Железный Сокол Гардарики - Свержин Владимир Игоревич. Страница 15
Баба-Яга вздохнула.
– Занятная история, – отозвался я. – Но мне уже доводилось слышать нечто подобное и о короле бриттов Артуре, и об императоре Фридрихе Барбароссе, и о герцоге Бургундии Карле Смелом. Спящие правители…
– То-то же и оно, – перебила хозяйка, не давая мне блеснуть познаниями. – И то сказать, я вот Корнилу за этим столом сколько раз потчевала, а истории такой от него не слыхивала. Да и Рюрика помню. Нрава он был крутого, на руку тяжел. Но чтоб соколом оборачиваться – такого за ним не водилось. Не желаешь ли еще чайку смородинового, гость дорогой? – Пожилая леди кивнула на пузатый тульский самовар, прихваченный явно из другого времени.
Я молча кивнул, обдумывая сказание. Специфика работы заставляла неоднократно убеждаться, что древние предания, порою казавшиеся детскими сказками, на поверку оборачивались ценнейшей информацией, куда более достоверной, чем, скажем, подобострастные монастырские хроники. Исследователи подобных текстов, несомненно, обратили бы внимание на совпадение ряда фактов с истинной биографией Рюрика Ютландского и «Повестью временных лет», сообщавшей о призвании Рюрика и братьев его на Русь. Ученые историки, в том числе – наши, институтские, непременно ухватились бы за этот документ, чтобы скрупулезно исследовать. А уже то, что имя Рюрика, собственно говоря, и означало «сокол», и вовсе стало бы для них непреложным доказательством его истинности. Но передо мной, прихлебывая из черепа, сидела живая свидетельница, по словам которой выходило, что какой-то древний новгородский купец просто вздумал разыграть будущих археологов и подсунул им заведомую дезу. С такими забавами мне прежде встречаться не доводилось.
– А что еще говорил сказитель перехожий? – заинтересовался я, чувствуя, что дремлющий в сердце каждого англичанина дух исследователя проснулся и требует пищи.
– Да всяко сказывал, – пожала плечами Баба-Яга. – Говорил, будто с той находки местный люд пробуждения Рюрикова ждет. Молвят: «Царь Иван-де роду чужеродного – не исконной крови. Оттого и злодействует. И, стало быть, коли идол Перунов нашелся, то в скором времени и сам Рюрик ото сна очнется и крылья железные расправит, чтоб злого ворога покарать».
– Вот как, – промолвил я и едва успел закрыть рот, чтобы не прикусить язык – в этот момент избушку тряхнуло с такой силой, будто посреди Среднерусской возвышенности произошло землетрясение. Самоходное жилище, до того мчавшее по лесной чаще подобно гигантскому страусу, замерло на месте, слегка завалившись набок.
– Ой, лихо недоброе! – всплеснула руками Бабуся-Ягуся, роняя свой необычайный кубок на цветастую скатерть.
Лужа кипятка стала расползаться все шире, и в комнате раздался крик вроде того, которым орут албанские торговки жареными сосисками у стен Букингемского дворца:
– Ах вы, аспиды, псы поганые, байстрюки! Падаль исклеванная, навоз запревший…
«Скатерть-самобранка», – догадался я, вспоминая первую встречу с Бабой-Ягой на пути к Пугачеву.
– Твари безродные, ноздри рваные…
Сама бранится, никому слова вставить не дает.
– Шелупонь за…
– Цыть!!! – грозно скомандовала Баба-Яга, прервав разбушевавшийся текстиль. – Не гони суховей – цветы завянут! Просохнешь – неровно полиняешь.
Скатерка нервно дернулась, расправляя едва заметные морщины и демонстрируя вытканные букетики незабудок в их первозданной красоте. Когда возмутительница спокойствия угомонилась, Баба-Яга с дряхлым кряхтением вылезла из-за стола и тут же с неожиданной прытью рванула за порог конвульсивно подергивающейся избушки.
Когда я, едва поспевая за ней, выбрался на крыльцо, штормовое волнение улеглось, и пол уже не качался. Пожилая дама сидела на увитом плющом стволе поваленного вяза и сочувственно поглаживала левую курью ножищу своего дома. Диагноз был ясен: не разобрав в темноте дороги, избушка на всем ходу влетела, словно в капкан, меж толстенных ветвей развилки мертвого дерева. Насколько я мог судить о подобных травмах, здесь имелся вывих, а то и перелом. Избушка жалобно поскрипывала, ее хозяйка чуть слышно нашептывала слова не то утешения, не то заклинания.
– Все, отбегались, – заметив мое появление, прокомментировала раздосадованная старушка.
– Я могу чем-то помочь?
– Чем тут поможешь? Я уж Лешего кликнула. Куда только смотрит, шишкоед мохнорылый. Ни пройти, ни проехать! От самого Новгорода кочуем, а такого не было. Ужо взыщу с него, чтобы впредь знаки упреждающие подавал.
– Да как же тут подашь? – послышалось ворчание из кустов.
Затем поваленное дерево начало само собой подниматься и, встав торчком, рухнуло в сторону.
– Как подашь, я вас спрашиваю?
Перед избушкой возник долгобородый лесовик в шапке грибом.
– Сов, почитай, вовсе не осталось. Бродит тут одна ведьма заморская, ловит их, да в свой чертог за тридевять земель отсылает. Сказывают, там из них вестовых птиц делают, наподобие голубей. – Леший недовольно потянул воздух носом. – Вот таким вот самым духом ведьма пахнет.
Он ткнул в меня корявым пальцем. Баба-Яга сверкнула темными очами.
– Эк вас тут развелось! И у Новограда ваш брат гуляет, и здесь нечисть пришлая колобродит.
– Так, может, этого… – он сделал многозначительную паузу, кивнув на меня, – …того?
– Нет, этот свой. Я его почитай двести лет тому назад… Тьфу… Тому вперед… Тьфу! В общем, давно знаю.
Она повернулась ко мне:
– А ты уж извиняй, касатик. Дальше пешим отправишься.
От кустов, где располагался Леший, послышалось довольно мерзкое хихиканье. Можно было только догадываться, что так повеселило хранителя чащоб, но отчего-то идти дальше в одиночку не хотелось. Во всяком случае, до рассвета. Наверняка Лис на моем месте не растерялся бы и быстро нашел общий язык со всей местной нечистью. Не сомневаюсь, он бы из такой переделки вернулся с полным лукошком грибов и ягод. Для меня же нравы этой публики были книгой за семью печатями. Однако в запасе оставалась закрытая связь.
– Шо опять не так? – Мой недовольный товарищ попытался отмахнуться от вызова. – Я полчаса назад ушел на боковую. Какие проблемы?
– Избушка Бабы-Яги ногу вывихнула, – не замедлил ответить я.
– Это не ко мне. Это на станцию ветеринарного техобслуживания. Там у них развал, свал и вулканизация когтей.
– Понимаешь, тут вокруг Леший бродит…
– Русалка на ветвях сидит…
Я удивленно огляделся.
– Нет, русалки не видно, впрочем, темно.
– Сам ты темный! – возмутился Лис. – Я тебе о нетленном, об А.С. Пушкине, об этом небьющемся зеркале местной натуры. Тут тебе и Черномор с «Беломором», и цепной кот с дипломом, и ступа с… Вальдар, а правда, шо ты паришься? Попроси у бабули ступу!
Вершины корабельных сосен мелькали вокруг точно вешки перед несущимся по склону лыжником. Сейчас я воочию мог убедиться в правоте и гуманизме любезной Бабы-Яги, сомневавшейся в моей способности пилотировать столь необычный летательный аппарат.
Полученный мною некогда опыт управления легкомоторным самолетом оказался в этом деле абсолютно непригодным. Начать с того, что я, как ни бился (в том числе – о деревья), так и не понял принцип работы двигателя. Каким образом механическая ударная обработка воды может поднять в воздух деревянное бескрылое устройство, так и осталось для меня загадкой. Но это было еще полбеды. Основная проблема началась тогда, когда выяснилось, что управление ступой осуществляется при помощи агрегата, никак не связанного с корпусом. Причем в наших краях этот агрегат использовался в качестве средства для воздушных перелетов сам по себе. Прежде мне доводилось читать о ведьмах, мчавшихся на шабаш, оседлав метлу. Теперь же представилась возможность искренне посочувствовать этим дамам. Одно неосторожное движение – и ступа летела под облака, как пробка из бутылки шампанского, или же норовила камнем рухнуть наземь.
К счастью, Струменец был уже в зоне прямой видимости, и я мчался к нему, распугивая рассветных жаворонков и моля небеса даровать благополучную посадку.