Сходняк - Бушков Александр Александрович. Страница 31
Открытую дверцу «Нивы» наискось пересекала цепочка аккуратных отверстий. А за ней был Руслан... Судя по всему, он так и не успел ничего понять, очередь прошила дверцу насквозь, и пули закончили свой путь в теле сына Михая. Руслан лежал навзничь, повернув к Алексею белое лицо с широко открытыми глазами, на котором застыло выражение легкого удивления, цветастая рубаха быстро темнела от крови. Рядом ворочался, стонал, прижимая ладошку к боку, давешний сержантик Володя. Его тоже, видать, зацепило. Автомат свалился с плеча, другой рукой он царапал асфальт и пытался до автомата дотянуться... Алексей метнулся к нему, подхватил «калаш», передернул затвор, досылая патрон. Услышал, как клацнула дверца «Нивы», – Леня выскочил из тачки как чертик из табакерки, пригнувшись, прыснул под защиту багажника, сжимая в обеих руках блестящий пистолет, непрерывно матерясь и путая русские слова с цыганскими. Таксиста с боевой подругой видно не было, Гриневский, едва завертелась карусель, бросил себя на Машку и повалил на пол, между сидений, закрывая своим телом от пуль... По крайней мере, Карташ истово в это верил. Один лишь Михай Руденко сидел за рулем истуканом, разинувши рот, с выпученными зенками, – пребывал в ступоре. Кретин кочевой, бля, будулай недоделанный, ведь мишень же великолеп...
Все дальнейшее происходило быстро.
В оконном проеме на первом этаже поста мелькнул силуэт, раздался одиночный выстрел, со звоном посыпалось стекло, и тут же грохнул ствол Лени-«пиджака».
– По окнам бей! – яростным шепотом скомандовал Карташ. – А потом отца вытаскивай!..
Нарисовался и Гриневский – волчком вывернулся из «Нивы», кинулся к углу поста. Уже с пистолетом в руке. Где-то раздобыл уже, черт уголовный...
– Что с Машкой? – быстро спросил Алексей. Треснули выстрелы Лени.
– Порядок, начальник!
– Давай-ка прикрывай...
– Нападение... на сотрудников... – в полузабытьи пробормотал сержантик Пономаренко, все еще шаря вокруг себя в поисках автомата. Глаза его закатились, открывая страшно блестящие белки.
Карташ, конечно, мог бы объяснить ему, что «сотрудники», особливо проверяющие, не начинают палить почем зря без предупреждения, что «сотрудники», особливо проверяющие, носят форму, а не армейские штаны вкупе с милицейским бушлатом, и что проверяющие вряд ли станут раскатывать на «джипах» с частными номерами, что...
Впрочем, на объяснения времени не было. Они действовали так, как будто всю жизнь бок о бок прослужили в каком-нибудь СОБРе, – не сговариваясь, скользнули к двери, Таксист ударом ноги распахнул ее и прижался к стене, Карташ пустил внутрь короткую очередь, прыгнул внутрь и сразу же влево. Следом на территорию поста проник Гриневский – и сразу же вправо. Стол, стул, телефон, пульт, разбитое окно, кушетка, возле кушетки в нелепой позе раскинувшееся тело в ментовской форме, в лапе «макаров», лестница на второй этаж...
Оттуда, со второго этажа, ударила очередь, неприцельная, суматошная какая-то, посыпалась штукатурка. Карташ прошелся ответной очередью по верхним ступеням, рванулся к лестнице, выцеливая дичь... Ага, вот ты где! Человек стоял за углом, лихорадочно дергая затвор, – видать, патрон перекосодрючило. Ну, сие не моя вина. Не я первый начал, прости, дружок... Он вскинул автомат, и спустя три выстрела очередью труп неприятеля скатился к его ногам...
...Больше никого на посту не оказалось – равно как не оказалось документов и у двоих из присутствовавшего здесь квартета ментов. Впрочем, чего удивляться, картинка открывалась предельно ясная: сержантик Пономаренко и майор Ручкин (чей труп лежал у кушетки), были постовыми настоящими, с соответствующими корочками, бумажками и табельным оружием, а вот двое других, проверяющих якобы, на самом деле являлись теми самыми бойцами пресловутого засадного полка, прибывшими на «джипаре», – подкрепление якобы. Пономаренко тормознул «Ниву», один из пришлыхвышел глянуть, узнал... ну, тут и понеслось. При первых же выстрелах второй боец завалил майора и занял оборону. И вопрос – как это бедовый майор Ручкин допустил на пост столь явных «оборотней» даже без сопроводительных документов – не вставал: вон он, ответ, торчит из нагрудного кармашка Ручкина, несколько аккуратно сложенных пополам заокеанских купюр сотенного достоинства...
– Жаль, что ты никого не оставил в живых, – сказал Леня. – Таких нельзя убивать сразу. Таких надо привезти в табор и там спрашивать...
– Извини, так уж получилось... – вздохнул Карташ и спрятал в карман найденную на трупе у крыльца портативную рацию. – А этот твой приятель, сержант... с ним что?
– Умер, – кратко ответил цыган, и Алексей не стал спрашивать, от чего – от раны или же по какой другой причине.
Уже совсем рассвело, дождь усилился, стал злым, холодным. Михай, с лицом белее его собственной бороды, стоял на коленях возле мертвого Руслана, держал над телом снятый с себя свитер – прикрывая. Капли стекали по его жилистому торсу. Маша из машины не выходила, так и сидела, прижав ко рту ладони. Тело сержантика лежало на прежнем месте, тряпичная кукла. Михай бормотал под нос, и Карташ с трудом разбирал слова:
– Дэвлалэ, Ту саро дыкхес... И амари бибахт... Мэ Тут мангав: потангинэ, Дэвлалэ... Пошун ман...
«Молится, что ли...» – подумал Алексей.
Руденко поднял голову и глухо сказал:
– Прав я был, гадже. От вас опасностью так и разит... Но ваши собратья на этот раз промахнулись. На этот раз они обидели не своих – они обидели цыган. И душа Руслана не будет знать покоя, пока табор не отомстит...
– Я говорил, – только и нашелся что ответить Карташ: – Мы – пассажиры беспокойные...
Михай тяжело поднялся на ноги.
– Знаю. Едем, гадже. Нам надо торопиться. Леня, помоги уложить Руслана...
– С вашего позволения, отец, еще одно дело, – сказал Карташ.
...Они мчались сквозь утро, уносясь все дальше от горящего гибэдэдэшного поста все дальше и дальше. При помощи Гриневского Алексей постарался запутать следы как можно тщательнее – все четыре трупа в форме были отнесены на второй этаж, «джип» подогнан вплотную к крыльцу и примитивным образом подожжен. Рвануло – будьте-нате, огонь тут же перекинулся на здание, и к тому моменту, как «Нива» удалилась от места бойни на пару километров, полыхало уже вовсю, несмотря на дождь. И плевать, что пожар очень быстро привлечет внимание. Вот пусть и гадают, что тут произошло – то ли беглецы расстарались, то ли бандитские разборки имели место... Смущали, конечно, труп Руслана в багажнике и прошитая очередью дверь, но Леня, связавшись с кем-то по мобильнику, успокоил: их встретят на подъезде к городу и машину поменяют.
– Одного не просекаю, – негромко сказал Гриневский, выруливая к городу – за «баранкой» теперь находился он, Михай сидел сзади, между Леней и Машей, глухо шепча молитвы. – Что-то уж больно куцую засаду на нас сработали. Или нас за людей не держат?
– Наверное, просто никто из наших упрямых друзей не предполагал, что мы повстречаем ребят со стволами и что эти друзья будут знакомы с сержантиком, – подумав, ответил Алексей и посмотрел на пальцы. Пальцы дрожали. – Безоружных-то нас вывоволокли бы мигом и почикали, как куропаток... Ай, да что гадать, выкрутились и выкрутились...
В кармане у него зашуршало, и сквозь треск помех донесся невнятный голос:
– Каргин, мать твою, почему на связь не выходишь? Опять водку там жрете, сучары?..
Карташ достал из кармана хрюкающую рацию-трофей, повертел в руках и выбросил в окно.
...Свернули они к Ольховке, самому, пожалуй, одиозному району Шантарска. Карташу тут еще бывать не доводилось, но наслышан о нем Алексей был весьма и теперь с прямо-таки детским любопытством смотрел в окно.
Рассказывали, что Ольховка – это центр по торговле наркотой всевозможных категорий прихода, несовершеннолетними девочками, оружием и абсолютно всем, что запрещено законом. Рассказывали, что человек посторонний, случайно забредя в Ольховку, может сгинуть тут навсегда, совсем как в Гарлеме. Рассказывали, что здесь расположены резиденции местных наркокоролей, полководцев армий нищих и попрошаек, генералов воровского мира, цыганских баронов, паханов, бугров и авторитетов различных мастей...