Крестовый поход восвояси - Свержин Владимир Игоревич. Страница 34

В один прекрасный день к юному принцу, носившему тогда имя Ин Джен, явился в гости дедуля, своим убогим одеянием совершенно не гармонирующий с роскошью дворца. Возможно, визит бы прошел незамеченным, но после него вдруг тринадцатилетний принц открыл заговор против себя, казнил виновных, привел к общему знаменателю до того весьма своенравный двор и… еще через десять лет все шесть царств Поднебесной были собраны под единой могучей рукой Ин Джена, принявшего теперь новое императорское имя Цинь Шихуань-ди.

Дальнейшие реформы сыпались как из рога изобилия: он ввел единые деньги на всей территории страны, единые меры веса, емкости, длины, единую систему письма и единые, обязательные для всей Поднебесной, законы. Понятное дело, что такая власть непременно вызвала зависть врагов внутренних, а неслыханные богатства, текшие нескончаемым потоком в сокровищницу Цинь Шихуань-ди – врагов внешних. Однако и тех, и других великий император крушил с легкостью, едва лишь отвлекаясь от своих обычных дел. А среди них было и строительство Великой Китайской стены, возведенной всего лишь за два года, и дворца Эпан, простиравшегося на сто пятьдесят километров и имевшего один только передний зал размерами сто семьдесят на восемьсот метров, и усыпальницу, в любом углу которой могла свободно поместиться самая большая из фараоновых пирамид. Когда же, на радость многих, грозный император умер, ему наследовал сын Эр Шихуан. Однако его правление было кратким и безрадостным – созданная Цинь Шихуань-ди империя развалилась на отдельные царства, едва успел остыть труп ее владыки.

Что еще я мог рассказать Лису? О том, что император Цинь Шихуань-ди был на редкость суеверен и, не жалея сил и средств, искал эликсир вечной жизни и даже отправлял экспедиции ловить лунного зайца, по легендам, обитающего на ночном светиле? Что он построил башню из чистого золота для шарлатана, выращивающего траву бессмертия, вымачивая семена «пяти злаков» в смеси из костного мозга журавля, толченых черепашьих панцирей, рогов носорога и яшмы? Немало поучительных легенд и историй, но ни слова об изящном черном драконе на филигранной цепочке, украшавшем ныне грудь венедского лучника.

Строительство нашего временного обиталища шло вовсю, и я уже начал надеяться, что ночевать нынче мы будем под крышей, а возможно, даже и в четырех стенах, когда один из мореходов, обкладывавший камнями нижнюю часть стены, внезапно заорал что есть мочи:

– Корабль! На горизонте корабль!

Все взоры обратились туда, куда указывал матрос. Среди волн, уже потерявших штормовую ярость, но все же весьма резво скакавших навстречу серой в темных разводах драной ряднине балтийского неба, из стороны в сторону, словно ванька-встанька, раскачивался крутобокий неф, держащий курс к острову.

– Кого это, интересно, сюда принесло? – Стоявший рядом со мной Лис начал всматриваться в прыгавшее на волнах суденышко, стараясь разглядеть эмблему на флаге.

Наш берег огласился громкими нестройными воплями, призванными привлечь внимание экипажа неизвестного корабля. И хотя с такой дистанции нас явно не было слышно, вероятнее всего, еще даже и не видно, все собравшиеся на берегу вопили самозабвенно, рискуя сорвать голос еще до того, как первые звуки донесутся до нефа.

– Это ж надо, как подфартило! – пробормотал мой друг. – Интересно, что его сюда занесло?

– Какая, в сущности, разница? – Я пожал плечами. – Главное, у нас вновь появляется шанс добраться до большой земли, а там уж, даст Бог, разберемся.

– Так-то оно, конечно, так, – неспешно кивнул Лис, продолжавший вглядываться в приближавшийся корабль, – но тут, пожалуй, есть одна закавыка. – Он повернулся ко мне с выражением, явно нешутейным. – Ты видишь на мачте этого нефа красный флаг?

– Ну, что-то там такое, – начал я.

– А я вижу. И на этом флаге – золотой леопард. Это шверинский корабль. Причем, похоже, боевой. Так что с поздравлениями пока что можно повременить.

– Э-эй, мы здесь! Спасите нас! – кричали люди на берегу, размахивая, кто чем.

– Эх, сделать бы так, чтобы он не пристал, – безнадежно махнув рукой, прошептал Венедин. – Как-то не тянет меня зимовать в подземельях.

– Погоди, Лис, – поморщился я. – До Шверина еще путь неблизкий. И сбежать можно, и, на крайний случай, попробовать бунт на корабле поднять.

Венедин посмотрел на меня тоскливо.

– Наших тут – раз-два и обчелся. Ганзейцы, едва ступят на борт корабля, сдадут нас с потрохами, так что особо не набунтуешь. К тому же ты забыл о тетках. Прикинь, в руки старины Генриха попадет невеста императорского принца. Как ты думаешь, скоро она своего суженого после этого увидит?

Я нахмурился:

– Боюсь, что никогда.

– Эй! – кричали люди на берегу, обуреваемые надеждой на скорое спасение. – Мы здесь!

Лишь мы с Лисом глядели на приближающееся судно, моля небеса совершить чудо и внушить мысль шкиперу повернуть его вспять. Но оно все приближалось и приближалось. Червленый вымпел с леопардом уже во всей красе был виден каждому из стоящих на берегу, и тут Лис потряс головой, словно отгоняя морок:

– Капитан, ты видишь то же, что и я? В смысле, я схожу с ума или они поворачивают?

Сомнений не было: корабль, находившийся не более чем в двух кабельтовых от берега, явно отворачивал в сторону.

Невозможно передать словами то отчаяние, которое овладело всеми, находящимися на острове, при виде исчезающей за горизонтом кормы нефа. «Ничего еще не потеряно», – утешали собратьев по несчастью мы с Лисом. «Верно, – поддерживал нас Ропша. – С борта, видать, буруны разглядели, вот и решили, неча на скалы лезть. По такой волне к острову не пристанешь. А как море утихнет, они сюда вновь придут. Нас-то, поди, виднее было, чем буруны».

И я, и Лис были благодарны повольнику за поддержку. Лишь совместными усилиями порядок и дисциплину среди робинзонов удалось восстановить. В унынии, кутаясь кто во что, отправлялись они к сооруженной из обломков корабля хижине, надеясь провести в ней ночь хотя бы с каким-то, пусть самым мизерным, комфортом.

Чтобы скрыть от невольных сподвижников ту радость, которую мы испытывали, нам следовало уйти подальше от чужих глаз, «дабы страдания и стенания начальствующих не смущали и не вводили в панику подчиненных». Конечно, с уходом судна проблема оторванности от мира вновь приобретала свою остроту, но у нас по-прежнему оставалась свобода бороться за свою жизнь любыми средствами. А это было немало.

Доверив Ропше расставлять посты, мы удалились туда, откуда всего несколько месяцев назад началась наша «небольшая» командировка в Новгород. Все так же торчала из пещеры кремнистая туша тролля, все так же плескалась о скалы острова балтийская волна, все так же орали чайки, и мы все так же стояли у запечатанных дверей между мирами. Дав Лису полную возможность развлекаться выстукиванием посланий Институту морзянкой по троллячьей ягодице, я отправился туда, где полыхал некогда огненный круг, спасая нас от лап монстра. Когда-то здесь должны были сойтись в смертельном поединке подлый изменник, то есть я, и верный патриот, сиречь Венедин. Я криво усмехнулся.

Не знаю уж, в чью светлую голову пришла идея, что для компенсации слишком быстрых успехов Реконкисты в Испании следует сохранить сильную Данию, но наша миссия звучала однозначно: «Предотвратить пленение короля Вольдемара Победоносного». Ничего себе заданьице, учитывая, что у самого потомка викингов в голове уже давно наступила республика, отчего он сует ее в любую мало-мальски пригодную для этого дыру.

В этот раз дыра была не просто пригодна, а специально приготовлена Генрихом Шверинским для головы и всех оставшихся частей тела буйного венценосца. Крепость Тромменштайн, выстроенная графом на землях ободритов, имела исключительное стратегическое значение, позволяя отрезать Шверину судоходный путь к Балтике и тем самым практически обезопасить подвоз датского десанта морским путем. Естественно, когда комендант крепости вошел в тайные переговоры с Вольдемаром, обещая за соответствующее вознаграждение сдать ему Тромменштайн, монарх заглотил и наживку, и половину идущей наверх лески. Он моментально двинулся вперед, стараясь не упустить миг удачи, как видно, начисто позабыв, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.