Кодекс чести вампира - Сухомизская Светлана. Страница 29
История, конечно, звучала многообещающе. Но меня она не взволновала. Единственное, что меня волновало, это, говоря языком гадалок, сердечный интерес в казенном доме, внезапный удар и любовь ко мне молодого короля. А прочие короли с пустыми хлопотами и тузы всех мастей не интересовали меня нисколько. Но высказать эти пиковые мысли, затаенные от всех в сердце, вслух я не рискнула. К тому же появился официант с подносом, и в нашем разговоре сама собой возникла небольшая пауза.
Пока я с большим интересом изучала натюрморты, сооруженные на тарелках, выглядевшие весьма художественно, но не слишком съедобно, певица на сцене допела романс «Калитка». Кстати сказать, никогда не слышала, чтобы эту замечательную вещь исполняли так заунывно и угрожающе — создавалось впечатление, что персонажи романса готовились не к любовному свиданию, а к двойному самоубийству. Переждав аплодисменты и приняв от кого-то из зала букет красных роз, певица припала к микрофону и прошелестела:
— А теперь я спою вам один из моих любимейших романсов — «Дремлют плакучие ивы». Белый танец, господа! Дамы приглашают кавалеров.
— Идите и пригласите его, — повелительный тон вампира поверг меня в полную растерянность. — Не теряйте своего шанса! Неужели вы не хотите найти убийц Хромова?
Наверное, я должна была откровенно признаться, что не хочу, отчитать вампира — что он, в конце концов, себе позволяет! — и покинуть зал, полный нежитей, так и не попробовав ни одного блюда с декоративно заплеванных тарелок. Однако вместо этого я покорно встала и направилась к столику, за которым в компании охраны и какого-то тощего бесцветного типа в криво сидящих на длинном носу очках расположился господин Забржицкий — депутат Государственной думы, лидер партии прогресса и просвещения (сокращенно ППП), глава, заместитель, руководитель, доктор наук и прочая, и прочая, и прочая.
Путь от одного столика до другого показался мне невероятно долгам — то ли от неприятной слабости в коленях, то ли оттого, что по дороге я нервно глазела по сторонам. Все без исключения лица — жующие, смеющиеся, курящие, покачивающиеся в такт первым аккордам уже начавшегося белого танца — казались мне до боли знакомыми и столь же нереальными. Словно я попала в музей восковых фигур в тот момент, когда его экспонатам надоело притворяться неодушевленными. Бр-р! Терпеть не могу восковые фигуры. Такое ощущение, что смотришь на покойников.
Не знаю, чего я ожидала, но прием, оказанный мне у столика Забржицкого, оказался отнюдь не теплым. Не успела я наклониться к звезде отечественной политики и открыть рот, чтобы произнести нехитрую формулу приглашения, как на меня налетели два дубовых чурбана с человекообразными лицами. Мгновение спустя сумочка, которую я в затмении рассудка не оставила рядом с вампиром, а прихватила с собой, была сдернута с моего плеча с такой силой, что ремешок ее лопнул, а сама я, пронзительно вскрикнув, согнулась пополам, света белого не видя от боли в заломленной за спину руке.
Один из чурбанов, не отпуская мою руку и не обращая внимания на мои громкие стоны, провел по всем частям моего страдальчески искривленного тела портативным металлоискателем. Второй в это время распахнул сумочку, едва не сломав замочек, и вывалил ее содержимое на столик.
Вот теперь меня точно убьют или покалечат. Эти гориллы в жизни не поверят, что обычная девушка, не претендующая на роль Фанни Каплан или, на худой конец, Маты Хари, может таскать в вечерней сумочке такие подозрительные предметы, как складной швейцарский нож со множеством лезвий, шилом, отверткой, маленькой ножовкой, пинцетом и ножницами; а также ручной фонарик, маленький диктофончик, моток клейкой ленты, пачку сторублевых купюр, перетянутую желтой резинкой, зажигалку, сигару в металлическом футляре (между прочим, подарок того самого Дашкиного жениха, который получает за проезд с таксистов) и блокнот, наполовину исписанный странными знаками на неведомом науке языке (я же не виновата, что у меня впопыхах ужасно портится почерк!). Еще в сумочке находились, а теперь предстали перед всеми здоровенный штырь с острыми зазубринами по краям — то ли холодное оружие, то ли деталь от самодельной винтовки (на самом деле — ключ к замку от двери общего коридора в агентстве; замок, правда, давно сломался, но ключ я на всякий случай ношу с собой), подозрительный баллончик с надписями на иностранном языке — очевидно, содержащий в себе газ (в действительности — пятновыводитель, который я после того случая с упавшим на платье куском мяса всегда ношу с собой)… Список можно было бы продолжать, но и перечисленного достаточно для того, чтобы признать во мне диверсантку и террористку.
— Ты кто? — раздался над моим ухом тонкий, визгливый голос Забржицкого. — Журналюга, да? Откуда? Кто тебя послал?
— Вообще-то, я хотела пригласить вас на танец! — пытаясь держаться с достоинством, насколько это было возможно в такой неудобной позе, ответила я.
— Георгий Генрихович, нам пора, — произнес приятный бархатистый баритон. Боже мой, неужели у этого облезлого хмыря в очочках такой красивый голос? — К Спиридонову лучше не опаздывать. Он обидчивый.
— Оставьте ее! — скомандовал Забржицкий.
Я распрямилась, вращая плечом, чтобы унять боль, и с ненавистью глядя в широкую спину моего мучителя. Честно говоря, я надеялась, что мне удастся поджечь его пиджак, но этого не случилось. Очевидно, волшебное кольцо решило, что для меня будет лучше не осложнять ситуацию. Второй охранник между тем одним движением сгреб все мои сокровища обратно в сумку и закрыл ее так, что она затрещала по швам.
Забржицкий, комкая лежавшую у него на коленях салфетку, встал из-за стола.
— Еще раз увижу тебя поблизости, порву на части, непременно! — пообещал он мне, и вся компания подалась к выходу. А я медленно опустилась на один из освободившихся стульев — ноги окончательно отказались меня держать.
— Вы позволите пригласить вас? — раздался возле меня голос вампира.
Внезапно я почувствовала прилив свежих сил.
— Что-о?! — завопила я, вскакивая. — И вы еще смеете ко мне подходить?! Вы смеете смотреть мне в глаза?! Меня чуть не убили! Меня обещали порвать на части! Мне чуть не сломали руку! А вы… Где вы были в это время? Музыкой наслаждались? Мерзавец самый настоящий, вот вы кто!
И, развернувшись на каблуках, я хотела ринуться вон из зала.
— Постойте! — вампир схватил меня за руку, причем, как нарочно, именно за ту, что пострадала в результате знакомства с охраной Забржицкого.
Зашипев от боли, я остановилась и повернулась к вампиру с твердым намерением огреть его сумкой. — Простите! Пожалуйста, простите! Я сейчас вам все объясню… Я не думал, что так получится. Поверьте, я огорчен не меньше вашего.
— Во-первых, я не огорчена — я в ярости! А во-вторых, несмотря на все ваше сочувствие ко мне, рука болит не у вас!
— Пожалуйста, успокойтесь и выслушайте меня. Пойдемте к нашему столику. Я не хочу привлекать к нам лишнего внимания…
Я позволила отвести себя обратно к столику справа у сцены, но, усевшись на свое место, в знак протеста принялась с жадностью поглощать кулинарные натюрморты один за другим. Что поделать — от волнения во мне сразу проснулся волчий аппетит. Как всегда. Вампиру пришлось смириться с тем, что его речь сопровождается активной работой моих челюстей.
— Конечно, я должен был прийти вам на помощь и вступиться за вас. Но я не мог! Мы с Жоржем питаем друг к другу давнюю неприязнь. Если бы я вмешался, его неприязнь с меня непременно перекинулась бы на вас.
Услышав такие чудеса логических построений, я настолько потряслась, что, забывшись, несколько раз громко чавкнула, отвечая Бехметову:
— Да, а без вас он воспылал ко мне пылкой страстью. Наверное, собирается каждый день приходить на мою могилу.
— Не надо обращать внимания на его угрозы. У него такая манера — хамить и угрожать людям, которых он не знает. Провокация — очень удобная вещь, особенно для того, кто может совершать ее безнаказанно, потому что она — радикальный, но очень эффективный способ выяснить, что представляет из себя человек: смел он или труслив, уравновешен или возбудим, склонен ли к агрессии… К тому же Жорж справедливо полагает, что в глазах окружающих прав именно тот, кто нападает первым.