Я – вор в законе - Сухов Евгений Евгеньевич. Страница 73

ГЛАВА 20

Медведь терял силы с каждым днем. Если раньше он выбирался из кресла, чтобы выпить рюмку водки, то теперь давил на кнопку звонка.

– Алек, налей мне стакан, – клянчил он.

– Георгий Иванович, извините меня, но это перебор. Если бы были здоровы, а то все болеете…

– Ты же знаешь, что я пью ровно рюмку. Это для того, чтобы не беспокоить тебя всякий раз.

Алек наливал водку в хрустальный стакан и, стараясь не смотреть в пожелтевшее лицо Медведя, уходил.

Ослаб старик. Осунулся в один день. Однажды Алек вошел в комнату и остолбенел. Медведю, похоже, отказали ноги. Он лежал без движения на ковре и только беззвучно открывал рот, как рыба на берегу.

Алек поднял Медведя, усадил его в любимое кресло. Рюмка водки придала ему сил.

– Я хочу, чтобы ты созвал всех, – было первое, что произнес патриарх слабым голосом. Но он сказал это с такой интонацией, будто только что происшедшее не имело к нему никакого отношения.

– Всех? И Варяга тоже?

– Да. Всех! Я хочу, чтобы у меня завтра были Ангел, Гуро, Граф и все остальные. Мне нужно сказать им кое-что очень важное, а сейчас укрой меня одеялом, я хочу спать.

И когда Медведь засопел, Алек набрал номер Ангела.

– Медведь сказал, что хочет видеть завтра у себя всех… Да, всех… И Варяга тоже.

На следующий день, часам к семи вечера собрались все, кого желал увидеть Медведь: Гуро, Лис, Федул, Граф… Это был сход, и каждый ломал голову над тем, зачем они понадобились Медведю. Терялся в догадках и Варяг. Хотя он и был шестнадцатым, но впервые был здесь с законниками на равных. И когда наконец Медведь появился, все разговоры смолкли. В его лице появилась одутловатость, и поэтому кожа как бы натянулась. Лицо стало похожим на маску, снятую с покойника. Глаза ввалились, губы растянулись, лоб и щеки были грязно-воскового цвета.

И когда воры свыклись с его видом, Федул осторожно спросил:

– Ты зачем-то звал нас, Медведь?

– Алек, распорядись, чтобы принесли выпить… Спасибо. Скажи, чтобы принесли и на тот конец стола… Ты можешь остаться там.

Со своего места Медведь мог видеть всех. Справа от него сидел Лис. Поглаживая свою рыжую шевелюру, он цедил из банки пиво. Слева Федул, встревоженный и строгий. Гуро ковырял вилкой закуску и ни на кого не смотрел. Все здесь!

Движением пальца патриарх подозвал к себе Варяга и посадил рядом. Федул с Лисом переглянулись. Никто из них не знал, кто такой этот парень, но раз Медведь оказал ему внимание, значит, так надо.

– Я позвал вас вот для чего… – Медведь помолчал. – Я безнадежен… Я не протяну и полгода. Так что я пригласил вас на собственные поминки. Там в соседней комнате стол уже накрыт. Я хочу, чтобы в лучший мир вы меня проводили еще при жизни. Пейте, ешьте, чтобы мне там было спокойнее.

То, что Медведь – не жилец, каждому было ясно. Однако он не обмолвился ни словом о главном: кому перепоручает свою империю. Неужели им придется рвать ее на части, едва могильный холм укроет его бренные останки? Медведь ничего не делал просто так, и оставалась надежда, что он, обдумав и этот вопрос, скажет после трапезы свое главное слово.

Поминальное угощение подавалось по русскому обычаю. Медведь сидел вместе со всеми и наблюдал за тем, как гостей обнесли кутьей, а потом подали блины с медом. Ужин по случаю грядущей смерти патриарха никому не испортил аппетита. Гости пили и закусывали – стол ломился от яств.

Медведь и раньше любил почудить, но сейчас его слова воспринимались серьезно, и, когда все захмелели, он сказал:

– Вы все знаете о том, что единственное, что осталось от меня прежнего, это мое погоняло – Медведь! Я привык к нему. Подчас воспринимаю, как фамилию. Ну так вот, на моем памятнике напишите: «Медведь».

– Где тебя похоронить, Медведь?

– Похороните где-нибудь на дальнем кладбище, подальше от города. Я и раньше не любил суету, а сейчас отвык от нее совсем. И еще я никогда не любил, чтобы на меня смотрели во время сна. Хочу уединения, чтобы ненужное любопытство не раздражало меня и в загробной жизни.

– Ты не решаешься сказать о главном, Медведь. Если хочешь отстраниться от дел, тогда кого бы ты хотел видеть вместо себя? Конечно, позже этот вопрос мы могли бы решить и без тебя, но нам важно твое благословение, – нашел нужные слова Граф.

Наступила мертвая тишина. Все уставились на Медведя. Хозяин обвел стол долгим взглядом. Федул перестал жевать, Лис нервно загасил сигарету о коробок, а Гуро отстраненно смотрел в сторону.

Сейчас Медведь должен назвать преемника. И каждый из них был вправе рассчитывать, что этим человеком будет именно он.

– Хорошо, я назову своего избранника, но прошу не удивляться моему решению. Об этом я думаю уже не первый год.

– И кто же он? – не смог сдержаться Лис.

– Вот этот парень останется вместо меня, – показал Медведь на Варяга.

Долгая гнетущая пауза лишь усугубила возникшую неловкость.

– Послушай, Медведь, всему есть предел. Ладно, хорошо, ты позвал его на сход, и понятно, что он не чужой, но зачем нам навязывать варяга? Что, среди нас достойные повывелись?

– Вот ты и попался, Граф! Этого парня и вправду зовут Варяг. Вспомни наш прежний сход, когда мы решили взять его шестнадцатым. Хорошая работа, не правда ли? Его невозможно узнать. Он такой же вор в законе, как и все вы, но если вы живете под собственными именами, то он по решению схода должен был как бы переродиться. Варяг для всех, кроме нас с вами, является Владиславом Геннадьевичем! В свое время мы многое ему дали, теперь пришло время, когда он должен отрабатывать долги.

– Чем он занимается? Пусть расскажет сам, – потребовал Лис.

– Я директор научно-исследовательского института. Доктор юридических наук, занимаюсь международным правом. – Варяг улыбнулся.

– Как он представляет себе завтрашний день нашей организации? – Это спросил Гуро.

– Если мы умело поставим дело, то со временем проникнем в Европу. Нам под силу вытеснить сильные мафиозные кланы. Если сейчас мы контролируем ряд банков в России, то года через три сумеем прибрать к рукам и банки Восточной Европы! И недалек тот день, когда самые могущественные банки и предприятия перейдут под наш контроль. Весь беспорядочный рэкет, который ничего, кроме беспредела, не дает, мы уже прибираем к рукам.