Эффект бабочки - Сваллоу Джеймс. Страница 38

Эван застыл на месте, но Рик быстро отошел в сторону и, прежде чем Эван понял, что происходит, схватил дневники и быстро удалился. Карл мерзко усмехнулся.

— Мы придем к тебе ночью, сестренка.

Эван затаил дыхание и посмотрел на валяющиеся здесь и там страницы. Одну за другой он собрал их с пола и разгладил.

Когда он вернулся в камеру, Карлос с сожалением на него посмотрел.

— По-моему, ты дурак, раз связался с этими ненормальными скинами. Да они же тебя порежут, чувак!

— Они забрали мои тетради… — сказал Эван.

Карлос покачал головой.

— Тетради? Хочешь получить нож в ребра из-за каких-то там тетрадей? Может, ты смерти ищешь?

Эван залез на верхний ярус и стал перебирать измятые страницы в поисках подходящей записи, которую он мог бы использовать.

— Они для меня очень важны. Сердце Эвана упало: среди оставшихся страниц не было ничего, что могло бы ему помочь.

— Ни одна книга не стоит жизни, парень. Эван посмотрел вниз со своей кровати.

— А как насчет твоей Библии? Ты бы позволил им забрать ее?

Эван постучал пальцем по старой фотографии маленькой девочки, стоявшей в изголовье кровати Карлоса.

— А вот это? Это ведь твоя дочь, верно?

Слова попали точно в цель. Карлос ничего не ответил, а просто протянул Эвану рулон скотча.

— Вот, держи. Хочешь сохранить бумажки, которые у тебя остались, тогда лучше склей их.

Кивнув, Эван взял у него скотч и начал приклеивать листы к потолку над кроватью. Тетрадные страницы, исписанные почерком семилетнего ребенка, сделали мрачную камеру немного уютнее.

Карлос первым нарушил тишину, сняв фотографию и показав ее Эвану.

— Моя маленькая Джина, — сказал он, и впервые Эван увидел на лице заключенного подобие улыбки. — Ты прав. Я бы убил любого, кто попробовал бы забрать ее у меня. Это все, что у меня осталось в память о ней.

— Она хорошенькая. Она приходит навестить тебя?

Карлос покачал головой и поставил фото на место.

— Ей мать не позволяет. Я бомбил машины, понимаешь, но меня поймали. Три года схлопотал. Моя жена сказала мне, что не хочет, чтобы ее ребенок рос, зная, что отец в тюрьме. Она сказала ей, что я умер.

Эван почувствовал сочувствие.

— Сожалею, — сказал он. Карлос устало пожал плечами.

— По крайней мере, у меня есть Иисус. Иногда этого почти достаточно.

Эван избегал Карла и компанию остаток дня, до тех пор пока всех не выгнали на спортплощадку для вечерних упражнений. Эван постоянно держал группу сторонников идеи t. превосходства белых в поле зрения и старался не вздрагивать, когда его кто-нибудь задевал. Каждый мускул в его теле был напряжен в ожидании неизбежного нападения. Когда он проходил мимо них, из-за столба вышел Карл с одной из его тетрадей в руке. Он зачитал вслух отрывок из дневников, как телевизионный евангелист читает выдержку из Библии: «Сегодня я нашел свидетельство о смерти моего деда. Он умер в дурдоме, как и мой отец. Хоть мама и отрицает это, все же она боится, что я закончу как они». Рик зашелся смехом.

— Ну и придурок! — крикнул он вслед Эвану. — Эй, урод! Эй, псих!

К Рику присоединились остальные скинхеды, провожая Эвана куриным кудахтаньем.

Во дворе Эван нашел Карлоса и сел рядом с ним на бордюр. Несколько заключенных занимались со штангой и гантелями. Вокруг Карла снова собралась группа скинхедов, превосходящая по численности любую другую банду во дворе. Они холодно посматривали на Эвана.

Наблюдая за ними, Эван заметил, что Рик передал Карлу какой-то предмет с замотанной медицинским пластырем ручкой. Он посмотрел вокруг в надежде, что надзиратели заметят, но никто из них не обратил на это никакого внимания.

— У меня слишком мало времени, — подумал он вслух. — Этот лысый ублюдок воткнет мне перо в спину при первой же возможности.

— Тогда тебе придется научиться не спать по ночам, — сказал Карлос, докуривая сигарету.

Эван покачал головой.

— Мне надо подумать. Я могу изменить это. Я могу использовать те страницы, что у меня есть… Мне просто надо придумать, как именно.

Карлос удивленно посмотрел на него.

— О чем это ты? Твои тетрадки ни хрена не будут стоить, если тебя убьют, старик. Школьные дневники тебе не помогут выпутаться из дерьма, в которое ты влез с Братством, и если ты так не считаешь, то тогда ты настоящий псих, как они и говорят.

Он повернулся к Эвану спиной. Теперь к нему была обращена фигура распятого Христа, помещенная в центр коллажа из картин, изображающих адские мучения.

Эван вспоминал оставшиеся записи, которые можно было использовать, и подумал над словами Карлоса, сказанными ему в камере.

— Ты ведь религиозный человек. Ты веришь в то, что пути Господни неисповедимы, так?

Карлос докурил сигарету и отшвырнул окурок в сторону.

— Конечно.

— Я спросил потому, что, как мне кажется, Он послал меня в твою камеру не просто так. Мне кажется, что Господь хочет, чтобы ты мне помог.

Карлос покачал головой.

— Черт, я знал, что ты ненормальный.

— Я не вру, — сказал Эван, наклонившись к нему поближе. — Иисус говорит со мной в моих снах.

— Ага. Конечно, — усмехнулся Карлос.

— Спорю на пачку сигарет, что смогу доказать это.

Что-то в голосе Эвана заставило Карлоса согласиться. Он был заинтригован.

Глава девятнадцатая

Эван наблюдал за выражением глаз Карлоса, когда объяснял ему, как именно происходят затмения его памяти. Он жестикулировал, рассказывая о местах и событиях, но чем больше он говорил, тем меньше понимал его Карлос. Эван остановился и оторвал от потолка один из листов, сжав его в кулаке. Карлос был наиболее вероятным его союзником во всей тюрьме, и если сбить его с толку, то тогда можно потерять все.

— Смотри, когда я это делаю, то впадаю в состояние транса или что-то вроде этого. Ну, типа как люди в церкви, понимаешь?

Карлос медленно кивнул.

— Как экстаз.

Он все еще не был убежден, и только пачка сигарет поддерживала его интерес.

— В общем, когда я буду в отключке, я хочу, чтобы ты внимательно следил за моими руками и лицом.

Сосед внимательно посмотрел на него.

— Знаешь, что я думаю? Мне кажется, тебе нужно провериться у тюремного психиатра, старик.

Эван сердито на него посмотрел. Было ясно, что Карлос поверит только тогда, когда увидит все своими глазами.

Оба замолчали, когда мимо открытой двери их камеры проехала тележка с почтой, которую, к удивлению Эвана, толкал его знакомый. Змей.

— Эй, — позвал он его с надеждой в голосе. — Есть что-нибудь сегодня?

Если его мать все-таки смогла добыть остальные дневники, тогда ему не нужно будет принуждать Карлоса к сотрудничеству. Но Змей разрушил эту надежду с улыбкой:

— Есть. Только не для тебя.

Эван не стал скрывать своего разочарования и снова повернулся к Карлосу, зажав листок в кулаке.

— Слушай, ты не мог бы прикрыть меня, пока я… Я не хотел бы, чтобы Карл перерезал мне глотку, когда я буду без сознания.

Заключенный помедлил с ответом, и Эван постучал по карману, в котором лежала нераспечатанная пачка сигарет.

— Да ладно тебе. Что ты теряешь-то?

— Ладно. Что мне нужно делать? Эван прислонился к стене и разгладил лист.

— Просто смотри, и если со мной произойдет что-нибудь странное, расскажешь мне потом.

— Более странное, чем сейчас? — спросил Карлос, с сомнением его разглядывая.

— Возможно, на моем теле что-нибудь появится. Например, отметины, шрамы, ну я не знаю, что-нибудь. Все что угодно. Готов?

— Ну давай, — Карлос сложил руки на груди. — Иди поговори с Иисусом.

Эван сглотнул и изучил страницу, читая про себя слова, написанные прилежной детской рукой: «В среду у меня были неприятности из-за рисунка, который я не рисовал. Мама не дает мне его посмотреть».

Это пришло сразу, легко и свободно. Ощущение давления в черепе, резонирующее во всем теле. Все вокруг начало расплываться, и он увидел, как исчезают, деформируясь, прутья решетки. Карлос с беспокойством смотрел на Эвана, но и лицо испанца уплыло из поля зрения. Эван услышал детские голоса, которые становились все ближе и ближе, наполняя его чувства, в то время как сознание, отделившись от тела, пулей пролетело назад сквозь годы. Камера вокруг него дрожала…