Ставка на любовь - Сэйл Шарон. Страница 11
Лаки не стала спорить с ней, тем более спрашивать, какую именно войну та имела в виду. Девушка была слишком занята, помогая старушке добраться до туалета.
Спустя несколько минут старушка появилась оттуда с сияющей улыбкой на лице, которая делала ее намного моложе.
— Как мало надо человеку для счастья, — пробормотала она и внезапно уставилась на Лаки так, словно только что увидела ее.
— Я тебя знаю! Ты недавно сняла квартиру в моем доме.
У Лаки даже рот раскрылся от удивления.
— Так вы моя квартирная хозяйка? А я думала, что…
— Ну да! — недовольно фыркнула старушка. — Я заключила договор с риэлторской конторой, потому что терпеть не могу возиться с арендаторами, отвечая на их бесконечные вопросы и, в свою очередь, задавая им свои… Меня зовут Люсиль Ламон.
Это имя было произнесено старушкой так, словно Лаки должна была его хорошо знать. Заметив выжидательный взгляд своей квартирной хозяйки, она замялась, не зная, как быть. Это имя совершенно ничего ей не говорило. Ее невежество явно огорчило старушку.
Пожав плечами, она мысленно приписала недостаточное почтение к ней со стороны Лаки ее юному возрасту и побрела в гостиную, чтобы оценить степень повреждения упавшего на нее кресла.
— А меня зовут… — робко начала Лаки.
— Я знаю, как ты себя называешь. Но такого имени просто не может быть! Как это может быть — «удачливая, везучая»? Как тебя зовут по-настоящему, детка?
Лаки замерла на месте — на нее внезапно накатила волна горьких и унизительных воспоминаний о детстве.
— Это и есть мое настоящее имя, — твердо произнесла она.
Прожив на свете восемьдесят четыре года, Люсиль Ламон научилась понимать чужую боль, но из-за своего значительного возраста не считала нужным извиняться за невольно причиненную обиду.
— Понятно. Не обращай внимания, детка, все старики страшно глупы. Садись, я еще не успела поблагодарить тебя за спасение. Итак, спасибо, что ты меня спасла!
— Это не совсем так, — улыбнулась Лаки. — Вы сами себя спасли.
Тут она спохватилась, что не задала старушке важный вопрос о ее самочувствии.
— Но почему вы упали? У вас закружилась голова? У вас что-нибудь болит? Может, все-таки вызвать…
— Это все из-за чертова кота! Он прыгнул на мою любимую бельгийскую кружевную накидку. Проклятый Люцифер! Он отлично знает, что ему это строго-настрого запрещено, но делает это, чтобы позлить меня!
— Куда он прыгнул? — переспросила Лаки, не вполне понимая старушку.
Та возмущенно закатила глаза, обведенные ярко-синими тенями в стиле Клеопатры.
— Вот это, — сказала она, поднимая с пола и торжественно возлагая на подлокотник кресла лоскут тонкого кружева, — полагается класть на другую мебель… под голову или под руки, понятно? Я замахнулась на кота, чтобы прогнать бестию, и потеряла равновесие. Вместо кота я ухватилась за спинку кресла, и оно повалилось на меня!
Лаки понимающе кивнула, изо всех сил стараясь сдержать улыбку, которую не могли не вызывать слова старушки.
— Вы уверены, что не получили никакой травмы? — спросила она, вспомнив, что та лежала под креслом четыре часа. — Неужели у вас ничего не болит?
— Конечно, болит, детка! Помилуй Бог, мне же восемьдесят четыре года! В тот день, когда я не почувствую никакой боли, я пойму, что уже умерла! Более или менее постоянное ощущение боли говорит мне, что я еще жива!
Давая выход своим эмоциям, она с глубоким вздохом откинула голову на спинку кресла, обитого парчой.
— Можешь называть меня просто Флаффи. Так все меня зовут, — сказала Люсиль, небрежным жестом поправляя похожую на растрепанную мочалку прическу чудовищного цвета.
— Как? — едва не рассмеялась Лаки. — Флаффи? То есть «пушистая, мягкая»?
Глаза Люсиль широко раскрылись, подбородок негодующе вздернулся, и Лаки внезапно увидела женщину, какой эта старуха была много лет назад. Ее поразили невероятно молодые, живые темно-серые глаза.
— Это мое сценическое имя. Когда я была стриптизершей, то всегда выходила на сцену в костюме из тонкого желтого шифона, похожего на мягкий цыплячий пушок. Так я получила это имя.
— Стриптизершей?!
Люсиль снова закатила глаза.
— Ты из какой глуши, детка?
— Да, я действительно приехала сюда из глуши, — спокойно ответила Лаки.
— Из какой же?
— Крейдл-Крик, штат Теннесси, мадам.
— Зови меня Флаффи!
— Хорошо, Флаффи, — исправила свою ошибку Лаки.
— Вот это да, — пробормотала та. — Зачем же ты, такая молодая и неопытная, явилась сюда, в этот город порока, да еще одна?
— Я приехала сюда потому, что Джонни уже никогда не сможет приехать сюда сам, — просто ответила Лаки, не сумев скрыть подступивших к глазам слез.
— Джонни?
— Мой отец, Джонни Хьюстон. Он был заядлым игроком. На прошлой неделе умер.
— Извини, милая, — сморщила лицо Флаффи, — но такой конец уготован нам всем.
— Да, мадам… то есть Флаффи. Я знаю…
— Ну и хорошо, ты приехала сюда. А что ты умеешь делать?
— Сдавать карты.
Не такого ответа ожидала от нее Флаффи. Она думала, эта хорошенькая молодая девушка хочет быть танцовщицей или, на худой конец, официанткой, разносящей напитки и коктейли. Но уж никак не метать банк!
— А ты владеешь этим ремеслом? — спросила она, не в силах скрыть нотки сомнения в голосе.
— Это единственное, что я умею делать по-настоящему хорошо.
— Ладно, — коротко кивнула Флаффи, — если так, тебе нужно попасть в одно из старейших казино.
— Почему? Я вообще-то хотела попробовать поступить на работу в «Гранд» или «Люксор»… или даже в «Цезарь-Палас»! Не может быть., чтобы им не нужны были работники.
— Конечно, милая. В этом городе всегда найдется работа в каком-нибудь казино: слишком часто служащие поддаются соблазну и начинают злоупотреблять спиртным, а то и вовсе становятся наркоманами. Иногда они залезают в такие долги, что готовы покончить жизнь самоубийством… Так-то, детка! В этом городе удовольствий и греха каждый месяц случается столько банкротств, сколько во всей Америке. Жить и работать в Лас-Вегасе не каждому по силам. Ты понимаешь, что я хочу сказать, детка?
Лаки кивнула, мгновенно вспомнив, как несколько часов назад средь бела дня к ней пристал сутенер. По спине пробежали мурашки при одной мысли о том, что ей придется совершенно одной строить свою жизнь в этом опасном городе. До приезда в Лас-Вегас она представляла его совсем не таким.