Роза и лев - Стюарт Элизабет. Страница 40

— Я сделаю все, что смогу, но вряд ли мне удастся продержаться достаточно долго.

Он удалился с поклоном.

— О, Джоселин! Я не могу… Я не могу выйти замуж за этого человека, — всхлипывала Аделиза. — За кого угодно, только не за него. Как мог отец согласиться на это?

— Аделиза, послушай меня. Между объявлением о помолвке и настоящей свадьбой многое может произойти. Вполне вероятно, что свадьбы и не будет. К тому же ты почти обручена с Пелемом.

Джоселин наклонилась и обняла сестру за плечи.

— Сейчас нас должно волновать другое… Многие люди только и ищут повода для кровопролития, и твой вспыльчивый братец среди них. Воины Монтегью и солдаты де Ленгли уже вынули кинжалы из ножен. Схватка может начаться из-за любого пустяка. Конечно, ты права, Аделиза, с тобой обошлись возмутительно. Я знаю, как тебя пугает де Ленгли, но мы обязаны взвешивать каждое слово, нами сказанное. Необузданный нрав Брайана тебе известен. Он уже угрожал де Ленгли. Если он еще что-нибудь себе позволит, то многие мужчины расстанутся с жизнью.

Аделиза тыльной стороной ладони утирала со щек обильно льющиеся слезы.

— О, Джоселин, я не хочу, чтобы из-за меня кто-то пострадал, особенно Брайан. Но если бы ты была на моем месте, разве тебе не стало бы страшно? Ты не представляешь, как ужасно он вел себя со мною. Даже подумать не могу, чтобы остаться с ним когда-нибудь наедине… Еще раз испытать такое…

Нет, нет!

Она прикусила губу чуть ли не до крови.

— Я не могу стать его женой… — Слезы вновь потекли у нее из глаз. — Я не могу…

Джоселин вспомнила, как улыбка смягчает жесткие черты лица де Ленгли, как он заразительно смеется. Лишь однажды ей довелось услышать его смех, но это врезалось в ее память. И еще то, как руки Роберта обнимали ее, как целовали ее его губы. Внезапно безнадежное отчаяние, чувство горькой потери и жалости к самой себе охватило Джоселин.

Она сердилась на собственную слабость, но не могла справиться с собой. Ее негодование обратилось на сестру, но тут же ей стало стыдно за подобное чувство. Она еще крепче прижала к себе Аделизу, загоняя подлую ревность в самый дальний уголок своего сознания, зная, конечно, что эта ревность никак не может быть оправдана. Ведь Аделиза была само совершенство. Она заслуживала счастья быть супругой такого мужчины, как Роберт де Ленгли. Может быть, она единственная женщина на свете, которая была достойна его.

— О, Аделиза! Я не отношусь к тому, что случилось, с легкой душой. Поверь, что мне тяжело видеть, как ты страдаешь. Если б я могла что-то изменить, то обязательно бы это сделала. Ради тебя я готова на все. Но ты должна верить в лучшее. Мы выберемся из этой беды.

13

Наступила полночь и миновала, а за ней потянулись глухие ночные часы. Долгое празднество внизу, распитие эля и вина и невнятный говор — все наконец стихло. Большинство обитателей Белавура погрузились в сон.

Джоселин переговорила напоследок с поваром, подбодрила улыбкой сонного кухонного служку, из последних сил вращающего вертела с огромными кусками свинины над единственным оставленным на ночь открытым огнем.

Она сняла с колышка, вбитого в стену, свой плащ и набросила его на плечи. Поутру Стефан и его наспех собранная армия — включая воинов де Ленгли и отцовское войско — отправятся на север помогать Ральфу де Туннеллю, барону, который имел несчастье быть соседом жадного до чужих владений эрла Честера.

Ненасытный Честер осадил замок барона без предупреждения в надежде захватить его прежде, чем кто-либо сможет выбраться из него. На этот раз Честеру не повезло. Де Туннелль успел послать гонца к королю, и весть о новом подлом поступке Честера просочилась сквозь плотное кольцо осады.

Именно это событие нарушило все планы де Ленгли. Если бы Стефану не пришлось вмешаться в свару между Честером и де Туннеллем, он бы не оказался со своим войском поблизости от Белавура и не повстречал бы по пути вестников Монтегью с тревожными известиями.

Этим объяснялся столь неожиданный визит короля в Белавур. Стефан отклонился от первоначального маршрута, желая оказать услугу одному из самых могущественных своих вассалов и тем покрепче привязать его к себе.

Откинув засов, Джоселин выскользнула из уютной теплой кухни во двор замка — темный и пустынный. Лишь пара смоляных факелов освещала лестницу, ведущую на крышу крепости. Ветер безжалостно пригибал их чадящее пламя. Эти два светлых пятнышка были похожи на крохотных младенцев-близнецов, оставленных в ночи на расправу холоду и мраку.

Джоселин нахмурилась, одолеваемая тяжкими мыслями. От неуемной жадности Честера пострадал не только де Ленгли, но и Аделиза, которая ни разу не обидела ни одной живой души. Думать о сестре ей было особенно тяжело, а находиться сейчас рядом с Аделизой, лежать в одной постели, слушать ее тоскливое нытье и рассуждать о ее предстоящем замужестве с Робертом де Ленгли — вообще было невыносимо. Джоселин легче было переживать собственные огорчения на холоде и ветру и… в одиночестве.

Волна ледяного воздуха захлестнула двор, принеся с собой запахи палой листвы и гнилого валежника, предчувствие грядущих перемен, новых потерь и суровых испытании близкой зимы, которая вот-вот готова обрушиться на пограничный край.

Глубоко вздохнув, Джоселин закинула голову вверх и вглядывалась в темноту неба, усыпанного бесчисленными звездами, до тех пор, пока у нее не заболела шея. Но эта боль была ничто по сравнению с болью, гнездившейся у нее в душе.

В эту ясную ночь все стало для Джоселин предельно ясным. Острые лучи далеких звезд кололи глаза, причиняя такую же боль, как и мысли.

Джоселин, вздрогнув, повела плечами, расправила их, сбрасывая с себя ношу нелепых, смехотворных надежд. Как она была глупа, что позволила им возникнуть и изменила своему прежнему практичному и трезвому взгляду на окружающий мир и на то, что творится в нем.

Сперва она проявила редкостную наивность, размечтавшись о какой-то близости с Эдвардом Пелемом лишь только потому, что он был с ней добр. Затем Роберт де Ленгли ворвался в ее жизнь огненным метеором. Ее увлек бурный поток чувств, где все смешалось — и удивление, и страх, и восхищение. И Джоселин не отдавала себе отчета, что уже попала в водоворот, пока не стало слишком поздно выбираться из него. Пока король не сделал своего неожиданного объявления.

Теперь ею овладели совсем иные чувства — гнев и ревность. Инстинкт самосохранения, хладнокровие и ирония, оберегавшие ее прежде, куда-то улетучились. Она лишилась брони, в которую была одета, и ее израненная душа оказалась открытой для любого оскорбления. Если бы можно было сейчас забиться в какую-нибудь щель и подобно дикому животному зализывать свои раны, но ее не оставляли в покое. Отец и Брайан подвергли ее унизительному допросу о том, как обращался Роберт де Ленгли с ней и Аделизой, когда сестры находились в его руках.

Было очевидно, что мужчины из семейства Монтегью против любых кровных уз с де Ленгли, но открыто возражать королевской воле они не смели. Кроме возврата всех замков и земель, Роберт требовал еще и возмещения за потерю своих доходов на протяжении многих лет. Эта плата составляла немыслимую сумму.

Аделиза и ее богатое приданое, по мнению короля и его советников, вполне могли послужить наградой человеку, многократно доказавшему свою преданность королевскому знамени. Это бы смирило и отца невесты. А чтобы гот мог не слишком тревожиться о судьбе дочери, отданной замуж за бывшего врага, и вовремя воспрепятствовать возможному плохому обращению с ней супруга, Стефан предложил ему прибыльный пост наместника в одном из близлежащих графств.

Через несколько недель или месяцев Аделиза станет женой человека, который внушает ей ужас, лишь только потому, что так приказал король. У нее не было выбора. Спрашивать ее согласия никто не собирался. Женщина по закону принадлежит до замужества отцу, а после — супругу. Боже, помоги той, кого отдали в жены холодному негодяю или жестокому извергу. Жизнь ее будет адом, из которого нет никакого выхода. Кроме смерти. Джоселин убедилась в этом на примере своей матери.