До последнего - Балдаччи Дэвид. Страница 103

— Как хорошо, Веб, что этому мальчику устроили праздник. А что вы можете сказать об имениннике? Как он выглядит?

— Он довольно высокий, и у него темные волосы. Вот он надувает щеки и задувает свечки на торте. И все начинают петь, поздравляя его с днем рождения.

— А отец этого мальчика тоже поет вместе со всеми? Вы его видите, мистер оператор?

— Да, я вижу его, вижу. — Веб покраснел и стал дышать шумно и быстро. Клер внимательно следила за его состоянием. Она не стала бы рисковать его физическим и психическим здоровьем ни при каких условиях.

— Ну и как же выглядит отец мальчика?

— Он очень большой. Больше, чем все мужчины в комнате. Настоящий великан.

— И что же происходит между мальчиком и его великаном-отцом, мистер оператор?

— Мальчик бежит ему навстречу, а отец поднимает его как пушинку и сажает себе на плечи.

— Какой, однако, сильный у него отец.

— Отец целует мальчика. Потом отец с ребенком на плечах кружится по комнате, и они вместе распевают какую-то песню.

— Прибавьте звука, мистер оператор. Вы слышите слова песни?

Веб было покачал головой, но потом кивнул в знак согласия.

— Да. Там что-то говорится о блестящих глазах.

Клер порылась в памяти, и тут ее осенило: она вспомнила, что Харри Салливан был ирландцем.

— Он поет песню «Ирландские глаза». Там есть такая строчка: «Ирландские глаза смеются» — верно?

— Похоже на то, — сказал Веб. — Но нет, он сочинил к этой песне свои собственные слова. Получилось смешно, и все в комнате смеются. А теперь он передает мальчику какую-то вещь.

— Это подарок? Подарок по случаю дня рождения?

Лицо Веба исказилось, и он всем телом подался вперед. Клер забеспокоилась и пересела поближе к Вебу.

— Расслабьтесь, мистер оператор. Это просто картина из жизни, которую вы наблюдаете сквозь объектив своей камеры. Повторяю, это просто репортаж из жизни семьи. Что вы видите сейчас?

— Я вижу нескольких мужчин, которые вошли в комнату.

— Что это за люди? Как они выглядят?

— На них одежда коричневого цвета, а на головах — ковбойские шляпы. У них есть оружие.

Сердце у Клер замерло. Следует ли ей продолжать этот рискованный репортаж из прошлого — или, быть может, она должна на этом остановиться? Еще раз пристально посмотрев на Веба, она заметила, что он стал успокаиваться.

— Что сейчас делают эти люди, мистер оператор? Чего они хотят?

— Они уводят отца семейства. Он кричит на них, они на него... Потом эти ковбои надевают ему на руки какие-то блестящие штуковины. Мать хватает мальчика, прижимает к себе и тоже начинает кричать.

Веб прикрыл рукой глаза и с такой силой стал раскачиваться в кресле вперед-назад, что едва его не опрокинул.

— Теперь кричат все, кто находится в комнате. И мальчик кричит: «Папочка! Папочка!» — Тут Веб сам сорвался на крик.

Вот черт, подумала Клер. Как это он сказал: «Ему надевают на руки какие-то блестящие штуковины»? Господи, помилуй! Да это же полицейские, которые пришли арестовывать Харри Салливана во время праздника, который он устроил по случаю дня рождения своего сына!

Посмотрев на Веба, Клер заговорила воркующим, успокаивающим голосом:

— Расслабьтесь, мистер оператор. Сейчас мы с вами переместимся в другое место. Отведите камеру от этой картины, а я пока подумаю, куда мы с вами отправимся. Ну вот, теперь в объективе камеры затемнение, и вы снова можете вернуться к приятной релаксации. Все ушли, никто больше не кричит и не ругается. Все исчезло. Вокруг вас бархатная, расслабляющая темнота.

Веб медленно положил руки на подлокотники, опустил затылок на подголовник и принял расслабленную позу.

Клер тоже требовалось передохнуть, и она откинулась на подушки оттоманки. Во время сеансов гипноза она навидалась всякого и узнала множество поразительных вещей из жизни своих пациентов, но привыкнуть к тому, что происходит во время сеансов, так и не смогла. Всякий раз все было по-другому, никогда не повторяясь и требуя от нее огромной эмоциональной отдачи. Кроме того, ее беспокоило состояние Веба, и она, поглядывая на него, раздумывала, следует ли ей двигаться вперед или лучше оставить все как есть и больше его гипнозу не подвергать.

Наконец она приняла решение.

— Сейчас, мистер оператор, — сказала она, — мы двинемся дальше. — Она заглянула в бумаги из дела Веба, которые перед началом сеанса спрятала под диванную подушку. Когда она, беседуя с Вебом, заглядывала в его дело, он всегда приходил в раздражение, и она это учла. Если разобраться, в этом не было ничего необычного. Кому понравится, если кто-то роется в твоем жизнеописании, не предназначенном для чужих глаз? Она сама пережила несколько неприятных минут, когда Бак Уинтерс в разговоре с ней прибег к такой же тактике — сообщил ей кое-какие сведения из ее собственного дела.

— Итак, мы перемещаемся в... — Тут она подумала, сможет ли в дальнейшем контролировать ситуацию, справится ли. Через минуту, однако, она взяла себя в руки и назвала Вебу новую дату — день и год, когда погиб его отчим.

— Что вы видите, мистер оператор?

— Ничего.

— Ничего? — удивилась Клер. — В таком случае поверните камеру. Теперь что-нибудь видите?

— Я по-прежнему ничего не вижу. Кругом сплошная темень.

Странно, подумала Клер.

— Может быть, там у вас ночь? Включите освещение, мистер оператор.

— На видеокамере нет осветительного устройства. К тому же я не хочу ничего освещать.

Клер наклонилась к Вебу: ее поразило, что на этот раз Веб обращался к самому себе. У нее было такое ощущение, что так называемый оператор направил свою воображаемую камеру в собственное подсознание. Тем не менее Клер решила продолжать сеанс.

— Объясните, почему вы не хотите осветить это место?

— Потому что я боюсь.

— Чем же напуган маленький мальчик? — Она должна была придерживаться объективных фактов, хотя Веб продолжал восхождение к вершинам субъективного. А падение, она знала, могло оказаться долгим и очень болезненным.

— Потому что там — он.

— Кто — Реймонд Стоктон?

— Реймонд Стоктон, — повторил Веб.

— А где же мама этого мальчика?

Грудь Веба высоко вздымалась, а руки с такой силой вцепились в подлокотники кресла, что побелели костяшки пальцев.

Сейчас голос у Веба был и впрямь как у мальчика, не достигшего еще половой зрелости, — высокий и пронзительный.

— Уехала. Нет, вернулась. И затеяла драку. Она всегда с ним дерется.

— Ваши мать и отчим дерутся?

— Постоянно. Ш-ш-ш! — шикнул Веб. — Он идет. Он идет!

— Откуда вы знаете? Вы что-то увидели?

— Дверь скрипит. Она всегда скрипит — да так противно... Вот он поднимается по ступенькам. Он их наверху держит. Наркотики, я хотел сказать.

— Расслабьтесь, Веб, прошу вас. Все хорошо. Все хорошо. — Клер не хотела до него дотрагиваться, потому что боялась его испугать. Но она придвинулась к нему так близко, что их отделяли друг от друга какие-нибудь несколько дюймов. Она смотрела на него, как смотрит на своего ребенка в минуту опасности мать. Она уже начала готовиться к тому, чтобы завершить сеанс, пока ситуация не вышла из-под контроля, но другая часть ее существа требовала продолжения работы с его подсознанием.

— Он наверху лестницы. Я его слышу. А мать стоит внизу. Она чего-то ждет.

— Но вы же ничего не видите. Там темно.

— Я вижу. — К большому удивлению Клер, его тон резко изменился. Теперь в его голосе звучала угроза. Он уже больше не пищал, как напуганный маленький мальчик.

— И что же вы видите, мистер оператор?

Неожиданно Веб закричал так громко, что Клер от испуга едва не свалилась на пол.

— Черт побери! Ты уже все знаешь, все знаешь...

На мгновение ей показалось, что он обращается непосредственно к ней, но такого прежде на гипнотических сеансах не случалось. Но что он хотел этим сказать? Что она знает о том, что тогда произошло? В следующую минуту Веб снова заговорил, но уже гораздо более спокойным тоном.