Гончие Гавриила - Стюарт Мэри. Страница 14

– Я вас не стеснила? Мистер Летман, не знаю, что сказать. Выгнала вас из вашей комнаты!

Но он прекратил мои протесты. Просто налил мне супа, передал хлеб, а заодно наполнил стакан вином. Казалось, он вымаливает прощения за то, что раньше не хотел меня впускать. Или, как только леди Харриет решила меня принять, в силу вступило обычное арабское гостеприимство, и не было ничего, чего бы арабы не сделали для моего удобства. Какая бы то ни было связь между моим полным жизни хозяином и бестолковым, сонным или накурившимся молодым человеком, с которым я общалась днем, казалась совершенно иллюзорной. Он решил сделать все, чтобы развлечь меня, и мы приятно болтали в течение всего ужина.

Он много знал об истории дворца, занимательно рассказывал о том, что называл «уцененным двором» Дар Ибрагима, но я заметила, что он очень мало говорит о самой бабушке Ха. Мне показалось, что эта сдержанность говорит об уважении и симпатии. Надо всем остальным он издевался, но, как бы она на это ни напрашивалась, он не затрагивал свою патронессу, и по этому поводу нравился мне еще больше. Он явно интересовался всем, что я говорила о семье. Единственно, что я намеренно старалась не упоминать, так это присутствие в Сирии Чарльза и тот факт, что он тоже планировал визит. Я намеревалась найти подходящий момент и самостоятельно сказать бабушке, что он хочет видеть ее, и, таким образом, избежать дискуссий через вторые руки. Если Чарльз прав, вряд ли возникнут какие-то возражения. Если она с такой готовностью согласилась увидеть меня, хотя почти не помнила, ее любимый Чарльз мог считать себя уже приглашенным.

В девять Халида принесла чай и сообщила, что Насирулла вернулся в деревню, а моя комната готова. Внешне она не походила на брата, была намного моложе и стройнее. Она оказалась смуглокожей арабкой, с ореховой, а не оливковой кожей, огромными темными глазами, стройной шеей и нежными руками. Платье из бронзово-зеленого дорогого на вид материала, глаза подведены по лондонской моде, а под тонким шелком скрывался, если я, конечно, не ошиблась, французский открытый бюстгальтер. Как большинство арабских женщин, она носила свое богатство на запястьях, которые звенели от тонких золотых браслетов. Она вовсе не казалась простой арабской девушкой и, насколько я способна об этом судить, не ради Адониса навела такую красоту. Говоря мистеру Летману (на английском) про комнату, она посмотрела на меня и передала взглядом обычное сообщение, ясное любой женщине на любом языке от эскимоски до аборигенки: «Не то, чтобы он посмотрел на тебя, такое чучело в этих штанах, но не лезь поперек дороги, а то пожалеешь».

Потом, скромно опустив черные глаза, она сказала Джону Летману на своем нежном английском с мягким акцентом:

– Когда закончите пить кофе, леди снова хочет вас видеть.

Она вышла и оставила дверь открытой. Я смотрела, как ее стройная грациозная фигура исчезает в тени аркады, покидая слабый свет лампы, но мне показалось, что она ушла не слишком далеко. Скоро я поняла, что права. Там, где вода озера отражала заполненное звездами небо, я заметила движение. Девушка пробиралась в кустах, а потом замерла у края воды, наблюдая за нами через открытую дверь. Джон Летман и не попытался ее закрыть. Он явно спешил допить кофе и среагировать на вызов. Я тоже поспешила.

Скоро он встал на ноги.

– Боюсь, что должен вас покинуть, но вернусь, как только она разрешит, и отведу вас. Вы уверены, что вам удобно?

– Почему нет? Не волнуйтесь, мне хорошо. Я найду книжку.

– Конечно, берите, что хотите. Можно поднять лампу повыше, если недостаточно светло, Халида покажет как.

Зазвонил звонок где-то в глубине здания, очень громко в приглушенной ночи. И где-то близко проснулись и яростно залаяли собаки. Судя по звуку, большие собаки, внутри здания и очень близко.

– Что случилось?

– Просто ваша бабушка проявляет нетерпение. Мне пора идти. Извините. Вернусь, как только смогу.

– Но собаки!

– Не обращайте внимания, они всегда устраивают дьявольский шум, когда звенит звонок. Не стоит волноваться по этому поводу, я их запру, прежде чем вернуться к вам.

– Запрете? Вы хотите сказать, что они свободно ходят по дому? Они, наверное, опасны?

– Ну, это сторожевые собаки, так что они должны такими быть. Но их выпускают только ночью, и они не могут попасть в сераль, если держать закрытой главную дверь. Вы в полной безопасности. – Он неожиданно улыбнулся. – Не волнуйтесь, в эту ночь вас не съедят заживо, по крайней мере, собаки.

Он ушел. Я слышала, как закрылись деревянные ворота, через несколько мгновений Летман окликнул собак. Лай прекратился, восстановилась тишина. В дверях возникла Халида в своем мерцающем шелке.

– Если пойдете со мной, покажу комнату. – Она зажгла еще одну лампу в спальне и поставила на полку у кровати.

Эта комната была близнецом предыдущей, но казалась больше, так как из мебели в ней имелись только узкая металлическая кровать, бамбуковый стул и скопище покрашенных в черный цвет полок, на которых стояло красивое зеркало в оправе из черного лака и мятая старая жестянка с надписью S.S. Yangste Maid. Голый пол. Кровать застелена желтоватым и не слишком хорошо выглаженным льняным бельем. Я подумала, что в спальне Халиды наверняка намного больше восточной роскоши. Интересно, Джон Летман именно это подразумевал под «спать с другой стороны»? Однако причиной моего следующего вопроса была не эта мысль.

– Получается, что я выжила мистера Летмана? Где он будет спать?

Девушка пожала плечами.

– Здесь масса комнат. – Потом она посмотрела на меня не то чтобы слишком легким взглядом, и решила добавить в свою манеру общения некоторый оттенок вежливости, что ей явно давалось с трудом. – Он часто с леди всю ночь. Может лечь спать утром.

– Ну и хорошо, может, я внесла беспорядка меньше, чем подумала. – Я улыбнулась. – Но боюсь заставлять два раза перестилать постели – большая нагрузка.

На это она не среагировала, возможно, знала английский недостаточно хорошо для вежливого ответа.

– Видели ванну?

– Да, спасибо. Воду можно пить?

– Нет, но на подносе с ужином была вода. Я ее оставлю. Если больше ничего?..

– Да, пожалуй, благодарю. Все выглядит очень хорошо, и, уверена, мне будет удобно. Да, не могли бы вы показать, как делать свет ярче, пожалуйста? Мистер Летман сказал, что пока я жду, можно почитать его книги.

Она подчинилась, подняла лампу и поставила на стол среди книг. Я поблагодарила девушку и начала их рассматривать, а она занялась перекладыванием использованных тарелок на поднос. Она больше не разговаривала, но все время наблюдала за мной, и не нужно было обладать избыточным воображением, чтобы заметить враждебность в ее косых взглядах.

Я чувствовала себя неловко, хотела, чтобы она скорее ушла, и постаралась сконцентрироваться на выборе книги. Для легкого чтения часа на два было очень трудно что-нибудь подобрать. Арабская грамматика, несколько книг о Сирии и Ливане, которые я уже читала, выздоравливая в комнате Чарльза, и набор книг, очевидно, характеризовавший труды Джона Летмана – все об оригинальной леди Ливана. Я посмотрела на титульные листы. Как я и думала, это оказались личные экземпляры бабушки Ха, видимо, выданные личному доктору для углубленного изучения. Книги об исламе и Коран. Никаких медицинских справочников, очевидно, они слишком толстые, чтобы возить их с собой. Наконец, книги, подписанные его фамилией. Хаксли, Фрезер, Теофил Готье, «Братья Карамазовы» Достоевского… Мэрджори Эллингхэм, «Тигр в дыму». Последний том – Де Куинси. Я лениво переворачивала страницы, а Халида громко хлопала тарелками по подносу.

– Поедатель опиума не теряет моральной чувствительности и стремлений: он желает и жаждет так же искренне, как всегда, реализовать то, что считает возможным, и чувствует, что на него возложен долг. Но его интеллектуальное постижение возможного существенно превышает его силы, не только для завершения, но даже для попыток. Он лежит под грузом потусторонних кошмаров…