Человек с железного острова - Свиридов Алексей Викторович. Страница 26

Дальнейшие лирические разговоры прерываются сначала шипением, а затем нарастающим ревом – экипаж запускает двигатели. Затем закрывается люк, и шуму становится поменьше. Минуты две идет прогрев, рулежка по озеру, и, развернувшись против ветра, лодка коротко разбегается и резко берет вверх. Все, кто есть в салоне, лезут к окнам, даже Ларбо, хоть он не раз и не два летал на шарах. Мы делаем большой круг над озером, а затем экипаж ложится на курс, все больше поднимаясь к синеющему небу на восток. Я, Чисимет и один из летчиков – его зовут Андрей, он, вообще-то, немец, но живет в России – откидываем кресла и отправляемся на боковую, а посольство все от окон не оторвется.

Мне засыпать недолго, все же ночь не спал, а просыпаюсь от того, что мне кто-то с размаху наступает на ногу. В салоне – разбуженное сонное царство, а в дверях – спина Андрея, он и пробежался по мне, по логике вещей судя. Вякает сирена, и загорается табло «Пристегнуть ремни», послы на него глядят непонимающе, а Чисимет зачем-то меч достал. Я тоже лезу в кабину и уясняю обстановку: нос лодки уткнулся в черное небо, на нем ярко и ровно светят звезды. На стеклах изморось, высота – пятнадцать тысяч, вертикальная скорость как у истребителя, а остальные цифры вразброд скачут. Штурвал отдан от себя до отказа, но машина прет вверх, как заведенная. Второй пилот начинает ее раскачивать, надеется соскользнуть набок, а может, просто обалдел. На индикаторе уже семнадцатый километр, когда, наконец-то, лодка опускает нос к земле и останавливается – по высотомеру воздушная скорость у нас километров шестьсот, моторы на полном газу, а линия горизонта на лобовом стекле раскачивается без всякой связи со всем остальным.

Так проходит минуты три, у меня уже и первый шок выветрился. Да еще и Андрей, пассажиров попристегивав, на свое место вернулся и меня, соответственно, выйти обратно в салон ненавязчиво попросил. Только я туда вернулся – и новые приключения. Мощный удар в крыло, машину переворачивает вверх брюхом, и я разбиваю головой плафон на потолке. Рывок вниз, я всплываю вверх ногами, некоторое время ощущая невесомость, а потом начинается карусель и цирк. Я летаю по всему пространству пассажирской кабины и до того, как уцепиться за проем, успеваю врезать Ару под дых головой и расквасить нос об Аровское же колено, так что наш с ним счет один-один. Хотя и не до этого, но все же я отмечаю, что снаружи слышны короткие, но мощные раскаты наподобие грома, причем при каждом из них по самолету как молотком бьет. Мне не до размышлений на тему их природы, мне бы за косяк удержаться, но тут еще один удар, во всей лодке гаснет свет, и двигатели глохнут. В наступившей тишине слышно, как в кабине второй пилот выражает свое мнение по поводу матери и отца этой планеты, мнение весьма нелестное. Но зато полет теперь ровный и спокойный, и свет пытается загореться – разбитый мной плафон только щелкает. Я наконец-то добираюсь до сиденья, фиксируюсь и гляжу в окно: мы валимся в непролазную темень. Свист за обшивкой наводит на разные мысли типа с какой скоростью мы с землей столкнемся и что из этого получится. Для создания общей бодрой атмосферы я начинаю рассказывать обществу о необходимости сразу после посадки организовать охрану и оборону местности, подразумевая, что успешное приземление – вещь сама собой стопроцентная. Чисимет, видимо, в же этих целях, начинает со мной спорить по каким-то деталям, и тут лодка сначала ломает брюхом деревья, затем плюхается в воду, жестокий удар по днищу, еще один, резкий крен и последний раз скрежет по брюху. Из кабины появляется Андрей:

– Внимание! Мы сейчас будем тонуть, надо живо выметаться!

Ларбо дергается в кресле – никак не вспомнит, как ремень расстегивать, – Ар его высвобождает. Второй пилот – черт знает как его зовут – уже открыл люк и выкидывает плот – он резко надувается, а так в люк видна водная гладь, бережочек вдали и звезды сверху. Ар волочет сундук – вспомнил же, хотя ему больше нечего хватать. Я за свои пожитки хватаюсь, перекидываю их к Ларбо – он уже на плоту, и они с Аром направляются к берегу, часто шлепая веслами. В сплошной стене леса хорошо виден пролом, который сделал наш самолет. У люка надувается резинка, она меньше, но расправляется медленнее, а лодка заметно кренится набок. Мы вчетвером передаем цепочкой какие-то мешки, пакеты и прочее, Чисимет ссыпает их в резинку и тоже отчаливает к лесу. Андрей по уже заметно косому полу волочет еще один контейнер с плотом – такие должны при посадке выстреливаться, а этот вот внутри оказался. Я в полусогнутом состоянии выволакиваю еще один посольский сундук, второй пилот – плоскую пачку солнечных батарей, и я, уже на плоту стоя, принимаю все это, потом сюда же переваливаются оба пилота, и можно трогаться.

Летчики азартно, хотя и не очень слаженно, принимаются грести, а я берусь за рулевое весло и правлю к берегу, где кто-то из наших уже организовал факел и машет им из сторону в сторону. Второй пилот – его, оказывается, тоже Андрей зовут, а рабочее имя Брык, так вот, он ворчит:

– Дайте хоть ногу из-под этого сундука вытащить! На фига он нужен? Лучше бы компьютер сняли, а теперь потонет.

– А ты с ним что, в очко играть собрался тут? – Андрей огрызается.

Назревает ругань, но плот уже скребет по песку днищем, и приходится лезть в воду, не ледяная она, но и не теплая отнюдь.

Когда часть поклажи разгружена, мы с Андреем, не дожидаясь дальнейших работ, вытаскиваем весь плот на берег – так, пожалуй, вернее будет, – а затем хором поднимаемся к остальной компании. Берег пологий и песчаный, а может, это и глина сухая, мне, в общем-то, все равно. В темноте лишь звезды в спокойной воде отражаются, и наш берег вдаль уходит. Рядом с нами пролом в лесной стене, след нашей доблестной посадки, и Чисимет рубит своим неизменным инструментом сучья для костра. Послы стоят у кучи барахла, Ар с луком, Ларбо с мечом наготове, изображают собой решимость отразить по мере сил любое нападение с воздуха, воды или суши.

Брык запаливает костерок, и к нему собирается вся команда. Стоят, молчат, ждут, кто первым начнет распоряжаться. Как старший по чину и почти по возрасту, начинаю я. А что распоряжаться-то? Ну, распределил караулы, а остальных спать отпустил, и все распоряжения, да еще Ар насчет песка посоветовал поинтересоваться – правильно, мало ли какая гадость может в нем жить.

Волевое решение создает у народа иллюзию ясности и предопределенности, и вот, пожалуйста, – наделав себе подстилки из тех ветвей, команда спит, а мы с Чисиметом как в старые добрые времена – у костра вдвоем, каждый в свою сторону глядит и беседовать при этом не забывает. Вокруг стоит лягушачье многоголосье, огонь в костре на удивление ровный – и никаких происшествий до самой смены. Следующая двойка – Ар с Андреем; я им разъясняю общие принципы дежурства и валюсь на хвойную подстилку, а вокруг завывают комары. Я их и так и сяк заклинаю, а они все жрут, так что свернулся я кое-как калачиком, да всех делов.

Утром – туман, хоть и подсвеченный где-то там встающим солнцем, но гадкий и сырой. Десять шагов – и уже ничего не видно, да еще и костер дыму добавляет. Чисимет тоже поднялся, смотрит на меня, а затем отправляет свою подстилку в костер, оставив только один сучок с рогулькой. Я понял его мысль, забираю у Брыка фляжку и, набрав воды (чуть не заблудился, до берега и обратно ходивши), подвешиваю ее над костром, подоткнув чисиметовский сучок с другой стороны еще одной веткой. Туман редеет, народ просыпается, и вот уже все вокруг костра скопились, греются и с надеждой на фляжку глядят. Брык распаковывает один из своих тюков и вытаскивает пакет аварийного пайка – вот и завтрак. Пожрать всегда оказывает тонизирующее действие, и настроение поднимается до делового и бойкого.

Туман, наконец, разошелся, и нам представлена вся живопись здешних мест: сзади у нас могучий сосновый бор, а между ним и берегом – метров двадцать почти голой земли. Прямо из воды торчат ивовые ветки с полуоблетевшими листьями, это уже перед нами, и дальше – водное пространство, а немного подалее – задранное в небо крыло нашей лодки, да и сама она под ним, надо думать, лежит. Дальше встающее солнце мешает глядеть, но тот берег различить можно.