Мадам, вы будете говорить? - Стюарт Мэри. Страница 15

Так я сидела, пока сцену не окутала тьма, а потом спустилась к своему «райли», отогнала его от дверей гостиницы за угол и поставила носом к дороге, почти вплотную к ней. Затем поднялась в свою комнату.

Где-то я читала, что рассвет над развалинами города – одно из лучших зрелищ в мире. Всматриваясь во тьму за окном и любуясь едва видимыми очертаниями скал и холма, я подумала, что книга, возможно, права. Я выйду пораньше, дождусь восхода солнца и проверю, действительно ли призраки королей Арля скачут прочь, заслышав крик петуха. Поэтому я не стала переодеваться в ночную рубашку, а только сбросила туфли и платье и улеглась на одной из кроватей. И почти сразу провалилась в сон.

Спала я, наверное, всего часа три или четыре, потому что, проснувшись и повернув голову, увидела не рассвет, а чуть заметное просветление. Я включила лампу и посмотрела на часы, но обнаружила, что забыла завести их с вечера. Выключив свет, я встала, подошла к окну и выглянула наружу. Моя комната выходила на юго-восток, и слева виднелось что-то похожее на прелюдию рассвета, мягкий отблеск света на нижнем краю тучи. Воздух был холодный и чистый. Стояла тишина.

Закрыв ставни, я снова зажгла лампу и оделась. Чтобы окончательно проснуться, сполоснула лицо и руки холодной водой, затем набросила жакет и спустилась вниз.

Входная дверь слегка скрипнула, когда я ее открывала, но никто, похоже, не услышал или не проявил по этому поводу беспокойства. Наверное, люди в отеле привыкли к любителям восходов в Лебо. Жалея, что у меня нет с собой фонарика, я осторожно выскользнула за дверь и направилась к заброшенным зданиям. Трава заглушала звук моих шагов.

Сколько я сидела там, между обтесанным камнем и скалой, не знаю. Достаточно долго, полагаю, так мое бодрствование в конце концов выманило рассвет. Я увидела, как первые лучи, предвестники солнца, стекли в чашу тучи на востоке и стали подниматься в ней, как закипающее молоко, наполняя ее до краев, пока не пролились, наконец, белым через золотой край, измазав темное лицо небес от края до края. На востоке, на севере, на юге облака истаяли, звезды, трепетавшие на грани исчезновения, унес рассветный ветер, и врата готовы были распахнуться по звуку трубы…

О, Боже, о, Боже, приходит рассвет…

Вдруг мне стало холодно. Приятная меланхолия растаяла, и на ее месте стало прорастать непрошеное зерно одиночества, которое могло превратиться в этом темном и диком месте в цветок отчаяния. Мне ужасно захотелось курить.

Я встала, потянулась и минуту смотрела на прибывающий свет, бессознательно ожидая, что трубы пронзительно пропоют утреннюю серенаду звездам.

Кто-то шевельнулся позади меня.

Шевельнулся и заговорил, пока я стремительно поворачивалась, охваченная паникой, прижав руки к горлу…

– Итак, я снова нашел вас, – сказал Ричард Байрон.

Он стоял всего в трех метрах от меня. В полутьме можно было различить только его силуэт, маячивший выше меня на склоне, но я где угодно узнала бы этот голос, холодный, язвительный, раздраженный, с неприятным оттенком насмешки. Он остался на месте, надо мной в темноте, и я знала, что попалась в ловушку в скалах так же надежно, как в запертой комнате. Налево от меня и за спиной – скала и возвышающиеся развалины контрфорса, направо – отвесный обрыв на южную равнину, передо мной – Ричард Байрон.

Застыв неподвижно, я ждала.

Он раскурил сигарету, и в пламени спички я снова увидела лицо из своих ночных кошмаров: темные волосы, упавшие на нахмуренные брови, суровые глаза с сузившимися от света зрачками.

Спичка прочертила короткую огненную дугу над утесом. Кончик сигареты стал красным, когда Байрон затянулся.

– Как вы сюда попали? – спросила я и почувствовала раздражение от того, что мой голос звучал как чужой.

Он сказал:

– Вы остановились на бензоколонке в Сан-Реми. Перешли дорогу и выпили коктейль в кафе на бульваре, пока вашу машину заправляли и мыли.

– Да, в самом деле. Вы… вы были в Сан-Реми?

– Был. И, подобно вам, выпил коктейль, пока они что-то делали с моим автомобилем. Я зашел на бензоколонку и ждал вас, но, когда услышал ваши расспросы о дороге в Лебо, понял, что никуда вы не денетесь, и решил отложить встречу. Здесь не так многолюдно, как в Сан-Реми, и у нас с вами есть что обсудить, не правда ли?

– Есть ли?

В его голосе не было никаких эмоций:

– Проклятая маленькая негодяйка, ты знаешь, что есть. Где Дэвид?

Итак, мы вернулись к тому, с чего начали, разве что исход для меня был немного яснее. Я знала, что не собираюсь говорить ему, где Дэвид, но знала также и то, о чем раньше только подозревала: он сумасшедший и не остановится ни перед чем, добиваясь желаемого.

– Где Дэвид?

– Спит в своей постели, надеюсь, – ответила я.

Он сделал нетерпеливое движение, и у меня сжалось сердце.

– Вы знаете, что я имею в виду. Где он?

– Не собираюсь вам говорить, – ответила я честно. Если мой ответ взбесит его, ничего не поделаешь, но лучше быть откровенной, чем уклончивой.

Он помолчал секунду, и я заметила, как сигарета вспыхнула снова, дважды, раз за разом.

Следующий вопрос поразил меня. Он резко спросил:

– Вы хотите денег? Если да, то сколько?

– Мне хватает и своих, – ответила я, когда голос вернулся ко мне. – Что вы хотите предложить – тридцать сребреников?

Я почувствовала, как он впился в меня глазами. Он снова затянулся сигаретой.

– Но я не отказалась бы от сигареты, – заметила я.

Я услышала, как он нащупал пачку, снова чиркнула и зажглась спичка. В этот раз его глаза внимательно следили за мной в ее свете. Он раскурил сигарету и, подойдя на шаг, протянул ее мне.

– В чем дело, – спросила я презрительно. – Вы боитесь, что я столкну вас в пропасть, если вы подойдете ближе?

– Послушайте, моя дорогая, – сказал Ричард Байрон ровно. – Так мы не продвинемся ни на шаг. Я хочу знать, где Дэвид. Вы знаете, но отказываетесь сказать. Прекрасно, мне придется заставить вас рассказать это.

Сигарета мне не помогла; я бросила ее с утеса. Короткий период, когда инициатива была в моих руках, завершился, и Ричард Байрон снова атаковал.

Я сказала храбрее, чем чувствовала себя:

– И как вы собираетесь это делать? Пытать меня? Не будьте ребенком, мистер Байрон.

Он свирепо ответил:

– Господи, с каким удовольствием я бы попробовал! Но если я прикоснусь к вам еще раз, то не ручаюсь за себя. И скорее всего сверну вам прелестную шею.

– Понятно. Гестаповские штучки. – Но мой голос дрожал.

– А почему бы и нет? Мне приходилось видеть, как это проделывали, и с женщинами тоже. Такие приемы дают результат так же часто, как и нет.

– Не будьте дураком, – оборвала я его резко. Ледяной ужас ночных кошмаров охватывал меня снова. Теперь Байрона было видно лучше, он возвышался надо мной, темный силуэт на фоне слегка розовеющего востока. – Если вы хоть пальцем шевельнете, чтобы дотронуться до меня, я закричу как резаная.

– Не беспокойтесь, я не собираюсь причинять вам боль. Пока. Но думаю, что нам надо кое-что прояснить.

Он отбросил свою сигарету, и от этого резкого движения внутри у меня все сжалось от страха. Мне стало нехорошо. Я оперлась дрожащей рукой о твердый камень, и рука немного скользнула в сторону. Она была мокрая от пота.

Ричард Байрон говорил без выражения, но его слова ударяли в меня, как молоток о сталь.

– Наверное, вы обо мне слышали. Раньше я говорил, что являюсь другом Дэвида. Это неправда, вы знаете. Я его отец, и, думаю, это дает мне право знать, где мой сын.

Я ничего не ответила. Прислонившись к камню, я боролась с тем же ощущением нереальности и кошмара, которое испытала на улицах Нима. И сражалась с волнами дурноты, снова и снова накатывающими на меня из холодной ночи.

– Я убил однажды, – любезно сообщил мне Ричард Байрон, – и вышел сухим из воды. Говорят, второй раз убивать легче. И уверяю вас, дурочка, что совершить это сегодня для того, чтобы добраться до сына, мне так же легко, как потушить сигарету.