Кодекс чести вампира - Сухомизская Светлана. Страница 19

— Что такое? — спросил вампир.

— За нами следят! — свистящим шепотом ответила я. — Там, сзади, идет человек. Такой — здоровенный!

Вампир небрежно взглянул за плечо:

— А, вы об этом. Не бойтесь. Это Али, мой телохранитель.

— Зачем вам телохранитель? — удивилась я.

— Ну, а вдруг кому-нибудь захочется проткнуть меня осиновым колом, — рассеянно ответил вампир. Я уставилась на него в упор, пытаясь понять, говорит ли он серьезно или шутит, но мне это не удалось.

Али нагнал нас, когда мы подошли к обшарпанному и выглядевшему необитаемым дому в два этажа. Вблизи телохранитель вампира казался еще громаднее. Обнаружилось, что это огромный негр — черный как ночь, бритый налысо, с огромными кулаками, весь в золотых перстнях, браслетах и цепочках. Просто не человек, а рождественская елка. Перекинувшись с Бехметовым парой фраз на французском (я не поняла ни слова), негр поднялся на разбитое крыльцо и, открыв массивную дверь ключом, который в его пальцах казался маленьким, как зубочистка, впустил нас внутрь, в непроницаемую темноту.

Дверь хлопнула, темнота стала непроницаемой, и страх вновь ожил во мне. Дыхание вампира обожгло мне щеку, возле самого уха. Он так близко придвинулся ко мне, что, пока он шептал, мне казалось, что я чувствую его шевелящиеся губы на своей коже:

— Какой соблазн, верно? Вы в моей власти, абсолютно беззащитны, никто не знает, где вы…

Я молчала — оцепеневшая, помертвевшая… Щелчок. Конус света от ручного фонарика в . руке у Али. Темнота отступила.

— И раз я не воспользовался своим превосходством сейчас, вряд ли у вас есть причины не доверять мне в дальнейшем, — сказал вампир, с усмешкой изучая мое лицо, должно быть, бледное как бумага и насмерть перепуганное.

Фонарь нашарил в темноте старинный канделябр с пятью витыми свечами. Чиркнул кремень зажигалки, Али поочередно поднес синеватый язычок пламени к каждому фитилю, и тьма стала полумраком. В нем прежде всего нарисовался огромный камин — на его полке и стоял канделябр, затем неподалеку от камина проявился столик с металлическим подносом, хрустальным графином, наполненным прозрачной розоватой жидкостью, и парой стаканов. Рядом с подносом — узкая белая ваза с засохшей розой. Перед камином лежала шкура размером с целый ковер, — должно быть, медвежья. По углам комнаты прятались какие-то кресла и шкафчики с застекленными дверцами. Из-за тяжелых бархатных штор, закрывающих окна, ни один звук, ни один лучик света не мог просочиться сюда извне. Покрытая ковровой дорожкой лестница вела наверх.

Пока я вертела головой в разные стороны, Али с завидной сноровкой растопил камин и, на секунду пропав в одном из темных углов, вернулся с двумя подушками, которые и бросил на шкуру. Обмен несколькими репликами — все на том же милом моему сердцу, но недоступном уму французском, и Али, забрав у хозяина портфель и трость, пропал из поля зрения, беззвучно растаяв в темноте.

— Прошу вас! — вампир бросил в одно из кресел пиджак, берет и перчатки, непринужденно скинул ботинки и уселся на шкуру перед камином, протянув ноги к огню. Оглянулся на меня, стоявшую все еще у порога, и добавил: — Советую вам поступить так же.

Немного помедлив в нерешительности, я в конце концов, хоть и не без робости, последовала его совету — неловко примостилась на самом краю шкуры. Только сейчас я поняла, как замерзла — ступни мои походили на две подтаявшие льдышки, упакованные в эластичные колготки.

Из темноты вдруг послышалась тихая музыка — нежно запели скрипки, печально отозвались альты, приглушенно, словно издалека, зарокотали виолончели… Я повертела головой в поисках источника звука, но обнаружить его не смогла.

Вампир молчал, откинувшись на подушку и прикрыв желтые глаза, — долго, целую вечность. Решив, что он задремал, я начала нервно озираться по сторонам.

— А вы все-таки боитесь, — не поднимая век, произнес Бехметов.

Я вздрогнула и опасливо покосилась на свое кольцо. Ровное неяркое сияние шло от черного камня с высеченными на нем тремя иероглифами, означающими имя его первой хозяйки. Никаких признаков тревоги — вспышек, прерывистого моргания. Кольцо по-своему успокаивало меня — поводов для волнения не было.

— Да нет, пожалуй, — нерешительно ответила я вампиру и осторожно, убедившись, что он не видит, повернула кольцо камнем к ладони. На то была своя причина. Одним из волшебных, но не всегда полезных свойств кольца было то, что мое небесное начальство могло найти меня по нему хоть на краю света (если, конечно, этот край света не был крепко заколдованным подземельем) и связаться со мной при помощи любого прибора — от радиоприемника до микроволновой печи. Разумеется, такая невозможность ускользнуть от пристального внимания шефов радовала меня не всегда. Временами, когда было очень нужно, мне путем долгих уговоров удавалось убедить кольцо не выдавать мое местонахождение, но, во-первых, обращаться с кольцом я так толком и не научилась, поэтому уговорить его удавалось не всегда, а во-вторых, иногда у меня не было достаточно времени на уговоры. Словом, неудобство ужасное. Но вот совсем недавно и совершенно случайно я нашла простой способ исчезновения с экранов ангельских радаров. В гостях у друзей, увлекшись каким-то разговором, я покрутила кольцо на пальце и по рассеянности оставила его камнем внутрь, а после оказалось, что Себастьян и Даниель ищут меня по всему городу чуть ли не с собаками. Сложив два эти факта, я взвизгнула от восторга — свобода! Никому больше не удастся надоедать мне — если, конечно, я сама этого не захочу.

Шорох, позвякивание. Я обернулась.

Али сгустился из мрака, чтобы вкатить сервировочный столик, уставленный чайными приборами. Он поставил его между нами и потрескивающим в камине огнем, вполголоса осведомился о чем-то у вампира и, повинуясь кивку головы и взмаху руки, снова превратился в тень.

Рыжеватые отблески пламени скользили по белой с зеленью и золотом посуде, текуче-ломаные контуры и линии, прозрачность и легкая потускнелость красок которой говорили о начале двадцатого века. Правда, чашка была всего одна и предназначалась явно мне, потому что вампир сразу же протянул руку за высоким и узким стаканом, сквозь стенки которого просвечивало что-то ярко-алое, непрозрачное, густое… Кровь!

— Хотите попробовать? — спросил вампир, перехватив мой взгляд.

Содрогнувшись от отвращения, я отчаянно затрясла головой.

— Ей-богу, не стоит делать такое брезгливое лицо, — заметил вампир и поднес стакан к губам. — Нынешние люди стали такими несносными неженками! Раньше они смотрели на вещи проще, но видели гораздо, гораздо больше. И боялись нас не потому, что мы убивали людей, и не потому, что мы казались такими уж гадкими. Причина была совсем, совсем в другом.

Он поставил стакан и налил мне чаю, потому что я сидела неподвижно, боясь лишний раз пошевелиться.

— Вампир — тот, кто питается кровью. Вот главная причина страха, который мы вызываем. Кровь — вот ключевое слово. О смысле этого слова можно говорить часами. Если отложить в сторону медицинские книги, можно понять многое из того, чего не способна объяснить наука. Ведь что такое кровь? Так же, как реки приносят жизнь земле, кровь разносит жизнь по человеческому телу. С другой стороны — кровь, состоящая в основном из воды, красна и горяча, как огонь. Огонь и вода. Две стихии, с давних пор внушавшие человеку благоговение и ужас. Две созидательные стихии, и они же — стихии гибельные. Две взаимоисключающие стихии, соединившиеся в одной субстанции. Кровь, пока она невидима и скрыта под кожными покровами, — символ жизни, знак того, что человек чувствует, — она то бурлит, то стынет в жилах, то колотится в висках. Но стоит ей выйти наружу, как она — угроза гибели, признак надвигающейся болезни или смерти… В некотором смысле кровь — это душа, — вампир поднял свой стакан к глазам и улыбнулся.

— Да вы поэт! — невольно воскликнула я.

И в тот же миг вдруг увидела странную картину.

Солнечный день, огромный парк, который, кажется, весь трепещет от птичьего пения. Несколько шагов — и из-за деревьев вырастает огромный дом, почти дворец. Мраморные львы сторожат лестницу, по которой, зажав под мышкой треуголку, молодой офицер стремглав сбегает вниз. Шпоры звенят, и облако пудры взвивается над белым париком.