Накануне - Кузнецов Николай Герасимович. Страница 52

Из политработников подводных лодок нельзя не вспомнить М.3.Кривицкого. Это был прямой и честный человек, открыто высказывавший свои убеждения. В 1938 году он был начальником политотдела бригады подлодок. Когда арестовали командира бригады Г.Н. Холостякова, Кривицкий нашел в себе мужество заявить, что он не верит, будто Холостяков враг народа.

Позднее па других флотах мне приходилось встречать политработников из бывших дальневосточников – В.П. Алексеева, Л.Н. Пурника, М.Г. Быкова, В.В. Карякина и многих других.

Следует признаться, что иногда у меня случались и шероховатости во взаимоотношениях с отдельными политработниками. Я не искал хорошего к себе отношения во всех случаях жизни и шел на конфликт, если считал это необходимым для дела. Ведь хорошие отношения с подчиненными – это еще не доказательство правильного поведения руководителя. Частенько спорили, подчас чрезмерно горячо, но в конце концов приходили к единому мнению.

Особенно приятной была встреча в этих новых далеких местах со старыми знакомыми по службе или учебе.

Встречи на Дальнем Востоке чем-то напоминают мне встречи соотечественников вдали от Родины. Когда я служил на Черном море, то многих знал только по фамилии. А во Владивостоке встретился с ними, как со старыми добрыми знакомыми. Вспоминали крейсера, на которых вместе служили, теплое Черное море, походы, учения…

В первые же дни приезда я встретил во Владивостоке инженера-электрика М.И. Денисова. Вместе с ним мы плавали на «Червоной Украине» еще в 1927 году. Он и тогда был уже немолодым человеком, но флотскую службу любил и крепко привязался к своему кораблю.

На «Червоной Украине» в ведении Митрофана Ивановича находились все электромоторы – а их на корабле немало. Самые большие хлопоты причиняли ему так называемые исполнительные моторы, с помощью которых перекладывали огромный руль. Случалось, они отказывали, и крейсер, положив руль, скажем, на правый борт, начинал циркуляцию, которую не удавалось сразу остановить. Тут могли произойти и крупные неприятности. Выручал всегда Денисов. Он стремглав бросался в глубокую шахту – на самое дно корабля, куда вел узкий скоб-трап, по которому только и можно было добраться в румпельное отделение к злополучным моторам. Денисов наводил там порядок и затем поднимался на верхнюю палубу весь в поту, но с довольным лицом.

На Черном море мы как-то потеряли друг друга из виду и вот снова встретились во Владивостоке. Оказалось, что мы даже живем в соседних домах. Но разговор у нас поначалу как-то не клеился. Я обращался к нему по-прежнему на «ты», звал его попросту Митрофаном Ивановичем. Он же перешел на «вы», намекая, что теперь наши отношения, дескать, уже не те, что я стал для него высоким начальством…

– Вы, наверное, и в гости ко мне теперь не придете, – сказал он мне однажды.

– Почему? – удивился я. – Позовешь, так приду. В субботу вечером, как договорились, я побывал у Денисова в гостях…

О товарищах, которых я здесь назвал, хотелось бы рассказать куда больше. Но их качества в полной мере раскрылись в годы Великой Отечественной войны. А об этом я еще собираюсь написать.

Встречи с В.К. Блюхером

Здесь, на Дальнем Востоке, я познакомился с маршалом Василием Константиновичем Блюхером.

О Блюхере я впервые услышал, будучи курсантом военно-морского училища. В октябре 1925 года наша рота выехала в Москву на похороны М.В. Фрунзе. После печальной церемонии мы присутствовали на большом митинге частей гарнизона Московского военного округа. Мы прибыли туда строем, значительно раньше назначенного часа. Хозяева встретили нас гостеприимно. Зал еще был пуст, и мы под руководством местного политработника осматривали помещение. Наше внимание привлекла витрина. Мы увидели портреты К.Е. Ворошилова, М.Н. Тухачевского, С.М. Буденного, А.И. Егорова, В.К. Блюхера и других военачальников, героев гражданской войны. Наш гид коротко рассказывал о каждом из них. Из всего сказанного о Блюхере почему-то запомнилось, что в 1918 году он был награжден орденом Красного Знамени № 1. И еще меня удивила фамилия. «Почему Блюхер? Василий Константинович – и Блюхер?» – подумал я.

Позже я узнал, что В.К. Блюхер воевал на Урале и в Сибири против Колчака, сыграл выдающуюся роль в штурме Перекопа и освобождении Крыма. Потом громил интервентов на Дальнем Востоке. Какое-то время о Блюхере ничего не было слышно. Но позже узнали: маршал Блюхер и генерал Галин, бывший в 1924—1927 годах советником при Сунь Ятсене в Китае, – одно и то же лицо. В 1929 году его назначили командующим ОДВА. Конфликт на советско-китайской границе заставил тогда нас взяться за оружие, и В.К. Блюхер, отлично знавший Дальний Восток, возглавил оборону этого края. Тогда о нем много писали и говорили. Я узнал, что немецкая фамилия дана его предкам по прихоти помещика. На самом деле он сын ярославского крестьянина. Блюхер начал военную службу рядовым солдатом, а в годы гражданской войны вырос в крупного военачальника.

Несколько лет спустя, уже будучи в Испании, я снова услышал о маршале Блюхере. Однажды меня вызвали из Картахены в Валенсию, где в то время находились республиканское правительство, наше посольство и главный военный советник Г.М. Штерн. С Григорием Михайловичем мы были друзьями. Покончив со служебными делами, мы разговорились. Штерн, долгое время служивший в Наркомате обороны, хорошо знал многих наших военачальников. С особой теплотой он говорил о Блюхере, высоко оценивал его военный талант, подчеркивал, что на Дальнем Востоке Василий Константинович пользуется огромным авторитетом. «Когда маршал Блюхер на востоке, там можно иметь войск на один корпус меньше», – так, по словам Штерна, сказал однажды Парком обороны К.Е. Ворошилов.

Я и не ведал тогда, что через несколько месяцев окажусь во Владивостоке. Да и Штерн не предполагал, что в начале 1938 года мы встретимся с ним в Хабаровске, а маршал Блюхер будет нашим непосредственным оперативным начальником.

Моя первая встреча с В.К. Блюхером произошла во время флотских учений. Он прибыл на корабль вечером. В кают-компании руководство флота докладывало ему, как прошел первый день учений. Пока сухопутные части развертывались в районе Сучана и продвигались па север к перевалу, занимая ключевые позиции, подводные лодки должны были наносить удары по «противнику». Я еще не вошел в курс дела и сидел поодаль, слушая и наблюдая. Мне запомнилось лицо маршала, спокойное, мужественное. Блюхер слушал доклад начальника штаба флота А.Попова, делал время от времени замечания, задавал вопросы. Было нетрудно заметить, что маршал прекрасно знает Тихоокеанский флот. Уточнив, где ожидает флотское командование высадку десанта и почему именно там, а не в другом месте, Блюхер одобрил действия моряков.

– Вот мой новый первый заместитель, – представил меня маршалу командующий флотом Г.П. Киреев.

– Капитан первого ранга Кузнецов, – назвал я себя.

Маршал спросил, где я служил раньше и откуда прибыл.

– Значит, все больше на юге плавали. А как смотрите на службу на Востоке, да еще Дальнем?

Я ответил, что с удовольствием воспринял это назначение.

На следующий день Блюхер вышел с нами в море, наблюдал за действиями кораблей. Потом, сойдя в бухте Находка на берег, мы сели в газики и помчались по Суданской долине, не раз пересекая мелководную в то время года речку. Мимо проходили пушки, танки и горнострелковые части с навьюченными лошадьми. Части занимали позиции на перевале. По плану учений, «противник» должен был высадить десант в заливе Владимира и попытаться прорваться в Сучанскую долину.

Для меня все было ново – местность, люди, техника. Я присматривался к работе походного армейского штаба и самого маршала Блюхера.

Недалеко раздались один за другим несколько очень громких выстрелов.

– Какая пушка, по-вашему, стреляет? – спросил меня неожиданно Василий Константинович.

– Вероятно, калибром в сто двадцать миллиметров, – ответил я.

– Нет, вот это как раз и невероятно, – улыбнулся Блюхер. – Здесь таких пушек нет. Это бьет трехдюймовка. Но ничего, – как бы желая сгладить мой конфуз, сказал он. – Даже армейские товарищи иногда не могут по звуку определить калибр орудий: в горах это особенно трудно. И все-таки надо научиться.