Лондонские оборотни - Стэблфорд Брайан Майкл. Страница 17

— Мальчишка пекаря рассказывал мне, что иногда слышит, как они голосят. Чаще всего, когда луна полная. Говорит, воют, точно волки, и гремят цепями. Но сам я не слышал. В Хэнуэле есть дурдом побольше, там сотни таких сидят на цепи. Мальчишка пекаря говорит, кое-кто из нас там родился, но кто именно, не знает. Впрочем, он известный враль.

Гэбриэл помнил рассказы сестры Клэр о том, как Иисус изгонял бесов из тех, кого одолело безумие, и его беспокоила мысль, не может ли он быть одним из тех, кто родился в дурдоме, и его одержимость — всего лишь признак сумасшествия.

Такие мысли ему вовсе не нравились. Он выкинул их из головы и предоставил своему взгляду блуждать по обширному простору, раскинувшемуся пред ним. Он видел крышу Дома и крышу Приюта, но было совсем немного окон, из которых кто-то мог увидеть его самого, большую их часть заслоняла листва. И это было удачей, так как лазать на стену, безусловно, нарушение правил. Никто и никогда не говорил ему об этом, но долгий опыт подсказывал, под запретом вполне может быть все, что угодно, даже если об этом никогда не предупреждали. Но жить в таких условиях не так уж сложно, главное — соблюдать неписаные правила Приюта, а они сводились к нескольким простым положениям. Все, чего по-настоящему требовали содержатели приюта Кэптхорны от детей, взятых ими на попечение, было молчание и ненавязчивость. Искусство жизни в приюте заключалось в тонком умении лишний раз не попадаться на глаза хозяевам. Но уж если кто-то замечен кем-нибудь из Кэптхорнов, то виновен в том, что «путается под ногами», а они этого не любили и не прощали.

Габриэль не нравился Кэптхорнам, и именно поэтому стал «хорошим мальчиком», который их почти не беспокоил. Иначе было с сестрами, которые жили в Хадлстоуне, они куда острее чувствовали букву закона, и требования их были строже. Монахини занимались, главным образом, воспитанием и образованием детей, наставляя их в катехизисе и добавляя к этому столько дополнительны знаний, сколько, по их мнению, без усилий могли переварить юные мозги. Но и в Монастыре Гэбриэля считали хорошим и необычайно умным мальчиком.

Успехи Габриэля в искусстве хорошего поведения, конечно, куда больше были вызваны страхом перед возможными последствиями, чем искренним желанием доставить другим удовольствие, но сестры, похоже, не придавали этому значения. Им нравилось держать детей в постоянном страхе перед суровостью Господа. Увы, Господь казался Габриэлю далеким от повседневной жизни, а вот сами сестры повергали его в ужас своей нетерпимостью, постоянной придирчивостью и неустанной заботой о его душе.

Со своей нынешней дозорной вышки Габриэль не видел огорода, где выращивались овощи и где иногда под наблюдением сестер работали дети постарше, на прополке или уборке урожая, смотря по времени года. Он видел только дикую природу: кусты черной смородины и боярышника боролись за место под солнцем с крапивой, лопухами и другими сорняками.

Внезапно мальчик замер, заметив, что кто-то в монашеском одеянии движется среди колючих кустов. Он с тревогой подумал, что это может быть сестра Клэр или даже сама Преподобная Матушка, но немного расслабился, когда понял, что это сестра Тереза.

Сестра Тереза не вела уроков. Многие найденыши, вероятно, даже не догадывались о ее существовании. Однако, с недавних пор, для Габриэля ее существование стало очень важным и знаменательным фактом. После того, как он обнаружил у себя демоническое зрение, открывшее ему то, что другие дети, а, возможно, и все люди, обычно не видят, душа сестры Терезы стала для него своего рода маяком над морем смятения. Габриэль знал сестру Терезу не извне, а изнутри. Он знал, что она такое, чем хочет и надеется стать. Несмотря на то, что сестра Тереза была к нему спиной, Габриэль знал, чем она занята в эту минуту. Она собирала терновые ветки, чтобы сплести венец. Этой работой она исколет в кровь все пальцы, как у Габриэля. Но, как и он, Тереза больше не боится боли, ей это тоже доставляет приятное чувство опьянения. Сестра Тереза завораживала Габриэля, и в то же время он боялся ее. Ему казалось, что если она когда-нибудь столкнется с ним и посмотрит ему в глаза, то немедленно увидит, что он такое. Ведь и у нее есть внутреннее зрение, только отнюдь не демоническое.

Сестра Тереза твердо решила достичь святости, а святые, как и сам Иисус, обладают силой находить и наказывать демонов. Габриэль не хотел, чтобы демона, который в него вселился, обнаружили, и ужасом думал о том, что с ним случится, если он допустит, чтобы демона наказали. Он слишком хорошо понимал, что позволил ему себя погубить. Ему нравились мощь, сила и власть, которые давал ему демон, и не мог так просто отказаться от преимуществ внутреннего зрения, какие бы жуткие и удивительные вещи оно ему ни позволяло увидеть. Он хорошо помнил, на что похожа жизнь обычного мальчика, неодержимого и незрячего, того, у кого нет ни дома и ни семьи, не важно, хорошим или плохим, следующим всем правилам и выполняющим все требования или нет. Габриэль не настолько любил и понимал добродетель, чтобы раскаиваться в том, случилось.

Если уж кому-то непременно нужно доверять, то он предпочел бы Моруэнну и своего демона, а не Бога или кого-либо из его служителей.

Осторожно, покрепче держась за ненадежный плющ, Габриэль стал спускаться во двор. Благополучно приземлившись, он немедля нырнул в кусты, спеша подальше от места, где недавно видел девушку, собиравшую терновые ветки. Благополучно обойдя ее, он вернулся к своей игре, переполняемый дерзким воодушевлением, до тех пор, пока сумрак не опустился на землю, и за ним явился Люк Кэптхорн, то ругавшийся, то звавший, немало раздосадованный.

2

Гэбриэль, стараясь не отставать, рысью бежал за Люком Кэптхорном назад в Приют. Люк что-то бормотал на ходу, его сетования смешивались с проклятиями. Он снова и снова повторял, что Габриэль тяжкое испытание для тех, кто о нем заботится, вечно всем задает хлопот, и этому маленькому байстрюку следует знать свое место.

Люк всегда с удовольствием напоминал детям, что лишь немногие из них знают, кто их отцы. Одним из немногих преимуществ в жизни, которое получил он сам, было законное рождение. Преимущество это оказалось весьма убогим: мистер Кэптхорн давным-давно бросил жену и сына и был для найденышей такой же легендой, как царь Ирод или Лондонские оборотни.

Только когда они дошли до Приюта, Габриэль понял, что Люку не просто, ни с того ни с сего, взбрело в голову его искать. Габриэля привели в гостиную миссис Кэптхорн, где на столе уже стояло металлическое корыто, а на огне грелось несколько чайников. Миссис Кэптхорн подошла, чтобы помочь Габриэлю раздеться. Этот процесс обычно затягивался надолго. Не потому даже, что он терпеть не мог, когда его трут и скребут, а потому что ему ужасно не нравились пухлые и быстрые пальцы миссис Кэптхорн. К счастью, она оставила его, чтобы заняться более ответственным делом смешивания горячей и холодной воды. Пока она колдовала с чайниками, добиваясь того, чтобы температура достигла в точности той отметки, которую природа и безупречная интуиция миссис Кэптхорн считали подходящей для мытья маленьких мальчиков, он был предоставлен самому себе. Когда он забрался на стол и влез в корыто, миссис Кэптхорн швырнула его зимнюю одежду в угол. Настало время получить новый костюм.

Габриэль всегда остро чувствовал унижение, особенно в такие моменты. Он не выносил, когда его личность становилась орудием для каких-то затей миссис Кэптхорн. Сейчас, когда его тело было лишь одеждой для мощи и разума вселившегося в него демона, мириться с таким обращением становилось все тяжелей, но он продолжал подчиняться. На вид он оставался все тем же девятилетним мальчиком, и мир по-прежнему относился к нему именно так, и Габриэль не мог позволить той силе, которая поселилась в нем бросить вызов такому обращению. Нельзя позволить ей проявить себя раньше времени, надо еще хорошенько обдумать, чего и как он хочет добиться, а не просто взрываться и негодовать.