Когда наступит вчера - Свержин Владимир Игоревич. Страница 85

Не знаю, задумал ли что-либо против нас хозяин столь необычного чертога, и задумывал ли он вообще что-нибудь, но увиденные нами в смутных бликах мертвенно-бледных огоньков твари вели себя вполне равнодушно, не выражая ни злобы, ни какой-либо озабоченности. Лишь однажды, когда Делли решила компенсировать недостаток света, запалив внутри пещеры чародейский огонь, здоровенный удав, приняв его, должно быть, за добычу, метнулся на яркую вспышку и, рухнув на пол, отчаянно извиваясь пополз от нас на прежнюю охотничью позицию. Несмотря на неудачу прожорливого змея, мы сочли за благо воздержаться от новых экспериментов и почти на ощупь двигались под сводом, все ниже и ниже придвигающим свою каменную толщу к нашим макушкам.

В конце концов сумрачный «зал аттракционов» закончился, и мы непременно уперлись бы в стену, когда б не разверзлась под ногами ненасытная глотка темной бездны… впрочем, имеющая довольно широкую винтовую лестницу.

– Не нравится мне все это! – глядя на затхлую дыру у самых ног, пробормотал Ратников.

– Будешь строить дачу, выберешь другой проект, – вяло пошутил я, но шутка, призванная разрядить обстановку, казалось, повисла в воздухе холодным облачком и опала на сырой камень мелкими слезинками.

И все же, несмотря на тоскливые предчувствия и мрачное состояние духа, мы, один за другим, ступили на выбитые в скальной породе гладкие уступы, ведущие, должно быть, в сердце бел-горюч камня. Даже Проглот, дотоле щелкавший клювом и шипевший на всякую новую тварь, увиденную здесь, безмолвно последовал за нами. Насколько я мог утверждать, по результатам сегодняшнего дня нашего воспитанника смело можно было именовать первым спелеологом за всю историю грифоньего племени.

Не знаю уж, сколько мы спускались. Казалось, здесь, в каменной толще, время, и то замедляет свой ход. И все же это не был спуск в адскую бездну, как я уже начал втайне опасаться. В конце концов внизу, сначала слабо, затем все сильнее, забрезжил свет, и мы поневоле ускорили шаг, спеша приблизиться к этому, быть может, обманчивому ориентиру.

Но свет не обманул. Вернее, если в чем-то и опроверг наши ожидания, то лишь в масштабах увиденного. Беломраморный зал с четырьмя рядами витых колонн, украшенных затейливыми капителями, был залит невесть откуда взявшимся светом, точно располагался он не в глубоком подземелье, а на самой вершине горы. Реши хозяин столь экстравагантного бункера сдавать его под корпоративные вечеринки – и сотни две счастливчиков, не считая оркестра и обслуги, вполне могли плясать здесь, не слишком мешая друг другу. Но, похоже, любителей выкидывать хитроумные коленца и грациозные па в этих стенах отродясь не водилось. В конце залы, вдали от входа, был установлен беломраморный трон, на котором усталым сычом восседал некто, очень длинный и, судя по одежде, очень траурный.

– Что, небось этаким гуртом сражаться пришли? – тоскливо произнес он, оперев подбородок на подставленную ладонь.

– С чего бы это вдруг? – Я невольно оглянулся, чтобы посмотреть, не отразилось ли на лицах моих спутников непрошеное желание хорошенько порубиться перед обедом.

– А как же иначе? – без особого энтузиазма проговорил хозяин чертога. – Испокон веку так повелось! Как узнают, где Кощей Бессмертный притаился, чтобы годы свои бессмертные коротать, так враз – рыцари, витязи, наемники, маги сползаются, точно медом им намазано, смертушки моей поискать.

– Прикинь! – завороженно выдохнул Злой Бодун, преданно глядя на истощенного временем исполина. – А вы че, в натуре, Кощей Бессмертный?

– Да уж не серенький козлик! – скривился хозяин чертога. – А ты кого здесь ожидал увидеть?!

– Да так… – смущенно потупился Ратников.

– Раньше-то все поодиночке шли. Оно понятно – и славы больше, и ежели удача зубы ощерит, то злато-серебро мое ни с кем делить не придется. Сейчас, гляжу, народишко-то похужел. Хоробрости поубавилось! Ишь, какой толпой пришли! И фею прихватили, и грифонца малого, – давно, знать, готовились! – Он вздохнул и, пошарив рукой за троном, вытащил на свет меч длиной примерно со шлагбаум. – Ну что, здесь драться желаете, или наверх, к солнышку пойдем? – Он поднялся с места во весь свой двухсаженный рост и крутанул над головой орудием убийства.

– Послушайте! – вновь обретая дар речи, вмешался я. – Собственно говоря, мы вовсе не собирались вступать с вами в бой. Если только вы не расправляетесь с гостями из принципа, то, быть может, обойдемся без кровопролития?

– Ишь ты, хитрец! Без кровопролития! – с легким недоумением в голосе проговорил Кощей, вновь усаживаясь на беломраморный трон. – А чего ж вы, спрашивается, пришли сюда, коли драться не желаете?

– Да нам бы в натуре перечирикать, – напрягшийся было Вадюня опустил «мосберг». – Так, ля-ля тополя…

Бессмертный обитатель каменных недр оторопело поглядел на фею, затем на меня и, в конце концов, на разлегшегося посреди залы Проглота.

– Ну-у, чирикайте, коли невмоготу…

Боюсь, что за всю многовековую жизнь древнего исполина ему не доводилось слышать ничего более дикого и нелепого.

– Прошу прощения, – прервал я затягивающуюся паузу ожидания. – Давайте это оставим на потом. Тут вот какое дело…

И я в подробностях изложил все те безрадостные причины, которые заставили нас вторгнуться на этот негостеприимный клочок суши и искать встречи с его хозяином. Естественно, не упоминая желания Вадима исполнить репертуар стайки воробьев.

– Охо-хо! – впадая в тоскливую меланхолию, выдохнул Кощей. – И неймется же им!

– Кому «им»? – повинуясь въевшейся оперативной привычке, сразу принялся уточнять я.

– Да всем им неймется! – отмахнулся помрачневший великан. – Уж веки-то веков минули, а все то ж! История давняя, да чтоб понять, откуда что взялось, без нее не обойтись. – Он, не глядя, сунул меч обратно за трон и подпер голову кулаком, готовясь к долгому рассказу.

– О начале напастей моих вы, должно быть, и прежде слыхивали. В незапамятные времена чародей в тутошних землях большой страх наводил. Одно слово – ваша порода! – Он кивнул на Делли. – Могущество у него было от фей, в жилах – пламень драконий, а по природе – камень.

Кощей похлопал ладонью по резному подлокотнику:

– Многих он, тварь негодная, в полоне держал, из всякого роду-племени! Я ж тогда в самой силе был и в воинском искусстве, и в чародействе. В народе моем, да и в иных землях равных мне хоть и искали, да не сыскалось. Вызвал я Тузла Многомерзкого на смертный бой, а только ничего из того не вышло. Заманил меня чародей в ловушку, так я в яме сырой без малого год и провел, света не видючи. Пошла искать суженого зазноба моя – Леда-лебедушка, да тоже в лапы Тузлу попала. Возжелал он ее своей наложницей сделать и взаперти держал, да только любовь под замком не удержишь. Сыскалась тварь малая, грифоньего племени, в темнице моей она засовы клювом перебила, замки когтями вырвала, на волю выпустила, да на ухо мне и нашептала, где сила Тузлова упрятана.

Сошлись мы с чародеем злым в схватке не на жизнь, а на смерть. Две недели бились без роздыха, а таки одолел я его. Рубанул по косе долгомерной, и на одну лишь волосину не отсек. Малость, казалось бы, ан нет. В малости той вся беда-то и таилась.

Волос, об который меч мой изломался, не простой был, а каменный. А в конце его игла чудодейная. Упал Тузл посреди моря, да враз скалой оборотился. А игла на косе его, точно змея, в руку меня ужалила. А с уколом тем и часть силы чародеевой, и бессмертие его, и толика духа в меня влились, и, покуда цела та игла, мы с ним, почитай, одно. – Кощей грустно посмотрел на нас, точно стараясь убедиться, расслышали ли мы, в чем сокрыта его погибель. – Много я потом зла людям причинил, ой как много! Самого Тузла в камень оборотил, а лютость его безмерную в себе одолеть не мог. Леда от того тяжко страдала, слезами обливалась. И желал я всей душою прежним стать, а не мог! Месяц держался, два. Затем снова – царям обиды да народам разор. Обернулась моя Ледушка белым лебедем, да и улетела неведомо куда. Сыновья наши с тех пор слова не молвили, дочь любимая за море с олухом этим, Хведоном, подалась.