Это странное волшебство - Стюарт Мэри. Страница 49
Он пришел. Поднимал меня. Прижимался и толкал меня вверх, в воздух из черного кошмара.
Я смогла дышать. Оказалась на поверхности, поднятая нечеловеческой силой, которая точно не могла родиться во мне самой. Я выплескивала море из больных легких, а подо мной повернулось огромное тело, подняло и бросило поперек течения. Прежде чем море снова схватило меня и утащило, я опять получила грубый удар и полетела вперед, прямо на скалы.
Огромная волна понесла меня, совершенно беспомощную, и бросила, как камень. Я упала на дно… Нет, распростерлась на песке, уже хваталась руками за берег, а море убегало назад, тянуло меня за собой и чмокало. Я всхлипывала, меня тошнило, я ползла вперед, пока волны от меня не отвязались и не ушли, разгладив исцарапанный мной песок. И я поползла дальше на твердый сухой берег.
У меня осталось смутное воспоминание, что прежде, чем потерять сознание, я посмотрела в море на своего спасителя. Он выпрыгивал из волн, будто хотел увидеть меня в безопасности, его черное тело сверкало, след на воде горел зеленым и белым. Звездный свет отражался от плавника. А потом он исчез, победный хлопок хвоста эхом отразился от скал.
И я упала на песок в футе от воды.
20
Высоко надо мной в небе висел свет. Скоро он превратился в лампу в окне коттеджа высоко у скал, но остался далеким, как луна. Не хочется даже вспоминать, как я тащила собственное тело в промокшей ледяной одежде по крутой скалистой тропе. Но думаю, мне повезло, что тропинка там вообще оказалась. Со временем я взобралась наверх и привалилась к старой оливе отдохнуть. Она росла у ручья, который пробегал под грубым мостиком и отчаянно бросался в море. Я с трудом различала небольшую долину, оливковые деревья, между ними – фасоль и кукурузу. Среди старых деревьев светились окна домов, шумели листья, а на землю падали твердые фрукты и стучали, как дождь. Под ближним окном чернели кусты.
Я опять заставила двигаться свои дрожащие свинцовые конечности. Под босыми ногами лопались ягоды, трещали ветки, я стукнулась пальцем о камень и вскрикнула. Немедленно в ответ раздался лай, и злобная полудикая собака, каких полно в Греции, помчалась ко мне. Я почти не обратила на нее внимания, только сказала что-то, она подошла ко мне, зарычала, ткнулась холодным носом в ногу, но не укусила. В следующую секунду открылась дверь дома, выбросила поток света на траву. Наружу вышел мощный мужчина. Спотыкаясь, я вылезла на свет и пробормотала на английском: «Пожалуйста, пожалуйста… Можете мне помочь?»
Какое-то время он молча на меня смотрел. Вполне естественно. Я вылезла из ночи, как призрак, мокрая и грязная, в песке и пыли, а за мной по пятам шла собака. Потом он крикнул что-то, собака убежала, и что-то он сказал такое вопросительное. Не знаю что, даже не поняла, на каком языке, но какая разница, я разучилась разговаривать. Пошла на свет к человеческому теплу дома, вытянула вперед руку традиционным просительным жестом и упала на колени на пороге прямо к его ногам.
Обморок, наверное, длился недолго. Я слышала, что он кого-то звал, потом появился женский голос. Меня схватили руки, подняли, потянули в теплую и светлую комнату. Мужчина сказал что-то резкое своей жене и ушел, хлопнув дверью. Сначала я испугалась, стала думать, куда же он отправился. Потом женщина, издавая какие-то трудно различимые звуки, начала возиться с моей одеждой, и я поняла, что он просто вышел из единственной комнаты, пока меня раздевают.
Наверное, старуха задавала вопросы, но я не понимала, да и почти не слышала. Мои мозги от холода окостенели, как и тело, и дрожали от истощения и шока. Скоро меня раздели и вытерли замечательным льняным полотенцем, таким пожелтевшим, что скорее всего оно было частью приданого этой женщины. Она его до сих пор не использовала. Потом меня завернули в грубое одеяло, осторожно подтолкнули на деревянный стул у огня. Подбросили дрова, поставили сверху горшок, развесили мою одежду, с интересом ощупав нейлон. Потом старуха пошла к двери и позвала домой мужа.
Он вошел, пожилой, похожий на разбойника крестьянин с усами. К губе прилипла грязная самодельная сигарета. За ним следовали еще два крепких мужчины пониже ростом, но с такими же темными пламенными лицами. И все уставились на меня. Хозяин что-то спросил. Я помотала головой, но вообще-то то, что меня больше всего интересовало в тот момент, спросить было достаточно легко. Я вытащила руку из одеяла и обвела вокруг рукой. «Керкира? – спросила я. – Это Керкира?»
Буря жестов и утвердительных «не» принесла мне чувство физического облегчения. Начать общаться с людьми, узнать, где я нахожусь… Это необходимо, чтобы не рехнуться. Бог знает, какого ответа я ожидала, очевидно, еще не отделалась от своих кошмаров. Нужны были слова, чтобы вытащить меня из этого бреда – одинокая почти смерть в море, мучения на «Алистере», безымянная черная скала, на которую я карабкалась… Это Корфу, а это – греки. Я в безопасности. Я сказала: «Я англичанка. Вы говорите по-английски?»
На этот раз головы двигались по-другому, но я слышала, что кругом говорят слово «англита», так что они поняли.
Я попробовала еще раз. «Вилла Форли? Кастелло дей Фьори?»
Они опять поняли. Бурно заговорили, но я поняла только одно слово – «таласса» – это значит «море».
Я показала на собственное спеленутое тело. «Я… Таласса… Лодка… – Упражнениям в пантомиме очень мешало одеяло. – Плыть… Тонуть…»
Все зашумели. Женщина сунула мне в руки миску явно с выражениями симпатии. Это оказался какой-то суп, по-моему из фасоли, довольно густой и безвкусный, но горячий и сытный и для таких обстоятельств превосходный. Пока я ела, мужчины вежливо отвернулись и активно, хотя и приглушенно, переговаривались. Когда я закончила и вернула женщине миску, один из них, не мой хозяин, вышел вперед, прочистил горло и заговорил на очень плохом немецком.
«Вы из Кастелло дей Фьори?»
«Ja. – Мой немецкий был не намного лучше, но все-таки хоть какое-то понимание. Я заговорила, медленно выбирая слова. – Идти Кастелло, как далеко?»
Бормотание. «Десять. – Показал свои пальцы. – Ja, десять».
«Десять километров?»
«Ja».
«Это дорога?»
«Ja, ja».
«Есть машина?»
Он не сказал «нет», но его реакция была однозначна. Нет машины и никогда не было. Зачем им машины? У них есть ослы и женщины. Значит, я еще не вылезла из кошмара. Еще предстояло невозможное мучительное путешествие. Я попыталась сообразить, что будет делать Годфри.
На свидании он наверняка обнаружил, что одного пакета не хватает, понял, что его взяла я, и сообразил, куда я могла его спрятать. Можно надеяться на его уверенность, что никто не имеет никаких оснований его подозревать, иначе бы путешествию помешали. Хорошо бы он думал, что я сделала случайное открытие, например, увидела, как он несет пакеты, и стала их искать из любопытства. Потом я их нашла, осознала, что происходит что-то серьезное, испугалась, спряталась и начала изображать невинность, чтобы спасти свою шкуру. О Миранде он наверняка даже не подумал.
Ну хорошо, он от меня избавился. Мое исчезновение вызовет шум и слезы, которые могут привести к неприятным для него последствиям, учитывая смерть Спиро и Янни. Он может решить проигнорировать потери, но неожиданное исчезновение Г. Мэннинга, эсквайра, естественно, обратит официальное внимание на его дом, на эллинг, поэтому (поскольку явно еще не начался официальный розыск меня) он наверняка рискнет сегодня вернуться, чтобы найти и убрать последний пакет фальшивых денег.
И здесь я обязана появиться. Даже если Годфри будет встречать Макс, чтобы задержать этого преступника, нужны доказательства. Настоящие доказательства, не просто слова Адони и Миранды и даже Спиро. От этого Годфри наверняка отобьется без особых хлопот. И как только от него отвяжутся хоть на пять минут, Г. Мэннинг, эсквайр, навсегда исчезнет бесследно по подготовленному пути.
Я посмотрела на обступивших меня мужчин. «Есть телефон?»