Полуночная роза - Стюарт Энн. Страница 47

Жизлен задрожала и инстинктивно отступила назад.

— И еще, — сказал Мальвивэ, — тебе не к кому возвращаться.

Она остановилась, выжидая.

— С прискорбием сообщаю тебе, что твой братец умер. Представь себе, маленький бедный дурачок понял, что ты торгуешь собой ради него. Думаю, он не вынес стыда. Никто не знает наверняка, но скорей всего он бросился в Сену.

— Вы лжете, — произнесла Жизлен, и голос ее задрожал от внезапной растерянности, — я ушла от него всего час назад.

— Мои люди работают быстро. Твой братец умер, Герцогиня, и никогда не вернется. А ты останешься со мной, и будешь делать то, что я прикажу или последуешь за ним. Ну-ка, поглядим, с чего нам начать? — он сидел на стуле, и на его темном лице играла дьявольская улыбка. — Почему бы тебе не встать на колени? Пожалуй, так будет интересней. — Жизлен не двигалась. — На колени, дрянь, — вдруг взревел Мальвивэ.

Потом она так и не смогла вспомнить, как это случилось. В руке у нее оказался нож, кругом была кровь, а он вскрикнул визгливым высоким голосом, как свинья под ножом мясника. А потом стало тихо, и она выскочила на улицу и бежала, бежала:

Он не обманул ее. Брата нигде не было. Старый Скелет лежал в грязном снегу, а она даже не поинтересовалась, жив ли он. У нее отобрали единственное, что привязывало ее к жизни, теперь все остальное не имело значения.

И все же надежда жила в ней еще несколько часов. Те несколько часов, что она бродила по улицам и искала Шарля-Луи, не беспокоясь больше, что ее говор выдаст в ней аристократку. Не беспокоясь, что крестьянских детей не зовут Шарль-Луи.

Никто ее не тронул, никто не отозвался на ее отчаянные призывы. Люди отшатывались в сторону, когда она брела по улицам, одни открещивались от нее как от черта, другие закрывались своими лохмотьями. Бедноте Парижа было некогда сочувствовать еще одной потерянной душе.

Никто не трогал ее и никто не внимал мольбам.

В конце концов она подошла к мосту и стала смотреть в бездонную глубину Сены.

«Шарль-Луи», — шепнула она последний раз, и голос ее, надломившись, затих.

Она так и не знала, что остановило ее тогда. Не надежда — последняя надежда растаяла, когда исчез брат, не голос из тумана, как впоследствии, когда она нашла на том же месте Элин, не запоздалое раскаяние, которое заставило ее побояться попасть в ад.

Пожалуй, единственное, что как-то объясняло, почему в ту бесконечную ночь она не совершила рокового поступка, была неожиданно пришедшая к ней уверенность, что эти люди не должны победить. Что дьявольские силы, которые ополчились против нее, не имеют права восторжествовать. У нее убили родителей и украли брата. Ее обобрали до последней нитки. Вначале Николас Блэкторн втоптал в грязь ее детскую восторженность, а потом, пройдя через голод, холод и одиночество, она решилась на то, хуже чего не бывает — продала свое тело за деньги, и теперь невинности ей не вернуть.

Она может сейчас умереть — еще одна жертва, доведенная до отчаяния жестокой судьбой, но может и восстать из пепла, как птица-феникс. Может бороться, бороться и никогда не сдаваться.

Маленькая, убогая гостиничка оказалась совсем близко, ее уютный свет проглядывал сквозь густой туман. Она вошла туда, не обращая внимания на то, что у нее на одежде кровь, и наконец ей повезло. «Красным петухом» владели муж и жена, мужу даже и в голову не приходило домогаться ее, а Марта, жена, оказалась приветливой и добросердечной. Жизлен дали такую теплую лепешку и миску супа, а утром она начала работать на кухне.

Она дважды виделась со Старым Скелетом. Первый раз, когда она пришла, чтобы забрать свои жалкие пожитки. Он не спросил, что случилось с Мальвивэ, а она ему не сказала. Еще одной смерти в Париже никто не заметил. Она ушла, не сказав ему ни слова, так как их общая скорбь по Шарлю-Луи не нуждалась в словах.

Последовавшие за этим годы оказались сравнительно мирными. Постепенно охватившее Париж безумие утихло, отступило вместе с царством террора. С приходом к власти Наполеона появились надежды на лучшее, и «Красный петух» процветал, Марта постепенно передала все обязанности по кухне своей прилежной ученице. Мужчины, посещавшие заведение, знали, что от кухарки надо держаться подальше — у нее был всегда под рукой нож, и не дай Бог, если какой-нибудь недотепа решался хотя бы заговорить с ней. И пока она не встретила на том же мосту бледной английской розы, существование ее было вполне сносным.

Жизлен понимала, что, остановив молодую женщину, вернув ее снова в мир живых, налагает на себя большую ответственность. Она больше не хотела ни за кого отвечать. Но у нее не было выбора. Человеколюбие, о котором, как ей казалось, она давно забыла, дало о себе знать, и не позволив леди Элин Фицуотер выбрать смерть, она и сама вернулась к жизни.

Старого Скелета она видела в последний раз перед самым отъездом в Англию. Пролетевшие годы не изменили его — он как и прежде был жалок, оборван и немногословен. И снова имя Шарля-Луи не было произнесено, так же, как и имя Мальвивэ. Но, уходя, она сунула ему в руку половину своих жалких сбережений, и сделала то, чего никогда прежде не делала — поцеловала его на прощание.

А сейчас ей некуда отступать. Нельзя вернуться на мост возле «Красного петуха», нельзя предаться утешительным мечтам о вечной тишине. Там ее родители вместе с Шарлем-Луи, а она обречена продолжать борьбу за жизнь. И она будет бороться.

Путь до портового шотландского города Данстера они проделали быстро и почти не разговаривая. Жизлен была все время настороже и еще больше чем всегда хотела убежать, но безразличие Николаса было лишь кажущимся, а Трактирщик и не скрывал своих подозрений. Один из двоих неизменно находился возле нее, когда они останавливались. Она не была уверена, что они сели на голландский корабль, а не на французский, и не могла этого проверить. Она с тоской поглядывала на темные воды гавани, но ее стражи не отходили от нее ни на шаг. Она не знала, поверил ли ей Николас, когда она угрожала покончить с собой. Лицо ее не выражало ничего, кроме неприязни.

Когда начался утренний прилив, они отплыли. Стоя на палубе, Жизлен наблюдала, как исчезает из вида окутанная туманной мглой суша, и если бы она не разучилась плакать, то наверняка бы сейчас разрыдалась.

Она повернулась и посмотрела на человека, стоявшего рядом и наблюдавшего за ней чуть затуманившимся взглядом, не обращая внимания на исчезающую из вида береговую полосу. Ветер откидывал назад его длинные темные волосы, открывая его высокомерное, красивое лицо.

— Вы выиграли, — коротко сказала она.

— Выиграл?

— Вы спаслись. Удрали из Англии, и вас не успели схватить, чтобы предъявить обвинение в убийстве. И Элин с ее другом не догнали нас. Вы победили.

— Вы полагаете? — спросил Николас, — я бы не спешил этого утверждать. Пока. — Едва заметное лукавство в его взгляде насторожило ее. — Вы по-прежнему намерены прыгнуть за борт, ma mie?

Гавань уже растворилась в тумане, и морская пучина под быстро набирающим скорость кораблем казалась черной и бездонной.

— А что вы собираетесь предложить мне взамен? Блэкторн улыбнулся, губы его чуть тронула улыбка.

— Внизу есть каюта. Удобная, с широкой постелью. Путешествие займет три дня — у нас есть время сделать наше знакомство еще более близким, и теперь нам никто не помешает.

Жизлен ничего не ответила, и снова стала смотреть в море. Она, черт возьми, не хотела сейчас умирать! И не хотела, чтобы он дотрагивался до нее своими сильными белыми руками.

— Ну так что, Мамзель, смерть или бесчестье? Жизлен не могла в эту минуту ни о чем думать. Корабль начинало болтать, и она ощутила неустройство в желудке, как в тот раз, когда они с Элин год назад плыли в Англию. Если у нее опять начнется морская болезнь, то, быть может, она действительно предпочтет умереть.

Борт, на который она опиралась, был широким, она оперлась на него обеими руками, а Николас не спешил ее останавливать.

— Я бы предпочла объятия моря, — сказала она.