людскими резервами, техникой, вооружением, боеприпасами, продовольствием.

А здесь, в глухом селе Буда-Грушевская, появление фашистов с эмблемой на высокой тулье вызывало у местных жителей страх. Гитлеровские оккупанты грабили крестьян, отбирали у них скот, сельскохозяйственные продукты.

Однако не все примирились с постигшим их несчастьем. В доме Янчука, стоявшем у самого Липенского леса, вечерами собирались односельчане с непокорными сердцами. Они с волнением обсуждали фронтовые вести, задумывались над судьбой Красной Армии. Возвратится ли она в эти, не так давно освобождённые ею, края? Чаще других задавал этот вопрос хозяин дома — Никифор Яковлевич, высокий, пятидесятилетний мужчина, с продолговатым лицом и заметной лысиной. Говорил он медленно, с расстановкой. Казалось, взвешивает каждое слово перед тем, как его произнести.

Янчук вынул из кармана пиджака аккуратно сложенную газету, развернул её и присел на табурет у стола.

— Давайте почитаем, о чём пишут фашистские подпевалы.

Газета «Волынь» — орган украинских фашистов, издававшаяся в Ровно, пестрела крупными хвастливыми заголовками. На первой странице воскресного номера за 22 февраля 1942 года жирным шрифтом сообщалось об успехах гитлеровской грмии.

Янчук достал вторую газету — за 1 марта — и прочитал вслух: «Берлин. 24 февраля в полдень на посла фон Папена и его супругу, во время их следования к зданию посольства, совершено покушение…»

— Это хорошо! — восторженно прокомментировал сообщение Янчук. — Варваров нужно бить! Без промаха! Наверняка! Да так, чтобы никогда больше не помышляли о чужих землях.

На суровом лице Янчука играли желваки. Весь он был во власти гнева. В глубокой тишине ещё раз призвал:

— Этих рогатых надо бить! Только силой мы вышвырнем их из нашего дома!

— Бороться?… — робко спросила его дочь Тамара. — А если не победим? Погибнем! Враг жестокий и сильный!…

Никифор Янчук ласково посмотрел на свою единственную и любимую дочь. И сегодня, вот сейчас, он увидел её другой. Тамара повзрослела, возмужала и стала ещё более очаровательной. Светлый волос, иссиня-голубые глаза, мраморный цвет лица. Подумал: боже, как пролетели годы!… Не спеша ответил дочери:

— Это ясно, что жизнь человеку даётся один раз. Но прожить её надо достойно! Если потребуется, мы достойно и умрём. Ведь за что жизнь отдадим? За тебя, Тамара, за миллионы таких как ты, чтобы горя не знали. Поэтому и будем бороться с фашистами, они горе и смерть сеют на нашей земле.

С того вечера клич, брошенный Янчуком, звенел в моих ушах: «…И нам их нужно бить! Без промаха! Наверняка!…»

Но для борьбы с коварным врагом необходимо оружие. А где его взять? У кого?

Братья — Ростислав, Жорж и я, а также наши верные друзья — Казимир Янковский, Зигмунд Гальчук и Тамара Янчук собрались на совет. Эта встреча, по сути, положила начало подпольной группе. Мы сознавали, что никто не даст нам инструкции, как начинать борьбу, но прекрасно понимали: в первую очередь надо раздобыть оружие. Оружие и ещё раз оружие! Каждый из нас предлагал планы один фантастичнее другого. Но все сошлись на том, что винтовки лучше всего изъять у лесников.

— У меня есть предложение, — сказал Янковский. — Возле Кудрянских хуторов, в лесу, находится поместье Кашенцева. На прошлой неделе я был там и от людей узнал, что фашисты выдали Кашенцеву винтовку. Вот с него и начнём…

Предложение показалось реальным. Но как его осуществить? Мы знали, что у Кашенцева был слуга, и при нашем появлении в поместье он мог открыть стрельбу.

Была высказана мысль — найти человека, приближённого к помещику, и через него все разведать. Такой человек нашёлся — мой дружок Ян Жигадло.

— Если Жигадло вхож в дом помещика, то считайте — разведка обеспечена, — заверил я друзей.

В этот момент открылась дверь и на пороге появился мой отец. Мы посвятили его в свои планы. Отец одобрил их.

В полночь шестёрка друзей сошлась в лесу неподалёку от дома Яна Жигадло. Все были вооружены… палками, лишь двое имели самодельные кинжалы. Ян Жигадло повёл нас болотистой тропинкой, и вскоре мы очутились в помещичьей усадьбе. Цепные собаки сердито лаяли. Но мы не обращали на это внимания. Каждая секунда была на учёте. Ростислав и Янковский подошли к дому с северной стороны, они тяжело топали ногами, чтобы создать впечатление, будто дом окружают. Жорж и Гальчук приблизились с южной стороны. А я вместе с Яном Жигадло подкрался к домику слуги Кашенцева. Постучали в дверь. Отозвался грубый мужской голос:

— Кто?

— Свои!

Жигадло отошёл в сторону.

Дверь открылась, на порог вышел человек в нательном белье и наброшенном на плечи полушубке. Протирая глаза, он хотел о чём-то спросить, но я моментально схватил его за руку и вытащил во двор. Слуга хотел закричать, но так перепугался, что онемел. Я предложил ему пойти к Кашенцеву и сказать, что дом окружили вооружённые люди и требуют сдать оружие и боеприпасы. Срок для ответа — десять минут.

Слуга постучал к хозяину, тот сразу впустил его. Не прошло и пяти минут, как слуга передал мне винтовку и патроны к ней.

Это была наша первая удача.

Ободрённые успехом, мы возвращались домой Липенским лесом. В километре от нашего дома разрыли муравейник и запрятали в нём добытую винтовку.