Когда наступит вчера - Свержин Владимир Игоревич. Страница 28

– Я не из робкого десятка! – гордо выпрямился гридень.

– Да хоть из наихрабрейшей сотни, мне нет до этого никакого дела! – пожал плечами я. – Голова покуда твоя неотторжимая собственность. Хочешь, складывай ее здесь, хочешь – еще где.

– Я словом и честным именем на оружии клялся быть верным своему каану. – В словах молодого воина чувствовалось гордое безрассудство, вполне соответствующее его возрасту и званию. – И какие бы грозы здесь ни бушевали, я останусь при нем неотлучно.

Мне едва удалось спрятать под гримасой показной суровости предательскую улыбку. Сам того не сознавая, Финнэст сделал мне замечательный пасс, из тех, которые учитываются наравне с голами. Сам собою мой голос из резкого стал увещевающе ласковым.

– Это верно. Ты клялся преданно служить своему господину, клялся защищать его, не жалея жизни, от любого врага. Так вот, сейчас ему грозит опасность, которую никто не в силах предотвратить. По слогам повторяю – ни-кто. Кроме нас! А без тебя даже нам это будет сделать очень трудно. Почти невозможно.

На лице молодого воина отразилась задумчивость, призванная, точно масло, опрокинутое в бушующее море, смирить ураган разнонаправленных чувств, терзавших его неокрепшую душу.

– Коли желаете, я без промедления отправлюсь к приснославному каану, дабы упредить его о таящемся недруге. А уж затем и вас ему представлю. Не извольте сомневаться, он людей верных да полезных завсегда привечает и щедро оделяет.

– Да мы уж типа знакомы. – Желваки на Вадюниных скулах забегали, наглядно иллюстрируя характер этого знакомства. – И щедрот его нахавались, аж из ушей поперло!

– Ты отправишься в Елдин, это без сомнения, – почти нежно проговорил я. – И будешь охранять каана так, чтобы никто в его сторону и чихнуть не мог. Но говорить о том, что ты здесь видел и слышал, не стоит.

– Это почему же? – насторожился гридень.

– Тот, кто охотится на Юшку, жизнью крепко ученый, а потому бараном в запертые ворота ломиться не станет. У него наверняка свой присмотр за кааном налажен. Откуда-то ж он узнал о том, когда и где вы проедете. И о том, что Соловей его подставляет, тоже узнал. А этого без человечка рядом с твоим ненаглядным кааном он выяснить никак не мог. Теперь представим себе, что ты обо всем господину своему поведаешь. Охраны при нем станет не в пример больше, чем нынче, а толку от нее – меньше. У семи нянек, как водится, дитя без глазу. О всяком же изменении в порядке охраны ворогу в тот же день непременно станет известно. Юшка-каан – не иголка. Его в стоге сена не упрячешь. Он всегда на виду, а стало быть, в опасности. Пока же легкая доступность, – вникай, мнимая доступность, – будет подталкивать противника к действию. Здесь-то мы его и возьмем. Если же Юшка по подвалам, точно мышь, прятаться начнет, бойцов локоть к локтю поставит, проку от них будет, что жабе от расчески, и «соловьиный» хозяин, пользуясь неизбежной кутерьмой, обязательно улучит случай его по-тихому порешить. Хорошо бы, конечно, вычислить, кто из каановой свиты разбойникам барабанит, однако на разгадывание новых загадок времени у нас может и не хватить.

– Так что же выходит? – обескураженно заговорил Финнэст. – Стало быть, могучий каан, за которым десятки кланов субурбанских, будет точно наживка?! Точно червь земляной, у вас на крючке сидеть? А вы на того червя, стало быть, рыбку удить будете?!

– Брателла, вот ты нудный – это что-то! – не выдержал Ратников. – Я в натуре не догоняю. Ты что, чисто не врубаешься?! Какую рыбку, какую птичку, какие, на фиг, крючки?! Если мы главного здешнего пахана за шкворень не возьмем, твоего шефа самого червяки без хлеба зачавкают и в натуре спасибо не скажут! Пока ты тут корки мочишь, ля-ля-тополя, его уже, может быть, конкретно обложили флажками, что того волка. Там, на дороге, за тобой, что ли, охотились? Быстрее мозгами шурупай, горячий финнэстский парень!

Честно говоря, несговорчивость Ясного Беркута начала уже порядком утомлять меня. Несомненно, можно было понять все его сомнения и терзания, но в конце концов Вадим был прав. Времени для увещеваний и дебатов у нас не оставалось.

– Послушай, – скрывая раздражение, проговорил я, – давай с тобой договоримся. Когда-нибудь ты все в подробностях расскажешь каану. Сейчас постарайся понять, или же принять на веру, что время для того еще не пришло. Пока что я прошу вас отправиться с Оринкой в Елдин. Представь там ее, честь по чести расскажи, как она вылечила каанского скакуна, как, не щадя головы своей, помогла справиться с разбойниками, как раны твои врачевала. Хранить господина рука об руку с ней тебе будет сподручнее. Она хоть юная девица, но кудесница знатная. Польза от нее может быть изрядная.

– Так, стало быть, Оринка со мной в Елдин отправится? – опасливо переспросил Финнэст, точно боясь спугнуть нежданную удачу.

– Ну так, понятное дело. – Я удивленно вскинул брови вверх, точно недоумевая, как столь очевидные вещи могут вызывать сомнения в проницательном собеседнике. – Что же ей, до старости в лесах с елками хороводить? Она уже давно в столицу идти собиралась. Может, как раз по-первости у тебя поживет? – Я мельком кинул взгляд на кудесницу, готовясь в случае чего отразить бурю стыдливого девичьего протеста.

Девушка, похоже, действительно смутилась и, затаив невольную улыбку, потупила взгляд. Однако вместо упоминавшихся ранее природных катаклизмов меня ожидал полнейший штиль согласия. Должно быть, превратности вчерашнего дня не прошли даром для обоих молодых путников. Известное дело! Говорят, правда, что чувства, возникшие в экстремальных ситуациях, непрочны и редко выдерживают испытания обыденностью будней. Но не рассказывать же об этом юным влюбленным! Тем более что в ближайшее время обыденных будней как раз не предвиделось.

– Будь по-вашему, – после краткого молчания со вздохом промолвил Ясный Беркут. – Хоть и не по уложению это, а я не стану говорить каану о нашем знакомстве. Но и вы поклянитесь, что против него зла не умыслите.

– Очень нужно, – сплюнув на землю, пробурчал Вадим.

Непонятно, к чему относились эти слова – к персоне каана или же к необходимости давать клятву. Но ничего иного добиться от него не удалось.

– Я клянусь, что действую на пользу Субурбании и что мои действия не будут обращены во вред кому-либо из ее честных жителей, будь то каан или же простой селянин. – Слова эти были произнесены мной с большим пафосом, поднятой вверх правой рукой и левой, покоящейся в области сердца. Надеюсь, что за всей помпезностью гридень не уловил слово «честных». Юшку к таковым мало кто относил. И как бы ни ярились сторонники безукоризненной морали, этот невольный обман был меньшим из зол. И цель, будь она неладна, оправдывала средства.

Прощание было недолгим и довольно скомканным. Вадим был огорчен расставанием с юной спутницей гораздо больше, чем с ее новым кавалером. Проглот, остававшийся с нами, с воркованием терся об Оринкину ногу, требуя почесать его за ухом. Я же среди пожеланий счастливого пути и прочих напутствий едва успел попросить отважную кудесницу доставить весточку нашему старому знакомому, преуспевающему ныне мздоимцу, и, по совместительству, единственному в Субурбании толмачу с кроменецкого, с которым нелишне было бы переброситься словцом, приступая к столь щекотливому расследованию. А заодно назначить ему час и место конспиративной встречи.

Как, должно быть, огорчились, придя в себя, разложенные меж дубов бойцы лесной стражи! Вот уж, что называется, день не задался! Сначала воля неведомого заказчика погнала их в самый волчий час охотиться на дичь, которая и сама не раз промышляла охотой. Затем Переплутень, спешащий поделиться бьющими через край впечатлениями последних дней. На смену ему – Вадик, после встречи с которым далеко не всякий с ходу разберет, где верх, где низ, где лево, где право. И под конец – холодная, сырая от росы трава, оставляющая зеленые следы на промокшей одежде. Впрочем, с одеждой у лесных стражей как раз вышла непредвиденная заминка. Она умчалась вдаль на синебоком «ниссане» нарочитого мужа Вадима Злого Бодуна Ратникова, чтобы больше никогда не встречаться с хозяевами, опозорившими честь своего незамысловатого мундира.