Хрустальный грот - Стюарт Мэри. Страница 69

— Езжай с миром. Но когда-нибудь возвращайся ко мне.

Нас кто-то прервал. Когда я уходил, он уже тщательно, от слова к слову, прорабатывал новые законы для города.

От Винчестера к Карлеону вела хорошая дорога. Стояла солнечная сухая погода. Поэтому мы не стали задерживаться в Саруме, а сразу поехали на север, пересекая Большую равнину.

Недалеко от Сарума находилось место, где родился Амброзиус. Сейчас я даже не помню, как оно называлось, но уже при мне его переименовали в его честь — Амберсбург или Эймсбери. Я никогда не проезжал через него и хотел на него посмотреть. Мы поднажали и прибыли туда до заката. Мне вместе с командирами предоставили жилье у старейшины города. По размерам местечко было не больше деревни, но там хорошо помнили, что здесь родился король. Неподалеку находилось место, где много лет назад саксами были предательски убиты около сотни представителей британской знати. Их похоронили в одной могиле, которая находилась к западу от Эймсбери, у каменного круга, который в народе прозвали «Пляской гигантов» или «Пляской висячих камней».

Я давно слышал о «Пляске», и мне не терпелось увидеть ее. Когда отряд вошел в Эймсбери и мы стали располагаться на ночь, я извинился перед хозяином и выехал один в поле. На протяжении многих миль оно тянется без единого холма, лишь изредка здесь встречаются колючие кустарники и утесник или одинокий дуб, потрепанный ветром. Закат наступал поздно, и в тот вечер я неторопливо ехал верхом навстречу лучам заходящего солнца. Сзади, на востоке, уже начали собираться темно-синие вечерние облака, и показалась ранняя звезда.

Похоже, я ожидал, что «Пляска» произведет на меня гораздо меньшее впечатление, чем каменное воинство, к которому я привык в Малой Британии, и сравнивал ее с кругом на острове друидов. Однако эти огромные камни поразили мое воображение. Само одиночество, окружавшее их посреди бескрайней равнины, наполняло сердце благоговением.

Я медленно объехал кругом и спешился. Лошадь осталась пастись, а я прошел между двух камней внешнего круга. Моя фигура по сравнению с ними отбрасывала пигмейскую тень. Я невольно замедлил шаг, словно гиганты протянули руки, задерживая меня.

Амброзиус спросил меня о «стреле, вынырнувшей из темноты», и я ответил ему положительно. Теперь мне предстояло выяснить, что же привело меня сюда. Оказавшись здесь, я почувствовал, что мне хочется покинуть это место. Что-то подобное я ощущал в Малой Британии, плутая между каменных исполинов, — словно кто-то древний, древнее, чем само время, дышал мне в спину. Подобное, но все же не похожее чувство возникло у меня и теперь. Здесь, мне казалось, теплая земля и камни, нагретые весенним солнцем, дыхнули глубоким подземным холодом.

С какой-то неохотой я пошел вперед. Быстро темнело, и чтобы добраться до середины, нужно было идти с осторожностью. Время и бури, а может быть, боги войны сделали свое дело. Большинство камней лежало в нагромождениях, но порядок их расположения, «рисунок», все-таки можно было различить. Передо мной открывался круг, но таких кругов я не видел в Малой Британии и не мог себе даже представить. Внешний круг состоял из огромных камней, половина которых еще стояла в виде полумесяца. Сверху их венчали смыкавшиеся между собой блоки, гигантским забором отгораживавшие круг от неба. Остальные глыбы, составлявшие внешний круг, стояли и валялись без всякого порядка, иные накренились, а лежавшие сверху камни упали на землю. Внутри большого круга находился маленький, и упавшие внутрь большие камни погребли под собой стоявшие внутри. В середине исполинские камни образовывали подкову, сложенную парными валунами. Три мегалита стояли нетронутыми, четвертый упал вместе со своим соседом. Одна подкова содержала в себе другую, поменьше, совсем целую. Самая середина, испещренная тенями, пустовала.

Солнце зашло, и небо на западе потускнело, приобретя зеленый цвет моря. Светила одинокая яркая звезда. Я застыл в неподвижности. Стояла тишина, в которой слышно было лишь, как пасся мой конь и позвякивала его уздечка. Наверху, на камнях, возились скворцы. У друидов они являлись священными птицами. Я слышал, что в прошлом друиды использовали «Пляску» для своих обрядов. Ходило много рассказов о том, что камни привезли из самой Африки, а установили их сказочные исполины, или о том, что это и были исполины, превращенные в камни заклятием во время исполнения своего танца. Но не из-за гигантов или проклятий веяло холодом от земли и самих камней. Их установили люди, деяния которых воспели в песнях певцы, подобные старому слепому барду из Малой Британии. Последний луч закатного света упал на стоявший рядом камень. Большой выступ на его стороне совпадал со впадиной на лежавшем на нем другом камне. Все это было сделано руками людей, мастеров, виденных мной ежедневно в Малой Британии, Йорке, Лондоне, Винчестере. Все эти массивные создания подняты руками людей под командованием мастеров и под музыку, слышанную мной от слепого музыканта в Керреке.

Я медленно прошел в центр круга, отбрасывая косую тень, превратившуюся в колеблющемся свете в отражение двуглавого топора. Помедлив, я обернулся, но тень качнулась и исчезла: я наступил в неглубокую ямку и растянулся во всю длину.

Ямка была углублением, вмятиной в земле. Это мог быть след давно упавшего камня или могила...

Однако поблизости не лежало камней подходящего размера, не виднелось и следов копания или захоронения. Трава была ровной, выщипанной овцами и коровами, и когда я медленно поднимался с земли, то под моими руками оказались мятые душистые соцветия маргариток. Но еще лежа я почувствовал какой-то подземный толчок, подобный удару стрелы, и понял, что именно для этого я здесь и оказался.

Я поймал свою лошадь, сел на нее и вернулся к месту рождения моего отца, проехав две мили.

Мы прибыли в Карлеон через четыре дня, и нашим глазам предстал совершенно изменившийся город. Амброзиус собирался сделать его одним из своих опорных пунктов, наравне с Лондоном и Йорком. Поэтому работы вел сам Треморинус. В городе восстановили стены, построили мост, очистили реку, укрепили берега и перестроили восточные бараки. Раньше военное поселение в Карлеоне занимало огромную территорию, окруженную невысокими холмами и рекой, сейчас требовалась только половина, поэтому Треморинус снес западные бараки и использовал строительный материал для постройки новых жилищ, бань и кухонь. Старые оказались в жутком виде, несравнимом даже с состоянием бань в Маридунуме.

— Сейчас никто не отказался бы послужить здесь, — сказал я Треморинусу, которому это немало польстило.

— Мы завершим не так уж скоро, — ответил он. — Ходят слухи о новых неприятностях. Ты слышал чего-нибудь?

— Ничего. Если это свежие новости, то я не мог их слышать. Мы находимся в пути целую неделю. Что за неприятности? Окта?

— Нет, Пасентиус. Это брат Вортимера, сражавшийся на его стороне во время мятежа и бежавший на север после смерти Вортимера. Ты знаешь, что он ушел на корабле в Германию? Говорят, он возвращается.

— Дайте ему время, и он обязательно вернется. Ты сообщишь мне, если будут какие-нибудь новости?

— Сообщу? Разве ты не остаешься?

— Нет, я уезжаю в Маридунум. Ты же знаешь, что это мой родной город.

— Я и забыл. Но мы еще увидимся. Я здесь задержусь, мы начали строить церковь. — Он улыбнулся. — Епископ прицепился ко мне, как овод. Похоже, пришло время подумать о небе, натворив столько дел на земле. Они также хотят поставить памятник в честь побед короля, что-то вроде триумфальной арки в староримском стиле. А здесь, в Карлеоне, мы возведем церковь во славу божию и Амброзиуса, вместе взятых. Хотя, если кто из епископов и должен получать лавры по этому поводу, то это должен быть Глочестер — старый Эльдад, он немало постарался. Ты видел его?

— Нет, лишь слышал.

Он рассмеялся.

— Но хоть сегодня ты переночуешь здесь? Поужинаем вместе.

— Спасибо, с удовольствием.

Мы проговорили до самой ночи, и он рассказал мне о своих замыслах и задумках. Ему было приятно, что буду приезжать из Маридунума посмотреть, как идет строительство. Пообещав это, я уехал на следующий день из Карлеона, отклонив лестное для меня и настойчивое предложение командира гарнизона дать мне эскорт. Я отказался, а к полудню уже увидел вдалеке свои родные холмы. На западе собирались дождевые тучи, из-за которых светящимся занавесом падали солнечные лучи. В такой день становится понятным, почему зеленые холмы Уэльса окрестили Черными горами, а долины между ними — Золотыми долинами. Полоски света лежали на лесах, заполнявших долины, а холмы, подпиравшие своими вершинами небеса, приобрели темно-синий и даже черный цвет.