Поцелуй шута - Стюарт Энн. Страница 39

— А она, то есть реликвия, может творить чудеса? — спросила Джулиана.

Если кубок действительно обладает магической силой, то первое, что попросит Джулиана, — это отправить мастера Николаса за сотни миль отсюда, и немедленно.

— Вещи не могут творить чудеса, доченька, только Бог, — тихо сказала Изабелла. — Ты не продолжала свое религиозное образование в то время, как жила в Монкрифе?

— Виктор мало интересовался религией, — ответила Джулиана. В действительности это еще было мягко сказано. Однажды Виктор избил священника за то, что тот осмелился упрекнуть его в распутной жизни.

Что касается Джулианы, то она не ссорилась с Виктором из-за его распутства, поскольку тогда он редко тревожил ее. Сама же Джулиана видела в выполнении супружеских обязанностей только боль и стыд, а потому была счастлива уступить брачное ложе любой другой женщине.

— По правилам, мне следовало бы поговорить с аббатом о твоем образовании, но в данном случае, думаю, будет лучше встречаться с ним как можно реже. Возможно, брат Бэрт согласится помочь тебе. В любом случае, святая работа по уборке часовни должна помочь тебе укрепить твой дух и очистить душу.

Джулиана весьма в этом сомневалась. Она стащила священную реликвию с ее законного места, где та хранилась долгие годы. Никакие хозяйственные работы, убери она хоть весь замок, не помогут ей очиститься от греха. На какое-то короткое мгновение ей даже захотелось рассказать матери о том, что она совершила, но, подумав, она не решилась. Обладание этой реликвией было ее единственной силой, и она совсем не хотела так просто с ней расстаться. Более того, пусть это покажется странным, но она чувствовала, что сама святая Евгелина одобряла ее поступок.

Возможно, Джулиана обманывала сама себя в попытке успокоить свою совесть; кража святой реликвии была преступлением против церкви и государства, и что еще хуже — преступлением против Бога. Наказание должно быть таким ужасным, что об этом даже страшно подумать.

Джулиана могла бы отнести его на место. Это было особенно легко сделать, пока еще никто не обнаружил пропажи. Можно засунуть кубок в рукав, снова незаметно проскользнуть в заброшенную часовню и положить его на место. Это было бы самым разумным.

Но только она не чувствовала себя особенно разумной. Если эта святая реликвия не могла совершать никаких чудес, то, по крайней мере, она могла бы стать просто очень дорогим подарком.

Джулиана решила, что лучше пока сменить тему.

— Вам и в самом деле очень повезло, что аббат настоял на воздержании, — сказала она.

— Почему же? Ведь физическая любовь между мужем и женой — это выражение любви к Богу и просто великолепная вещь. Я буду несчастлива, если аббат так и не снимет свой запрет.

— Несчастлива? Несчастлива от того, что вас избавили от стыда и мук супружеской постели? — воскликнула Джулиана, не веря своим ушам.

В тот момент, когда слова только еще сорвались с ее уст, она поняла, что сказала лишнее. На прелестном лице ее матери появилось выражение сострадания и боли.

— Моя бедная девочка, — тихо сказала Изабелла, невольно шагнув в ее сторону, словно желая заключить ее в объятия. — Что же этот человек сделал с тобой?

— Всего лишь выполнял свои супружеские обязанности, — пожала плечами Джулиана, жалея, что затеяла это разговор. — Неважно, все уже в прошлом. Если мне повезет, я никогда больше не выйду замуж и проживу остаток своих дней в благословенном целомудрии.

На лице Изабеллы появилось странное выражение.

— А как же дети? Ведь тогда ты не будешь иметь детей. А я так надеялась на внуков.

Рано или поздно, когда пройдет достаточно времени, возможно, боль уже не будет такой острой. Во всяком случае, Джулиана очень на это надеялась.

— Никаких внуков, — сказала она чуть дрогнувшим голосом. — Виктор наплодил бастардов чуть ли не от каждой женщины в Монкрифе, но мне так и не дал ребенка. Я сожалею, что огорчаю вас, однако на самом деле меня это не слишком тревожит.

— Ты очень плохая лгунья, дочка.

«Но становлюсь все лучше и лучше», — подумала про себя Джулиана. Ее мать не заметила, что гордость семьи Фортэм, кубок святой Евгелины, лежит у нее под кроватью.

Изабелла покачала головой.

— Ты еще обязательно узнаешь — во всяком случае, я молюсь об этом, — что дети — самый прекрасный дар божий, даже когда они тебя ненавидят за что-нибудь, что ты никак не могла изменить. И еще ты узнаешь, что есть и другие радости в браке — супружеская постель, например.

— Я не хочу об этом ничего слышать.

— Слова тебе и не помогут. Тебе нужен муж — нежный, любящий муж, который мог бы убедить тебя в этом.

— Нет уж, спасибо, — сказала Джулиана. — Мне и так хорошо.

— Боюсь, у тебя нет выбора, девочка.

Эти слова прозвучали словно смертный приговор. Джулиана почувствовала, как белеет ее лицо, от которого отхлынула кровь.

— Что вы имеете в виду? — прошептала она непослушными, вмиг пересохшими губами.

— Сэр Ричард покинул нас этим утром, но перед отъездом он передал лорду Хью послание от короля. Тебе это не понравится, любовь моя, — с несчастным видом произнесла Изабелла.

Она не должна плакать, она не будет плакать, пообещала себе Джулиана.

— Меня снова выдают замуж? Но не слишком ли рано? Мой муж едва остыл в своей могиле.

— Это случится не раньше Пасхи. Достаточно времени для того, чтобы удостовериться, что ты не носишь под сердцем ребенка твоего мужа.

— Говорю же вам, что это невозможно.

— Неважно, так повелел король. На Пасху тебя выдадут замуж за одного из баронов с севера, и я не уверена, что мы можем это как-то предотвратить. Скорее всего, он неплохой человек. Видимо, в окружении короля его любят, а потому Генрих хочет удалить его от двора, предварительно женив на тебе.

— Я скорее умру! — мрачно сказала Джулиана.

— Нет! Я тоже не хочу так скоро расставаться с тобой. Я попрошу мужа сказать королю, что я не вынесу новой разлуки с тобой.

— И вы думаете, король прислушается к его просьбе? — скептически покачала головой Джулиана.

— Я думаю, мы можем попытаться.

— Я обречена, — уныло прошептала Джулиана. — Нет спасения.

Изабелла коснулась ее лица, и на этот раз Джулиана не отстранилась. Ощущение мягкой, нежной руки матери на ее коже вызвало мгновенную вспышку памяти о счастливых днях детства, и никакая боль прошлых обид не могла заглушить этого.

— Я так хочу, чтобы ты была счастлива, — сказала Изабелла тихо. — Я хочу этого больше всего на свете. Я бы сразилась с драконами за тебя.

Джулиана криво усмехнулась.

— Святая Евгелина расправилась с последним из них, мама.

— Возможно. Но еще осталось множество чудовищ, выдающих себя за людей. Я не позволю, чтобы ты снова попала в лапы к одному из них.

— Но как ты сумеешь их различить?

Изабелла не могла вынести выражения боли, появившегося на лице дочери. Горечь воспоминаний угнетала ее дочь.

— Нет таких чудовищ, которых нельзя было бы победить, моя девочка. Обещаю, что с тобой еще очень долго ничего не случится. — Она снова ласково погладила щеку Джулианы и уже другим тоном сказала: — Но ты, наверное, умираешь от голода. Ты спала так долго, что пропустила обед, но я могу принести тебе еду сюда.

— Я бы не хотела причинять беспокойство.

На самом деле одна только мысль о еде вызвала у Джулианы тошноту.

— При сложившихся обстоятельствах лучше избегать суеты, которая происходит внизу. Мой муж пребывает в отвратительном состоянии духа, и если аббат не придержит свой язык, то Хью просто скоро вышвырнет отца Паулуса отсюда. Одно хорошо — мы избавлены от назойливого общества этого шута.

— Почему? — спросила Джулиана, а сама в душе взмолилась, чтобы Николас уехал.

— Его изгнали из главного зала. Он, конечно, весьма забавный, но в последнее время зашел слишком далеко. Его стишки были достаточно неприятны, но последняя его выходка оказалась уже настолько вопиющей, что мой муж не смог этого вынести.