Розовый коттедж - Стюарт Мэри. Страница 19

Глава 13

Сказанное соответствовало истине. Действительно, кто-то копал землю возле сарая, у середины стенки кладовки. Перерытая почва успела высохнуть, но раскоп все равно выглядел свежим.

Я стояла и смотрела на него, а от слов, сказанных в Ведьмином Углу, по моей спине бегали ледяные мурашки. Привидения, духи, темнота и движущиеся огоньки, перекопанная земля… Их общий смысл означал — «могила». Даже в солнечный день от этого слова веяло холодом.

Тут я взяла себя в руки. Могила? Кусок земли с потревоженной почвой занимал не более пары квадратных футов. Если здесь действительно кого-то зарыли, то покойник должен быть размером с кошку.

Зарыли. Это слово не содержало в себе леденящих ассоциаций, связанных с «перекопанной землей». Оно сочеталось со словом «сокровище». Кто-то зарыл сокровище. Сокровище вроде того, что было украдено. Я не смогла придумать, зачем кому-то понадобилось грабить бабушкин тайник, а потом закапывать похищенное в землю в нескольких ярдах от «сейфа», в саду, но мне надо было проверить, так это или нет.

Конечно, у меня не было лопаты. Дэйви, как мне напоминали с утомительной регулярностью, забрал все инструменты. Но на сей раз я не намеревалась ждать, пока он пройдет мимо, или идти за ним в Холл. В сарайчике для угля должна была стоять угольная совковая лопата. Неудобная и тяжелая, она, однако, вполне бы подошла.

Я пошла за лопатой, почти ожидая, что и она пропала вместе со всем остальным. Но нет, лопата оказалась на месте, прислоненная сразу за дверью угольного сарая. Я водрузила ее на плечо и вернулась к кладовке для инструментов. Уже приподняв лопату над землей, я заметила две вещи: во-первых, на ней засохла смешанная с остатками угольной пыли земля, а во-вторых — следы угольной пыли обнаружились и на перекопанной почве «могилы».

Значит, пришелец, виденный мисс Милдред, кто бы он ни был, тоже вынужденно воспользовался этой совковой лопатой. Свет мисс Милдред заметила в понедельник, инструменты забрали неделей раньше. Все сходилось. Мисс Милдред оказалась права, и я взялась за работу.

Я копала минут двадцать, и у меня заныла спина. Вырыв этим злополучным «совком» яму почти в полтора фута глубиной, я добралась до непотревоженной глины. И все. Ничего здесь не зарывали.

Значит, охота за утраченными сокровищами продолжается. Я убрала лопату на место и пошла в дом умыться и приготовить обед.

Найти альбом с фотокарточками, по крайней мере, труда не составило. В Розовом коттедже никогда не водилось много книг; бабушка читала еженедельники, которые называла «книгами», и больше почти ничего, кроме Библии, которая обнаружилась в нижнем ящике шкафа вместе с альбомом. Это был не только и не столько альбом для фотографий, сколько нечто вроде семейной книги для памятных записей: кроме фотокарточек там лежал конверт со старыми пожелтевшими вырезками, в основном, как я установила, быстро их проглядев, о призах, которые дедушка получал на цветочных выставках, и с заметками о событиях из жизни Семьи из Тодхолла, вырезанными из местной газеты. Об уходе из дома моей матери или об ее смерти ничего не нашлось. Либо эти события ее жизни не удостоились даже «эха», либо дедушка с бабушкой не озаботились сохранить заметки. Взяв шариковую ручку и блокнот, я уселась составлять список дат для викария.

Сомневаюсь, что кто-то, несколько лет не видевший старого семейного альбома, сможет быстро перелистывать его. Было сильно за полдень, когда я нашла все необходимые даты; затем, сделав перерыв на чашку чая, достала список и занялась поиском затребованных бабушкой мелочей, выкладывая готовые к укладке вещи на шкаф и на стол в задней кухне.

Когда уже начинало темнеть, после того как я поужинала, вымыла и убрала посуду, раздался легкий стук в дверь. Удивляясь, кого могло занести ко мне в этот час, я открыла дверь и обнаружила за ней мисс Линси. Падающий из окна свет, обрисовывавший ее на фоне сгущающихся сумерек, сделал мисс Линси похожей на привидение. На ней было что-то вроде серого бесформенного плаща, который она придерживала на груди и по которому ее волосы растрепались больше обычного.

Она заговорила шепотом, с таким беспокойством оглядываясь украдкой через плечо, что я сама не заметила, как выглянула на улицу, чтобы проверить, не подслушивает ли кто поблизости. Но и сад, и дорожка были пусты.

— Кэйти, это всего лишь я. Можно мне войти?

— Ну конечно же. Рада снова вас видеть, мисс Линси.

Я отступила, придержав ей дверь:

— Боюсь, что огня я еще не разжигала, но…

— Неважно, ничего.

И с этими словами она скорее проскользнула, нежели прошла мимо меня:

— Вы плащ снимете или хотите остаться в нем?

Обычная вежливость, казалось, не возымела желаемого эффекта — снять драматизм, который мисс Линси виделся в этой ситуации. Она стремительно ворвалась на кухню, с трудом переводя дыхание, и оглянулась, чтобы проверить, заперла ли я за ней дверь. Затем, все еще придерживая свой плащ, она медленно обвела взором всю комнату, словно убеждаясь, что в ней нет никого, кроме нас.

— У тебя была открыта дверь.

Ее голос сделался громче, но еще не перестал быть шепотом.

— Да. Мы никогда раньше ее не запирали. В наших краях все так изменилось?

Я улыбнулась, пытаясь вернуть ей уверенность, в которой она, как кажется, нуждалась. Не зашептать в ответ оказалось непростым делом:

— Я спрашивала у викария, не появлялись ли снова цыгане, но он уверяет, что их и следа нет. Но даже когда они останавливались здесь…

— Вот оно, ровно оно и есть. Они вернулись.

Я было шагнула к каминной полке за спичками для огня, но тут остановилась на полпути и обернулась. Она кивнула, покосившись в обе стороны, и мне пришло в голову, что взгляд у нее не столько безумный, сколько удрученный.

— Дайте мне только разжечь огонь, — сказала я, — и присядьте в кресло-качалку. Вот сюда. Скоро станет тепло, и тогда можно будет побеседовать.

Кое-как сложенная растопка занялась, мигая, потом разгорелась в яркое пламя. Мисс Линси опустилась в бабушкино кресло, распахнув плащ, и протянула руки к огню.

— Чашечку чаю… — не дожидаясь ответа, я вышла налить воды в чайник. Вернувшись с подносом, на котором стояли все чайные принадлежности, я увидела, что она сидит с альбомом на коленях, медленно переворачивая страницы.

Я поставила поднос:

— Молоко или сахар?

— Пожалуйста, не клади сахара.

Когда я поставила чашку рядом с ней, мисс Линси произнесла, словно со вздохом:

— Ах да. Вот оно. Я так и знала.

Я взглянула на открытую страницу. Там были четыре маленькие поблекшие черно-белые фотографии, сделанные, как я знала, дешевым маленьким «Брауни», которым дорожил дед. Снимки были не больше, чем два с половиной на полтора дюйма, но резкие, и детали получились хорошо. Одно фото изображало бабушку, сидящую у двери коттеджа с подушечкой для плетения кружев на коленях. Я вспомнила, сколько лет назад она плела на продажу тонкое кружево. Снова бабушка — возле ворот, собирает бобы, а рядом с ней я, совсем маленькая девочка, босоногая, в ситцевом платьице и полотняном чепчике, держащая в обеих руках корзину для бобов. Я — на ступеньке переднего крыльца в обнимку с нашим старым псом, Нипом. Четвертый — восхитительный, снятый в удачный момент снимок — изображал очаровательную стройную девушку, стоящую у садовой калитки с охапкой цветов. Она смеялась. Ее я помнила, за исключением последнего раза, всегда смеющейся. Мою мать, Лилиас.

— Неплохие фотографии, верно? — сказала я по возможности прозаическим тоном. — Я сверяла старые даты. Альбом несколько тяжеловат, да? Давайте я его заберу.

Я взяла альбом у мисс Линси и положила его на стол, потом села с другой стороны очага.

Прежде чем я успела сказать слова, она снова наклонилась вперед, устремив на меня пристальный напряженный взор:

— Ты ее помнишь слабо, я полагаю. Сколько тебе было, когда она ушла? Пять? Шесть? А я помню ее хорошо. Такие очаровательные создания не забываются. Так хороша, бедняжка. Если бы в те дни я знала то, что знаю сейчас, я бы предупредила ее… Но ведь тогда все случилось бы иначе, разве нет?