Крестовый поход восвояси - Свержин Владимир Игоревич. Страница 30

Глава 10

Обозная повозка, в которой мы ехали, волочилась медленно, а уж для человека, привыкшего к европейским спидвеям, и вовсе почти не трогалась с места.

– Капитан, – лежавший рядом Лис поднялся на локте, – я хочу тебя поздравить.

– С чем? – Я лениво открыл глаза, все еще не желая расставаться с полуденной августовской дремой.

– Сколько раз нас с тобой приговаривали к смертной казни, и гляди-ка, действительно казнили.

– Не подходит, – я вновь закрыл глаза, – нас не казнили, а убили при попытке к бегству.

– Да, – огорченно откинулся Лис. – Пожалуй, ты прав. Зато какое шоу! Слабонервных просят удалиться, сильнонервных пристегнуться. Женщины от безысходности и трагизма заламывают руки, закладывают за воротник и рвут в клочки последнее бикини.

– Лис, ты дашь поспать? – недовольно буркнул я.

– Мертвецким сном?

– Да ну тебя!

– Ты ничего не понимаешь, – не унимался Лис. – Думаешь, хухры-мухры всадить с тридцати метров две стрелы в доску двадцать на тридцать? Да еще если доска под плащом. Да на всем скаку. Да по человеку, который тоже не стоит на месте.

– Не хухры-мухры.

– А трюк с отлетающей головой? А стражник, которого ты зверски заколол недрогнувшей рукою?

– Тоже не хухры-мухры, – вяло отозвался я, но моего друга это явно не удовлетворило.

– Какой талант! Какая джигитовка! Прям Мухтарбек Кантемиров!

– Татарин? – насторожился я.

– Темнота-а! Каскадер!

– А, тогда ничего.

Процедура собственного убиения отчего-то произвела на Лиса неизгладимое впечатление. Он пришел в такой неистовый восторг, что, казалось, готов был вновь и вновь гибнуть на глазах у изумленной публики. Однако заявок на наши головы больше не поступало. Путь опять лежал в Новгород, в объятия старинного приятеля Хельмута Штолля. «Я возвращаю ваш портрет», – не преминул съязвить Лис на канале связи в ответ на распоряжение Володимира Ильича укрыться в гостином дворе ганзейца и озаботиться там кораблем, способным принять на борт невесту имперского принца со свитой и стражей.

– Интересно, почем сейчас корабли на новгородском рынке?

Я лежал, стараясь отрешиться от фонтанирующего остроумия Лиса, искренне считая, что человек, убитый вчера, имеет право на отдых в преддверии новых славных дел. Когда в степи у Калки мы съехались с Ильей Муромцем у заранее заготовленного обезглавленного тела, обработанного для верности Яросветом, глаза наши встретились, он едва заметно кивнул, я резко наклонил голову вперед, прижимая подбородок к груди и приводя этим в движение своеобразную катапульту за спиной, заряженную головой номер два. После чего, стараясь не страховаться, рухнул на землю и, оставив на память «двойнику» свой византийский пурпурный плащ, быстро-быстро пополз как можно дальше от места «гибели».

«Двойника» Лиса обезглавили прямо на глазах у подъехавших монгольских нукеров в то самое время, когда подошедшая ближняя дружина князя Олега Изборского пополнилась двумя невесть откуда взявшимися витязями. Несказанно расстроенный произошедшим Володимир Ильич громогласно объявил, что, невзирая ни на что, тела убийц будут выданы Субедэю, а головы захоронены в освященной земле по христианскому обычаю, и, развернувшись, поскакал прочь, тем самым раз и навсегда закрывая все возникшие вопросы.

Вечером того же дня он посетил повольника Ропшу, назначенного тут же воеводой полка иноземного строя, и нас, вынужденных отныне путешествовать в обозе, не шибко высовываясь из своего укрытия. «Так сделаем, – говорил он, стараясь придать своему голосу непривычно тихое звучание. – Посол имперский со свитой да с ложною невестой сухом пойдут, через Полонию. Коли есть у кого злой умысел, пусть там себе беды ищет. Вы же найдете доброе ганзейское судно и под ганзейским же флагом с Аленою Мстиславишной – на Альштадт, [17] поплывете в тевтонские земли. Герман фон Зальца, гроссмейстер орденский, императору словно правая рука. Да, впрочем, что я говорю, вы сами знаете».

Лис искоса глянул на меня, пытаясь скрыть невольный смешок. Еще бы! Мое знакомство с гроссмейстером рыцарского ордена Девы Марии Тевтонской происходило при обстоятельствах, способных заставить почувствовать глубоким провинциалом знаменитого слугу двух господ Труффальдино из Бергамо.

…Известие о том, что буквально в полутора днях пути от шверинских владений состоится тайная встреча между королем Вольдемаром Победоносным и Германом фон Зальца, привело решительного предводителя Лиги северных баронов в состояние неописуемого восторга. Когда же ему стало известно, что их охрана малочисленна, он и подавно бросил все дела и велел ближней гвардии немедля седлать коней. Увещевания Лиса, демонстрировавшего при графе чудеса государственной мудрости, призывы дождаться подхода войск соседей и только после этого выступать в поход не могли остановить его сиятельство. Более того, казалось, мысль о том, что в случае подхода союзных войск с соседями придется делиться не только добычей, но и славой, привела графа в такое неистовство, что он покинул замок с малым отрядом (в который входил и я), предоставляя остальным рыцарям догонять нас в пути.

Вряд ли бы Генрих фон Шверин так спешил, узнай он, что новость о тайной встрече, доставленная ему верным человеком, попала к тому не без помощи Лиса, столь убедительно отговаривающего его от активных действий. Узнай он, что еще до того, как графский конь ступил под арку крепостных ворот, известие о выступлении шверинцев уже неслось в собственные руки и короля, и гроссмейстера, он, вероятно, и вовсе бы отказался от мысли захватить тех врасплох. Но эти факты чудным образом ускользнули от внимания нашего «господина», и теперь расстояние, отделявшее графа Шверинского от подготовленной ему западни, сокращалось со скоростью движения рыцарских коней. Сам того не зная, решительный северный мятежник находился на волосок от гибели, но при нем состоял верный я, и, стало быть, грозившая опасность была не страшнее замкового призрака в преддверии третьих петухов.

– Граф, – сказал я, глядя в глаза сюзерену прямо и сурово, – мы уже вблизи врага. Позвольте мне отправиться в разведку. Вы можете рассчитывать на меня, ваше сиятельство.

– Я ценю твою преданность, Вальтер. – Генрих Шверинский хлопнул меня по плечу. – Отправляйся, дружище, да возвращайся поскорее.

Я отправился и, конечно же, нашел то, что ожидал. Объединенные орденско-королевские войска раз в двадцать превосходили графский отряд, о чем с затаенной грустью я и поведал его сиятельству.

– Это западня! – воскликнул обескураженный граф и был, несомненно, прав.

– Да, мой господин, – ответил я. – Но у нас есть одно преимущество. Нам известно, что они стоят здесь, а им о том, что мы близко, вероятно, еще неведомо.

– Так что же ты предлагаешь?

– Сражение в таких условиях было бы безумием. Нам следует отступить, заставив врага ждать и тревожиться впустую. А я же, если будет на то позволение вашего сиятельства, с отрядом не силой, так хитростью задержу их, не дам устремиться за вами в погоню. Могу обещать вам полдня, а если Господь будет милостив, то, может быть, и целый день.

– Я не забуду этого, Вальтер, – прочувственно произнес граф, пожимая мне руку.

Надежды фон Шверина не были обмануты. Объединенное войско не тронулось с места еще сутки. Нечто подобное мною и предполагалось. Но клянусь золотыми шпорами, я дорого бы дал, чтобы узнать, что именно думал и чувствовал каждый из военачальников, читая мои вдохновенные послания. Начинались они с сожаления о том, что злой судьбе было неугодно довести до конца наш замысел и какая-то нелепая случайность дала возможность графу избегнуть хитрой ловушки. Заканчивались же в уверениях абсолютной преданности и мольбой ни в коем случае не сообщать вождю союзников о моей бескорыстной помощи, ибо в одном случае: «Злым умыслом оного из земель отчих изгнан», а во втором: «В ближнем кругу оного изрядно таких, что изменою пробавляются, а мне о том достоверно ведомо».