Автокатастрофа - Баллард Джеймс Грэм. Страница 32

Я тоже видел в интерьере машины калейдоскоп освещенных частей женских тел. Эта антология запястий и локтей, бедер и лобков превращалась в бурное бракосочетание человека с автомобилем. Однажды мы с Воаном ехали по автостраде вдоль южной ограды аэропорта. Я аккуратно вел машину по кромке изогнутой дороги, наслаждаясь вместе с Воаном обнаженной грудью школьницы, которую он подцепил возле студии. Мы оба оценили совершенную геометрию этой белой груди, освобожденной от своего покрова.

Тело Воана, с его непривлекательной кожей и лоснящейся бледностью, обретало жесткую изувеченную красоту, гармонирующую с тщательно размеченным ландшафтом автострады. Бетонные опоры у подножия развязки на Западном проспекте, покоящиеся на них через каждые пятьдесят ярдов массивные балки не позволили израненной психике Воана распасться на куски.

В течение многих недель, пока я выступал в качестве шофера Воана, давая ему деньги на проституток и полупрофессиональных шлюх, которые околачивались вокруг аэропорта и его отелей, я наблюдал, как Воан исследует белые пятна секса и автомобиля. Для него автомобиль был наилучшим и единственным местом для сексуальных забав. С каждой из этих женщин Воан осваивал новый половой акт, вводя член во влагалище, задний проход и рот, как бы соответствуя дороге, по которой мы ехали, напряженности транспортного потока и моему стилю вождения.

В то же время мне казалось, что Воан отбирал в своем сознании определенные половые акты и позы для использования в будущем, для некоего суперполового акта в автомобиле. Выведенное им тождество между половым актом и эстетикой автострады имело какое-то отношение к его одержимости Элизабет Тейлор. Представлял ли он себе половой акт с ней, заканчивающийся смертью в какой-нибудь сложной автокатастрофе? С утра и до обеда он следовал за ней от отеля киностудии. Я ему не говорил, что переговоры по поводу съемок актрисы в нашем реклам-ном ролике провалились. Когда мы ждали ее появления, руки Воана двигались по небольшим неровностям узора заднего сиденья, словно его тело этими быстрыми движениями бессознательно отрабатывало сотни соитий с ней. Я понимал, что он пытался собрать в расчлененную форму элементы концептуального полового акта с участием актрисы и ее маршрута со студии в Шефертоне. Его неловкие движения, гротескность, с которой он свешивал через окно руку, словно собирался ее раскрутить и швырнуть, окровавленную, под колеса следующей за нами машины, отверстие его рта, когда он обхватывал губами сосок, – все это казалось репетицией ужасающей драмы, разворачивающейся в его мозгу, полового акта, который станет оргазмом его смертельного столкновения.

В эти последние недели Воан был обречен на соприкосновение его сексуальности с доселе неизвестными маршрутами, нанося собственной спермой коридоры своей трагедии на карту будущего. Мы постепенно приближались к открытой конфронтации с полицией. Однажды вечером, в час пик Воан сказал, чтобы я не ехал на зеленый свет, намеренно блокируя ряд машин позади нас. Мигая фарами, к нам подъехала патрульная машина, и полицейский подумал, взглянув на изломанную позу Воана, что мы побывали в крупной аварии. Прикрывая лицо несовершеннолетней кассирши из супермаркета, Воан улегся в позе покалеченного посла, которого на наших глазах вынимали из лимузина. В последний момент, когда полицейский вышел из машины, я, игнорируя протест Воана, рванул вперед.

Устав от «линкольна», Воан стал уводить другие машины с автостоянок аэропорта, используя набор отмычек, которые ему дала Вера Сигрейв. Мы открывали и закрывали двери этих, надолго припаркованных повозок, чьи владельцы были в Париже, Штутгарте или Амстердаме. К вечеру, когда у нас отпадала в них надобность, мы возвращали их на парковочные места. К этому времени я уже не был в состоянии собраться с мыслями и оставить Воана. Одержимый его сильным телом, как сам он телами автомобилей, я оказался заложником системы манящего насилия и возбуждения, состоящей из автострады и пробок, украденных нами машин и хлещущей через край сексуальности Воана.

В эти последние дни, проведенные с Воаном, я увидел, что женщины, которых он каждый вечер сажал в машину, стали все больше и больше напоминать и цветом волос, и фигурой киноактрису. Темноволосая] школьница была похожа на молодую Элизабет Тейлор, а остальные женщины последовательно представляли ее все более поздние образы.

Воан, Габриэль и я посетили автомобильное шоу в выставочном центре «Ерлз корт». Спокойный и галантный Воан вел Габриэль сквозь толпу, неся свое покрытое шрамами лицо так, словно эти раны – ответная реакция на покалеченные ноги девушки. Габриэль переваливалась среди сотен выставленных на подиумах машин, поблескивающих хромированными и лакированными телами, словно парадные доспехи архангельского воинства. Габриэль ковыляла по залу и, казалось, получала колоссальное удовольствие от этих новехоньких повозок, проводя израненной рукой по их лакированным поверхностям, прикасаясь к ним своим покалеченным бедром, как уродливый котенок. Возле «мерседеса» она спровоцировала молодого человека – демонстратора выставки – на то, чтобы он пригласил ее осмотреть белый спортивный автомобиль, смакуя его смущение, когда он помогал ей поставить скованные протезами ноги в салон. Глядя на это, Воан восхищенно присвистнул.

Мы двигались среди витрин и вращающихся автомобилей. Габриэль переваливалась с носка на пятку между работниками машинной индустрии и девушками, обслуживающими выставку. Я не отрывал взгляда от скоб на ее ногах, от деформированных бедер и колен, от раскачивающегося левого плеча – от этих частей ее тела, которые, казалось, манили новехонькие машины на вращающихся подиумах, приглашая их войти в конфронтацию с ее ранами. Когда она забралась в маленький японский седан, ее вкрадчивые глаза увидели мое израненное тело в свете того же очарова-ния, которым были наделены эти совершен-ной формы машины. Воан сопровождал ее, помогая подняться на подмостки, забраться в странные гондолы экспериментальных авто, в кабины концептуальных автомобилей, в дартные лимузины, на задние сиденья рых она усаживалась как неприветливая ко-ролева этой гиперактивной технократии.

– Баллард, прогуляйся с Габриэль, – подзадоривал меня Воан. – Возьми ее за руку. Ты ей не безразличен.

Воан помог мне занять свое место. Когда он ускользнул, сославшись на то, что увидел Сигрейва, я помог Габриэль осмотреть несколько инвалидных машин. В нарочито формальных терминах я беседовал с демонстраторами о монтаже дополнительных средств управления, тормозных педалях и рычагах коробки передач. Все это время я смотрел на части тела Габриэль, отраженные в этих кошмарных приспособлениях инвалидного управления. Я наблюдал, как трутся друг о друга ее бедра, на выступ ее груди над лямками спинного протеза, на угловатые формы ее таза, на ее кисть, крепко сжимающую мою руку. Она отвечала на мой взгляд сквозь ветровое стекло, поигрывая с хромированным рычагом карбюратора, словно ожидая, что с ним случится нечто непристойное.

Габриэль, похоже, не держала на Воана зла за то, что он предоставил мне возможность первым заниматься с ней любовью на заднем сиденье ее маленького автомобильчика в окружении причудливых рычагов управления для инвалидов. Я исследовал ее тело, нащупывая путь среди ремней и лямок ее нижней одежды. Непривычные поверхности таза и ног увели меня к ее уникальному тупичку, этому нездоровому кожно-мускулатурному образованию. Каждая из ее деформаций служила сильной метафорой упоения новым насилием. Ее тело, с этими угловатыми контурами, неожиданными сочетаниями слизистой оболочки с линией волос, разгибающей мышцы с эрегирующими тканями, было для меня вызывающей энциклопедией извращенных возможностей. Когда я сидел с ней в темной кабине возле ограды аэропорта, а ее белая грудь, покоившаяся в моей руке, освещалась огнями взлетающих авиалайнеров, мои пальцы, казалось, подвергались насилию формы и нежности ее соска. Наши половые акты были испытанием огнем и водой.

По дороге к аэропорту я смотрел, как она манипулирует непривычной системой управления. Комплекс рычагов и переключателей этой машины был подогнан специально для ее первого полового акта. Двадцать минут спустя, когда я обнял ее, фабричный запах горчичного кожзаменителя смешался с ароматом ее тела. Мы свернули к резервуарам, чтобы видеть приземляющиеся самолеты. Когда я прижался грудью к ее левому плечу, то увидел, как специальное сиденье плотно облегает ее тело. Я скользнул рукой по ее правой груди, уже сливаясь со странной геометрией интерьера этого автомобиля. Из-под руля торчали неожиданные рычаги. Из стальной оси, идущей от рулевой колонки, рос целый пучок хромированных педалей. Установленный на полу рычаг передач поднимался косо, оставляя пространство для вертикального отростка из хромированного металла, отлитого по форме внешней стороны кисти водителя.