Красный Петушок - Сэблетт М.. Страница 20

Слушая этот рассказ, Мартин с веселым блеском в глазах поздравил англичанина с его счастливой судьбой и, как он любил выражаться, с его «хорошими отношениями с Богом». Я решил, что англичанин не особенно умен, поскольку он засиял после замечания Мартина, совершенно не заметив в нем иронии. Вскоре мы с ним простились. Несколько лодок все еще находилось около судна, а по реке тем временем приближались остальные суда. Уже стало смеркаться, когда зашумели канаты, и слова команды на чужом для нас языке донеслись к нам через воду.

Мы поторопились доложить Ренэ де Лодоньеру сущность нашей беседы с английским капитаном. Наш рассказ сделал его серьезным и задумчивым…

— Мы в слишком плохих условиях, чтобы сражаться с испанцами или с кем бы то ни было. У нас много больных лихорадкой и слабых от недостатка пищи. Но если возможно у этого англичанина купить провиант, а может быть, даже судно, тогда мы отправим обратно больных и недовольных. Стоит попробовать.

На следующее утро капитан Гоукинс появился в форте в красивой одежде из ярко-желтого атласа, и нанес визит де Лодоньеру. Он повторил нашему коменданту то же самое, что сообщил нам, и де Лодоньер со страхом расспрашивал у него о силах испанцев, но англичанин ничего больше не мог прибавить. Затем де Лодоньер заговорил с ним о продаже нам одного судна, на что тот очень любезно согласился.

Что касается припасов, то я могу уступить любое количество, — прибавил он, теребя свою бородку. — Команда у меня небольшая — я потерял многих из-за болезни, — и потребности у меня малые. Он назначил низкую цену. Лодоньер сразу согласился.

— Это большая услуга, капитан, за которую я не могу в достаточной степени поблагодарить вас!

Гоукинс поклонился и заметил, что одно из его судов так пострадало во время бури, что вынуждено было возвратиться обратно в Гавану для ремонта, и прибудет попозже.

Я в то время мало думал об этом обстоятельстве, но впоследствии имел основание быть благодарным судьбе за это.

Отправляясь на следующий день засвидетельствовать Марии де ла Коста свое почтение, я нашел ее окруженной молодыми офицерами английского флота, среди которых находился тот высокий молодой человек, который вчера первый приветствовал Мартина и меня. Он единственный знал немного по-французски, так что мне стоило большого труда удержаться от смеха при виде его неловких попыток быть любезным. Высокий молодой человек играл главную роль в этом обществе, благодаря некоторому знанию языка. При других обстоятельствах я восхищался бы его прекрасной фигурой и красивым веселым лицом, но его настойчивые попытки заслужить благосклонность Марии доставляли мне мало удовольствия.

— Не находите ли вы, что этот высокий молодой человек очень красив и храбр? — спросила меня Мария после того, как англичане, после многочисленных улыбок и поклонов, наконец удалились.

— Нет, — ответил я отрывисто, — ничего особенного! Храбрость в сердце, а не в руках. Что касается его наружности, то, может быть, в глазах молодой девушки он кажется красивым, а я нахожу, что он очень неуклюж.

Почему я сделал столь злобное замечание, и сказать не могу: может быть потому, что Мария оказала мне мало внимания. Я не смотрел на нее, когда говорил, и она, недовольная, отошла в сторону.

— По крайней мере, он вел себя, как подобает мужчине, а не как надутый мальчишка, — сказала она и быстро удалилась.

Гнев мой смягчился, я готов был броситься за нею и молить простить мою грубость, но гордость удержала меня.

«Она не должна была обижаться», — подумал я, забывая в своей молодой спеси, что я сам виноват. Дьявольски упрямый характер де Брео мешал мне сознаться в своей вине.

Я шел домой сердитым; проходя узкую улицу перед нашим домиком, я увидел на небольшом расстоянии впереди себя де Меррилака. При нем была шпага в зеленых кожаных ножнах, оправленных блестящим желтым металлом.

Это навело меня на размышления.

Английские суда пробыли недолго. Уходя, они оставили нам одно небольшое судно и припасы, обещанные капитаном. Мартин был счастлив и весел в ожидании действий. Мы часто, по желанию де Лодоньера, посещали морской берег и во все глаза высматривали неприятельский флот. Но дни проходили за днями; уже август был на исходе, а обширное морское пространство было спокойно, и спокойствие это не нарушалось ни единым судном.

Глава XV

Возвращение Жана Рибо

Наступили мрачные дни для форта Каролина. Тень тяжелой испанской руки тяготела над ним, и лица колонистов стали угрюмы от недобрых предчувствий. Де Лодоньер работал день и ночь, чтобы укрепить наши позиции; он прибегал ко всяким средствам, чтобы заставить людей работать, — то к ласке, то к угрозам, но все это мало помогало.

Каждый вечер наиболее благочестивыми колонистами устраивались богослужения; раздавалось громкое пение гимнов, которое с удовольствием слушали посещавшие нас краснокожие. Де Лодоньера упрекали в индифферентности к вере — о чем многие уже давно твердили. Это же и послужило поводом к сопротивлению его приказаниям и к недовольству ведением им дел.

— Нет надобности в такой спешке, — заметил Мартину один из колонистов по имени Бело. Это был маленький человек с крысиным лицом, изрытым оспой, в грубой черной одежде. Он иногда произносил проповеди и руководил пением. — Нужны большие силы, чтобы взять наши позиции даже в таком виде, как они теперь. Мартин посмотрел на него с сожалением.

— С двумястами обученных людей я могу обещать взять их в течение двух часов, — сказал он. — Вы не военный человек, мсье, это ясно. Вы бы лучше слушались тех, кто больше вас понимает в военных делах, — прибавил Мартин сурово. — Предоставьте дело защиты форта де Лодоньеру, как он представляет нам укрепление веры.

— Что касается последней, — ответил Бело, — то мы будем на него жаловаться в надлежащее время и надлежащей власти за его небрежное отношение. Мы увидим…

Мартин засмеялся.

— Итак, ветер дует с этой стороны, а? Но будьте осторожны, мсье, это игра, в которой участвуют две стороны.

Бело сразу уставился на нас, испугавшись злобного выражения лица Мартина.

Время шло, враг все еще не показывался; первый страх стал проходить; большинство из нас стали жить прежней ленивой жизнью. Де Лодоньер был занят приведением в надлежащий вид двух судов и укреплением форта. Но вот, однажды утром, когда Мартин и я дежурили на берегу и наблюдали за полетом голубых и розовых цапель с длинными клювами и тонкими ногами и забавных белоснежных пеликанов, мы заметили что-то белое на горизонте. Судно, без всякого сомнения судно! За этим следовало еще одно и еще одно, в конце концов мы насчитали семь судов, быстро идущих по свежему ветру. Все утро, пока они приближались, Мартин старался угадать, какие это суда, и только около полудня мне показалось в передовом судне что-то знакомое. Я почувствовал к нему какое-то странное, малопонятное для меня дружелюбное чувство. Мы со страхом смотрели на развевавшийся на фок-мачте флаг, но не могли еще различить его. Вскоре судно слегка изменило направление, и я увидел его в другом положении. Я узнал его — «Тринити»!

— Это французское судно, Мартин! — закричал я. — «Тринити»! «Тринити»! Я сразу узнал!

— Да, вы правы, — сказал Мартин, не сводя глаз с судна. — Конечно, это «Тринити», без сомнения, это оно. Наконец-то Жан Рибо! Теперь…

— Теперь мы опять увидим Францию, — прервал я его, счастливый только от одной этой возможности.

— А я думал, что вы здесь кем-то очень интересуетесь, — сказал Мартин, подчеркивая свои слова.

В моем воображении сразу появилось лицо, которого я уже много дней не видел, и я печально подумал о том, что никогда не оставлю эту дикую страну один. Это не место для женщин. Только такой сумасшедший, как де ла Коста, мог подвергнуть себя и свою дочь таким ужасным опасностям, какие угрожают нам.

— Наконец, это подкрепление даст нам возможность встретиться с испанцами в одинаковых условиях, — сказал через некоторое время Мартин. — Конечно, — прибавил он с сожалением, — это уменьшит опасность. Признаюсь, Блэз, я жажду битвы.