Карнавал разрушения - Стэблфорд Брайан Майкл. Страница 27

— Это еще что за оружие? — заговорил еще один человек. — Не армейского образца, точно.

— Не нашей армии, — отозвался первый. — Из армии янки — но он не янки. Видали когда-нибудь такие синие глаза, парни — да еще при этом желтом свете?

Их оказалось четверо. У двоих были ружья, правда, лишь одно — со штыком, еще у одного — дубинка. Трое в военной форме — или, по крайней мере, частично: находись они в казарме, им бы, конечно, поставили на вид за несоответствие в одежде.

«Дезертиры, — пришло на ум Пелорусу. — Люди, которых отпустили на побывку, а они решили, что жить, скрываясь, лучше, нежели гнить в окопах». С самого начала войны ходили нехорошие слухи о «пятой колонне» агентов-германцев, тайно просочившихся в Англию, но только в последние несколько месяцев настоящая секретная армия стала себя обнаруживать: грубая, разъяренная армия разочарованных солдат, решивших, что лучше заставить хищников обернуться против самих себя, нежели вернуться к бельгийской грязи и колючей проволоке, туда, где гибнет цивилизация. С начала весны, когда пала Франция, воюющих англичан покинуло присутствие духа. Генералы больше не знали, куда направить удар — если вообще когда-нибудь знали это — а, пока они мучились дилеммой, армия понемногу разлагалась. Под конец, подумал Пелорус, Нижние Страны останутся заброшенными, а Британская Крепость подготовится к вековой осаде, но, если защита острова-крепости не будет организована достаточно скоро, ее разъедят внутренние язвы, и врагам уже не нужно будет ничего делать.

Пелорус не смог удержаться и дернулся, когда его стали обшаривать, и это движение не прошло незамеченным.

— Тише, ты! — угрожающе выпалил человек с ружьем.

— Ни бумажника, ни денег, ни документов, — сообщал обладатель жадных рук. — Ничего.

— Опасно в наши дни не иметь при себе опознавательных знаков, — произнес тот, у кого было второе ружье. — Если не можешь доказать свое дружелюбие, тебя могут принять за врага, — его выговор выдавал в нем образованного человека, хотя и с акцентом ланкаширца или камбрийца.

— Вам тут нечем поживиться, кроме куска хлеба, — сказал Пелорус, глядя прямо в глаза тому, кто говорил последним, предполагая, что это вожак. — Забирайте пистолет и уходите, — Но, пока он говорил, проворные руки уже добрались до плаща Мандорлы. Пелорус видел это боковым зрением, но не сводил глаз с затененного лица предполагаемого лидера.

— Ничего, — отозвался искавший. — Ни бумаг, вообще ничего.

— Крепко спит, — прокомментировал человек с дубинкой. Он явно хотел порассуждать на эту тему, но ничто в обмороке Мандорлы не могло послужить темой для дискуссий.

— Она тяжело ранена, — отозвался Пелорус. — Во имя милосердия, оставьте ее в покое. — Холодный гнев уже поднимался в области голодного желудка, обострив его чувства, заставив мускулы напрячься. Он не знал, сумеет ли трансформироваться — и сумеет ли освободиться от одежды, если ему это удастся. Волк в нем всегда просыпался в минуты опасности, стремясь вырваться на свободу.

— Разве мы можем обидеть ее, если у нее нет документов? — иронично протянул лидер. — Разве она вообще существует? Если да, то, скорее всего, это шпионка. Вряд ли это может быть мирная фермерская девушка, это уж точно. Мы все здесь чужие, я думаю — все беглецы с корабля жизни. Можешь поднять ее, Билли?

Человек с дубинкой, на полголовы выше и на три стоуна тяжелее, чем ловкач с пронырливыми руками, передал оружие и фонарь товарищу и наклонился проверить, тяжела ли Мандорла.

— Оставьте ее! — резко выкрикнул Пелорус. Штык немедленно уперся ему в кадык, буквально пригвоздив к месту.

Второй с ружьем, держа оружие наготове, присел перед Пелорусом, в то время как человек по имени Билли поднял Мандорлу.

— Спокойно, — произнес Билли.

— Пожалуй, вам это неизвестно, — прошептал вожак шайки пленнику, — но настоящая война как раз началась. Война всех против всех. Уже нет собственности: ни пищи, ни оружия или женщин, а значит, и краж больше не существует. И нет государства или общества людей, называемого Англией, а значит, и закона, который утверждал бы, будто убить вас — преступление. Все меняется, мой безымянный друг.

— У нас есть имена, — отвечал Пелорус, отказываясь говорить шепотом. — Я — Пол Шеферд, мою сестру зовут Мандорла Сулье. Вы должны отпустить нас. — Он увидел лицо другого человека, державшего фонарь — бородатое, с лицом, отмеченным умом и злодейством.

— Должны? — эхом отозвался бородатый. — Никаких «должны» больше не существует, кроме тех, что заработаны с оружием в руках. Вы, видно, не понимаете, как меняется мир, насколько быстро. Что это за имя такое — Мандорла? Непохоже на христианское.

— Вам лучше соблюдать осторожность, — произнес Пелорус, глядя на того, кто держал Мандорлу. Если она очнется, то перегрызет вам глотку, ибо она — одна из вервольфов Лондона. — Это был отчаянный шаг. Он рассчитывал застичь их врасплох этим заявлением, но тут его ждало разочарование. Они даже не рассмеялись.

— Не рой яму другому, сам в нее попадешь, — процитировал вожак. — Вы забыли последовать этому совету, мой безымянный друг. Но мы-то как раз настоящие волки, а не выходцы из детских сказок.

— Вы — варги, — согласился Пелорус, готовя себя к прыжку, который, он знал, скоро придется совершить — в любом обличье. — Вас полным-полно среди смутьянов. Если бы вы только знали, люди , если бы только понимали! — Он постарался сосредоточить все внимание на штыке — как отбросить его в сторону. Пока эта задача не решена, все возможности равны нулю.

Произнесенные им слова оказались достаточно загадочными, чтобы в зловещих зрачках вожака зажглось сомнение и даже поселилась некая неуверенность. Человек, державший штык у его горла, казался озадаченным. Пелорус проворно выбросил руку наискосок, отбрасывая штык. Он не пытался поднять ногу, но, вместо этого, дернулся в сторону, стараясь тяжестью всей правой ноги опрокинуть державшего его на землю. Но они тоже не потеряли бдительности, хотя и не были достаточно сильны, чтобы помешать ему.

Вожак резко двинул прикладом своего ружья, обрушив его на голову Пелоруса, прямо в висок. Внезапный удар достиг цели, Пелорус знал, что все кончено. Он пытался изменить облик, зная, что у него нет времени закончить трансформацию, да и одежда слишком туго облегает тело, но ему больше ничего не оставалось, как попытаться.

И ничего не вышло.

Когда чувства вновь вернулись к нему, он почувствовал ужасную горечь поражения: теперь он взаперти в ловушке человеческого тела.

Нога в ботинке ударила его в солнечное сплетение, вышибая дух вон. Рот наполнился желчью, словно он пытался остановить приступ рвоты. И страх затопил его: вдруг этот раз — последний, вдруг пробуждения не будет. Есть ли где-нибудь мир, в котором он сумеет родиться вновь? Или бородатый фанатик прав, несмотря на всю убогость его рассуждений, вдруг Последние Дни, и вправду, настали, и история достигла своего конца:

Его тело рефлективно дернулось в тщетной попытке спрятаться от сыпавшихся ударов и клинка, который положит ему конец…

«Какое унижение! — думал он. — Мог ли Махалалел даже помыслить, что его воля закончит свое существование таким образом?»

Мысль сверкнула и исчезла, а темноту и безмолвие ночи прорезал жуткий крик. «Мандорла!» — подумал он, хотя и понимал, что такого просто не может быть.

Но прозвучали два выстрела, один за другим, а крики продолжались. Один голос уже прекратился, словно испускавшее его горло уже было перегрызено, остальные не умолкали, достигнув крещендо. Пелорус повернулся и открыл глаза, стараясь превозмочь боль, накатывавшую волнами.

Он увидел: фонарь втоптан в землю, масло расплескалось вокруг и уже загорелось. Пламя приближалось к нему, и он снова перекатился, чтобы избежать огня. Но при его свете он успел кое-что заметить.

Тени четверых людей напоминали изорванных бумажных кукол, на которых набросилось нечто, гораздо больше их, да к тому же разъяренное донельзя — нечто массивное, величественное, жуткое в своей мощи и грации. Балансируя на длинных задних ногах, спасшее его существо возвышалось над дорогой, его увенчанные длинными когтями лапы методично работали. Были выпущены еще две пули — в голову и, пожалуй, в живот зверю, но они не произвели ни малейшего эффекта. Какие-то несчастные пули не могли остановить это создание. Он угрожал им расправой вервольфа, но их это даже не позабавило; тут же оказалось нечто, куда более страшное. Когда Пелорус снова перекатился по земле. Он обнаружил тело Мандорлы на земле, очень близко к тому месту, где пытался измениться и потерял сознание. Человек, схвативший ее, уронил ее тело и теперь лежал рядом с окровавленной головой. Пелорус пополз в ее направлении, стараясь защитить Мандорлу, чем только мог.