Ставка на любовь - Сэйл Шарон. Страница 41

Именно в этот момент он вдруг осознал всю глубину чувства, которое питал к этой девушке.

Сквозь тяжелый сон Лаки слышала чей-то голос. В нем звучали понимание, утешение и сладкие обещания счастья. Лаки всем телом прижалась к человеку, лежащему рядом.

Тихо проклиная неспособность гасить в себе естественное мужское желание, удовлетворить которое было совершенно невозможно. Ник замер, закрыв глаза и стиснув зубы. Словно молитву, он мысленно твердил себе, что сейчас нельзя позволить ничего, кроме невинных объятий.

Странное дело, к нему очень скоро пришел сон. Наступил рассвет, по улицам загрохотали машины мусорщиков, но ни Лаки, ни Ник не слышали шума и не видели яркого солнечного света. Они крепко спали в объятиях друг друга.

Возвращение Лаки к реальности было медленным. Еще ни разу в жизни она не просыпалась, уткнувшись носом в обнаженную мужскую грудь. И первой ее мыслью было, почему она раньше не делала этого.

Под ее щекой была теплая загорелая кожа, крепкие мужские руки лежали на ее спине, под прижатым к груди ухом ровно и сильно билось сердце. Она смутно понимала, что должна была бы поинтересоваться, каким образом в ее постели оказался Ник Шено и почему она лежала в его объятиях, но ей было сейчас слишком хорошо, чтобы задаваться этими вопросами.

Почувствовав изменение в ритме дыхания и мягкое щекотание длинных ресниц Лаки, открывшей глаза, Ник понял, что она проснулась. Он был почти уверен: она непременно рассердится, увидев его в своей постели. Однако Лаки обманула его ожидания. Более того, она еще теснее прижалась к нему. Боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть Лаки, Ник молча наслаждался близостью с ней, зная, что очень скоро они расстанутся.

Почувствовав, что Ник тоже не спит. Лаки легко вздохнула. Он бережно отвел прядь волос с ее поврежденной щеки, чтобы рассмотреть, в каком она состоянии. Напрягшееся тело и участившееся дыхание свидетельствовали о том, насколько глубоко он переживал за нее.

— Какого черта ты лежишь в моей постели? — почти миролюбиво спросила Лаки.

— Доброе утро, милая, — прошептал Ник, нежно гладя ее плечо. Приподнявшись на локте, чтобы видеть ее лицо, он продолжил: — Тебе снились кошмары. Не мог же я равнодушно слушать, как ты плачешь во сне!

Лаки поспешно отвернулась, чтобы он не увидел, насколько глубоко она была тронута его заботой. В то же время ее жизненный опыт говорил, что доверие к мужчине равносильно непроходимой глупости.

— Для кого-то это утро, возможно, и вправду доброе, но если я выгляжу так же отвратительно, как чувствую себя, то вряд ли моим клиентам удастся сконцентрироваться только на игре…

С этими словами она демонстративно отодвинулась от него. Инстинктивно поняв, что ей необходимо чувствовать себя в полной безопасности, Ник тоже отодвинулся на край постели.

— Тебе не нужно выходить на работу, пока совсем не выздоровеешь, — мягко возразил Ник. — И это никак не скажется на твоей зарплате. Ведь ты получила травму, можно сказать, на рабочем месте.

— Как бы я хотела забыть обо всем, — тихо проговорила Лаки. — Мне кажется, я должна была предвидеть это. Стив Лукас начал свои грязные приставания с самого первого дня моей работы в казино.

— Жаль, я об этом ничего не знал, — сказал Ник. — Может, этот скандал удалось бы предотвратить.

Лаки пожала плечами.

— Сомневаюсь… К тому же Джонни любил говорить: «Что толку плакать над разлитым молоком? Этим делу не поможешь, только сырость разведешь».

Улыбнувшись, Ник хотел было прикоснуться к ней, но вовремя удержался.

— Жаль, я не был знаком с твоим Джонни. Кажется, он был здорово похож на моего отца.

— Вот уж нет! — коротко засмеялась она. — Существует громадная разница между Лас-Вегасом и Крейдл-Криком. Я даже отдаленно не могу себе представить, чтобы наши отцы или наши жизни были хоть чуточку схожи!

Нику не понравилось то, как она напомнила ему о его благосостоянии и своей бедности. Ответной реакцией был внезапный гнев.

— Факт рождения в бедной или богатой семье не зависит от самого человека. О людях надо судить по тому, что они сумели сделать за отпущенный им короткий срок пребывания на земле.

Лаки молчала, но в ее глазах блеснули непрошеные слезы.

Пожалев о собственной резкости, Ник решил сменить тему разговора:

— Спасибо, что позволила мне вчера остаться. Возможно, для тебя это не имеет никакого значения, но мне стало как-то спокойнее на душе.

Лаки смотрела на его губы. Она слышала его слова, но, удивительное дело, не поняла ни одного из них. Она была целиком поглощена созерцанием его губ, заставивших ее живо вспомнить те жаркие лихорадочные поцелуи, которыми они с Ником обменялись в ночь убийства Вуди-Минера.

— Типично женская черта, — усмехнулся Ник. — Ты совсем не слушаешь меня!

Слегка вздрогнув. Лаки вернулась к реальности и едва заметно улыбнулась:

— Я думала, именно так обычно ведут себя женщины.

Ник расхохотался и склонил голову, чтобы поцеловать Лаки. Это должен был быть совершенно дружеский поцелуй, ну разве что в щеку. На самом деле все вышло иначе. Казалось, всякий раз, когда он касался Лаки, его губы стремились к ее губам.

Вот и теперь вопреки первоначальным намерениям Ника его губы жадно прильнули к ее полураскрытому от неожиданности рту. Острота ощущения заставила ее на мгновение забыть обо всем на свете. Хрипло застонав от сдерживаемого желания, он стиснул ее в объятиях и перевернул на спину, оказавшись над ней. Все произошло так естественно, словно они уже много раз занимались любовью. Внутри каждого загорелся огонь страсти. Его стремительно набухавшее мужское естество грозило прорвать ткань брюк, а Лаки с удивлением ощутила горячую влагу между своими ногами. Ее руки блуждали по обнаженной груди Ника, с восторгом ощущая гладкую кожу и крепкие рельефные мускулы. Тем временем его руки жарко ласкали тугие полушария ее полных грудей. Их сердца бились все сильнее, дыхание становилось все более частым и прерывистым.

Но когда колено Ника осторожно раздвинуло ее бедра, касаясь узких нейлоновых трусиков, это слишком живо напомнило ей о вчерашней попытке Лукаса изнасиловать ее. Настроение было непоправимо испорчено, и Ник сразу же почувствовал это, мысленно проклиная себя за то, что поторопился.