На зоне - Сухов Евгений Евгеньевич. Страница 49

– А как же наколка?! Даже фирмачам дешевым известно, что за такое башку отвинчивают!

– А может, он ссученный – вот и помалкивает «связь». А наколку вывести, падла, не захотел. На память оставил.

– Все может быть. Давайте-ка вот что, братва, задвинем его пока поближе к двери. Ему-то сейчас все равно, где лежать. Вот и Федя его крепко кулачком приласкал, так что он не сразу очухается. Чтоб на авторитетном месте лежать, он должен нам свое право по-серьезному доказать.

– А как же с тем, что он добрался до шконки, – раздался голос Кольки-Лесника, – мы же все сейчас видели.

– Ничего мы сейчас не видели, кроме того, что он умеет ползать по полу, – решил за всех Веселый, – скидывай его с мягкого – к двери, на пол.

Варяг открыл глаза и опять не смог понять, где находится. Взгляд его уперся в шершавые доски. В одном месте он обнаружил глубокую трещину, которая криво разбивала доски и раздвоенным концом уходила в сторону. Все тело болело и ныло, как будто он лежал на битом стекле. Наконец он с трудом догадался: тюрьма. В сознании всплывали нечеткие картины недавних событий. Вот, значит, какой сюрприз приготовил ему Шрам: сдал ментам.

Рубашки на нем не было. Он попытался вспомнить, как и кто его раздел, но перед глазами заплясали смутные видения: лица, лица, черный «воронок», зал суда. И снова Шрам, растопырив ладонь, пытается длинными крючковатыми пальцами дотянуться до его лица...

Варяг застонал и с усилием повернулся, ощутив боль едва ли не в каждой клеточке своего тела. Только бы не забыться. Он сжал челюсти и, прикусив губу, почувствовал, как во рту стало солоно от крови. Варяг нашел в себе силы, чтобы приподняться и сесть, и тут же услышал удивленный возглас:

– Ба! Да наш птенчик проснулся.

Он даже не сразу сообразил, что эта фраза относится именно к нему. Стараясь не замечать боли, Владислав повернулся на голос. В двух шагах от него стоял, улыбаясь во всю рожу, молодой парень.

– Ну вот теперь ты нам и расскажешь, фраерок, как такой авторитетной наколкой разжился!

Варяг поднял руку к губам и снова почувствовал сильнейшую боль. Только сейчас он обратил внимание на то, что сидит у самых дверей. Не замечая ехидного тона, он медленно пошевелил рукой и, ни к кому конкретно не обращаясь, спросил:

– Где моя рубашка?

Виталька Гроб сделал шаг вперед и спаясничал:

– Да ты никак ли замерз, бедненький? А мы ведь, представь, из твоей рубахи хорошие «дрова» заготовили. Чифирчику, знаешь ли, захотелось. Спасибо не говорю, ты ведь нам сам предложил. Верно, братки?

– По какому праву наколку с ангелочками нарисовал? – сурово поинтересовался Федька Лупатый.

Варяг молчал.

– Ты что, настолько крутой, что и отвечать не хочешь? – переспросил Лупатый. – А мы ведь люди серьезные и не все время ласковые. Мы ведь и строго спросить можем. Если в молчанку будешь играть, так тебя быстро в петушиную стаю определим! Слышь, ты, гнида?

Варяг изо всех сил прижал пальцы правой руки друг к другу и коротким резким выпадом выстрелил прямой ладонью вперед – в кадык Феди Лупатого. Тот, даже не успев среагировать, охнул, чавкнул глоткой и, закатив глаза, завалился на спину. Удар был настолько силен и точен, что у Феди перешибло дыхание, тело забилось в судорогах. В камере воцарилась гробовая тишина. А Варяг, тяжело передохнув, тихо спросил:

– Кто еще хочет узнать, по какому праву у меня на груди наколка с ангелами? Я вижу, вы тут целое толковище устроили, но если вам это не известно, то поясняю, что с воров может спрашивать только сходняк, а не разномастная шантрапа.

Теперь это был совсем другой человек, и, несмотря на измученный, болезненный вид, он сейчас совсем не походил на бесформенную груду мяса, каким казался еще полчаса назад. Все в камере почувствовали, какой огромной силой и опасностью повеяло от незнакомца. Сейчас уже никто не сомневался, что этот парень скорее умрет, чем даст себя унизить; даже если у него отнимутся руки и ноги, он одними зубами сумеет защитить себя.

Федя Лупатый был мертв. Его открытые глаза удивленно взирали в потолок.

– Непочтителен был покойник к ворам, а это всегда чревато неприятностями, – тяжело, сквозь зубы процедил Варяг. – Споткнулся парень да по своей неловкости напоролся горлом на край шконки. Такое бывает... Верно, пацаны?!

Шок от случившегося у зеков понемногу сменился почтением и страхом: быстрое перерождение жалкой безобидной гусеницы в смертельно опасного скорпиона произвело на обитателей хаты неизгладимое впечатление.

– Кто здесь за пахана? – едва слышно спросил незнакомец.

Говорить ему было очень трудно, он едва держался на ногах, но у присутствующих возникало ощущение, что его голос звучит как могучий колокольный звон, как гром среди ясного неба и что именно этот парень призван здесь утверждать неписаные законы и требовать их неукоснительного соблюдения.

– Я, – невесело отозвался Веселый.

Голос пахана прозвучал виновато: он без труда распознал в новеньком сильную масть.

– Я – за вора. Погоняло Варяг. Может, слыхал?

Веселый так и поперхнулся. Он кашлял долго, сотрясаясь всем телом.

– Как же не слыхать! – голос бывшего пахана дребезжал, а зубы стучали от страха.

– Так что же, пахан, случилось с моей рубашкой?

– Да, понимаешь, Варяг, тут у нас маленькое недоразуменьице вышло, – залепетал Веселый.

Превозмогая боль, Варяг встал с пола, с трудом распрямился и направился в дальний угол камеры, где обычно было место Веселого.

– Держать вора у дверей, когда он находится в беспамятстве, это, по-твоему, недоразумение? – спокойным голосом отреагировал Варяг.

– Варяг, да понимаешь, как все это вышло... А потом, кто знал?

– На то ты и пахан хаты, чтобы знать! Ты поставлен, чтобы следить за порядком, а вместо этого посеял беспредел...

– Варяг, пойми...

– ...Ты воспользовался моей беспомощностью, чтобы унизить вора. А вместе со мной ты унизил все воровское сообщество. Ты – не жилец! – Варяг, тяжело дыша, обливаясь потом, стоял на ногах из последних сил. Его сознание снова начинало мутиться. Но он видел, что сокамерники уже определились в своих симпатиях. – Видно, пахан, твоя судьба умереть в этой камере... случайно свалившись со шконки. Впрочем, я могу дать тебе шанс выжить. Если, конечно, пожелаешь.

– Что я должен сделать, Варяг? – просительно, дрожа всем телом, промямлил Веселый.

– Лезь под шконку! Отныне твое место там, на полу. Ну! Не заставляй меня ждать. У меня нет сил.

Веселый колебался считанные секунды, а потом, не выдержав страшного напряжения, задрал тощий зад и полез под шконку. Варяг тяжело опустился на место Веселого и обратился к Витальке Гробу:

– Ты меня назвал птенчиком? Зря ты так! Не умеет у нас молодежь уважать старших. К тому же у тебя есть серьезный недостаток – ты слишком громко говоришь, а в присутствии вора нужно сбавлять на полтона. Давай под шконку!

– Да ты чего? Братва! Что это он здесь раскомандовался?

– Кому сказано, под шконку!

– Ну еще чего!

– Вот что, братва, вижу парень попался упрямый, – осмотрел Варяг примолкших зеков. – Окуните этого горлопана в парашу, а потом делайте с ним все, что хотите.

Зеки повскакивали со своих мест, заломили Витальке руки, с рвением выполнили приказ законного вора.

Ничего больше Варяг не помнил. Он нашел в себе последние силы, прилег на подушку и снова надолго провалился в черный тяжелый бред.

А в углу Веселый, тихо переговариваясь с Мишкой Питерским, пришел к мысли, что о вновь прибывшем нужно незамедлительно по внутренней тюремной «почте» сообщить Мулле.