Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год - Судоплатов Павел Анатольевич. Страница 19
Новернемся к началу финских событий в апреле 1938 года. Очень много говорят о провалах и неудачах советской политики и просчетах в финской войне. Мои встречи и беседы с нашим резидентом в Финляндии Елисеем Тихоновичем Синицыным, которые проходили в 1987-1988 годах (в то время, когда он работал над книгой воспоминаний), дали мне возможность несколько по-иному взглянуть на то, что происходило накануне и во время боевых действий. Какова была роль разведки в обеспечении внешнеполитических целей СССР по отношению к Финляндии? Как действовала разведка в период войны? Каким образом взаимодействовали военная и внешнеполитическая разведки?
К финским событиям, которые были знаковыми для нашей внешней политики, мне довелось подключиться в сентябре 1939 года. Бытует точка зрения, что после подписания пакта Молотова-Риббентропа у Советского Союза были развязаны руки в отношении Финляндии. Однако, несмотря на признание балтийского пространства сферой наших внешнеполитических интересов, что было зафиксировано на советско-германских переговорах, руководство и командование вооруженными силами Германии не было заранее нами проинформировано о планах в отношении Финляндии. Тем не менее немцы о них узнали.
Нам стало известно из надежного источника через МИД Германии, что финны поставили в известность немцев о секретном зондаже Рыбкина в апреле 1938 года. В наших архивных материалах, насколько я помню, это фигурирует под кодовым названием «Дело 7 апреля».
Об этом, считаю, стоит рассказать подробнее, как и о феномене Рыбкина, передававшего тогда предложения Советского правительства руководству Финляндии, причем в тайне от советского посла в этой стране.
Еще в 1937 году руководство НКВД, в частности, Ежов как нарком, выдвинул предложения по мирному урегулированию отношений с финнами и о необходимости закулисных переговоров с ними. Рыбкин был назначен секретным уполномоченным Советского правительства, поскольку именно он инициировал эти предложения.
Для Сталина и Молотова была подготовлена справка, в которой давалась оценка политики Финляндии и определялись пути сотрудничества с ней. В справке говорилось, что финское правительство не было германофильским и существуют реальные условия для того, чтобы парализовать немецкое влияние в Финляндии и вовлечь ее в орбиту воздействия СССР. В документе предлагалось поставить перед Хельсинки вопрос о заключении пакта о взаимопомощи с условием соблюдения неприкосновенности границ. Предлагалось гарантировать финнам поставки советского вооружения и техники. В справке также были приведены характеристики руководящих деятелей Финляндии, указывались возможности для активного негласного, но важного для нас сотрудничества с Аграрной партией Финляндии. (Впоследствии для создания партии мелких хозяев Рыбкину было передано около 10 миллионов финских марок наличными. Эти деньги были использованы для укрепления наших позиций в основном через министра финского правительства Пекалла и его брата, агента советской разведки.) Подготовленная Рыбкиным справка фиксировала наличие в стране мощного агентурного аппарата советской разведки, способного в известной мере оказывать воздействие на внутреннюю и внешнюю политику Финляндии.
Кстати, о возможности ареста Рыбкина. На него имелся ряд показаний репрессированных сотрудников ИНО. Как руководящий работник, он был отозван в Центр в 1938 году, но поскольку «Дело 7 апреля» было возложено на Рыбкина, любое действие в отношении такого человека могло быть предпринято только с согласия Сталина. А финская тема оставалась приоритетной, несмотря на неудачное для нас завершение секретных переговоров летом 1938 года. Кстати, Рыбкин в беседе со Сталиным, Ворошиловым и Молотовым высказал сомнение, что финны пойдут на секретное соглашение с Советским Союзом. Как ценный работник, проявивший себя еще в 1929 году в перехвате тайной переписки Троцкого и его сторонников в компартии Германии, не вовлеченный ни в какие политические игры и фракции, он продолжал работать в Центре и пользовался полным доверием руководства. Да и на дворе уже стоял не 1937 год. И самое, может быть, главное. В связи с тем, что Рыбкин сохранил свое положение в Центре, не ставилась под сомнение действовавшая агентура в Финляндии. При смене руководства НКВД были лишь предприняты обычные меры по ее дополнительной проверке в новой политической обстановке накануне войны.
Для СССР военное решение финского вопроса было вынужденным шагом, ибо мирные переговоры с финнами о переносе границ закончились ничем. Таким образом с сентября по ноябрь 1939 года мы начали военные приготовления и смогли сохранить это в тайне от немцев и финнов.
Тем не менее напряженность осенью 1939 года в советско-финских отношениях нарастала, и финны демонстративно вели работу по укреплению своей границы, что, как им казалось, усиливало позиции на переговорах с нами. С этим были связаны обстоятельства, которые нас поначалу удивляли, — финская контрразведка не противодействовала советскому военному атташе в изучении будущего театра военных действий вблизи Выборга и на Карельском перешейке. Мы-то расценивали проникновение в эти районы как успех разведывательной операции. Финны же, демонстрируя нам мощь своих укреплений, давали понять, что нам потребуется длительная подготовка к военным действиям.
Однако, как известно, все произошло не так, как мы рассчитывали. Нашим военным руководством была допущена ошибка в оценке военных возможностей Финляндии. Считалось, что с нею удастся справиться силами войск Ленинградского военного округа. Внезапное нападение, которое было предпринято в ноябре 1939 года, застало и финнов, и немцев врасплох, поскольку никаких чрезвычайных перебросок наших войск ими зафиксировано не было. И тем не менее группировка Ленинградского военного округа потерпела поражение в попытке прорвать сходу оборону финнов на Карельском перешейке. Война с Финляндией преподнесла урок, недостаточно учитываемый и теперь. Скрытность и внезапность военного нападения не должны быть самоцелью военной или специальной операции. Необходимо тщательно просчитывать соотношение сил на театре военных действий и в особенности отрабатывать организационный механизм о развертывании военной кампании.
Следует отметить, что перед началом и во время военных действий в Финляндии наша военная разведка и органы НКВД располагали большим количеством разведывательных данных. Это объяснялось и тем, что репрессии практически обошли стороной руководителей разведки по Скандинавии, которые работали в ИНО. Не был подвергнут репрессиям и аппарат военного атташе, бесперебойно работавший в Финляндии в 30-е годы. Однако информация о противнике, его тактике и вооружении, которую докладывали высшему руководству, по непонятным причинам, не спускалась на уровень командиров армий, корпусов и дивизий, которым предстояло вести боевые действия. Не потому ли командование Красной Армии в боях на Карельском перешейке ожидали очень большие и неприятные сюрпризы?
Ко мне понимание этого пришло не сразу, лишь в самый канун Отечественной войны, когда мы уже вели подготовку в ожидании нападения Гитлера. Тогда Л. Эйтингон разъяснил мне эти азбучные истины. Надо сказать, что роль Эйтингона в истории советской разведки в годы войны уникальна. Это был единственный руководитель разведки органов госбезопасности (кроме Н. Мельникова), имевший высшее военное образование. Но у Мельникова был накануне войны лишь небольшой опыт агентурно-оперативной работы. Эйтингон же в Академии штаба РККА учился вместе с будущими известными военачальниками — маршалами В. Чуйковым, Я. Головановым и другими.
Накануне войны был назначен новый резидент в Финляндии — Елисей Тихонович Синицын. В отличие от Рыбкина он был одновременно и временным поверенным в делах СССР, т. е. исполнял обязанности посла. Синицын закончил разведывательную школу, во время событий в Польше участвовал в обеспечении деятельности нашей оперативной группы. Таким образом имел опыт работы в экстремальной обстановке боевых действий, хоть и не очень большой. Но зато он в совершенстве владел немецким языком и проявил незаурядные способности к агентурной работе.