Заговор францисканцев - Сэк Джон. Страница 28

Он устыдился своей робости и повторил про себя отрывок из «Отче наш», который всю дорогу всплывал в памяти: «Да свершится воля Твоя, аминь, аминь». И напомнил себе, что худшее, чем могут грозить ему братья, лишь ускорит его встречу с дорогими ему душами – фра Лео и святым Франческо.

Наконец они с Джакопоне оставили за спиной лес и вышли на скалистый голый склон. Внизу уже виднелись северо-восточные ворота Ассизи. Самый прямой путь в город, только вот такое зрелище, как отшельник в лохмотьях и мрачный безумец, несущие по улицам мертвого мальчика, наверняка соберет толпу зевак.

– Пойдем по тропинке вправо, – предложил он.

Узкая и извилистая, как ручеек, тропка змеилась по холму, уходя к городской крепости и северной стене. Там, в гордом отдалении от городского шума, стояли базилика Святого Франциска и святая обитель Сакро Конвенто. Они замерли, любуясь открывшимся внизу зрелищем, пятками упершись в редкие кустики травы, удерживавшиеся на сыпучей крутизне. Когда же они подошли к Порта ди Сан Джакомо ди Мурорупто, Джакопоне вскинул голову и крепче сжал ручки носилок. «Прямо в волчью пасть», – подумалось Конраду.

– Мир вам, братья, – окликнул отшельник городских стражников у ворот.

Те встретили их колючими взглядами и настороженно осмотрели их безжизненную ношу.

– Что с ним случилось?

– На нас напали ночью, – ответил Конрад. – Несколько человек набросились на нас в темноте и убили нашего спутника. Мы несем его тело в Сакро Конвенто.

Стражник, недобро прищурившись, присматривался к Джакопоне. Возможно, он искал на обветренной коже кающегося следы проказы. Обошел путников кругом, почесывая себе ребра с таким видом, с каким мудрый философ поглаживает бороду, и наконец махнул им проходить.

– Я за вами присмотрю, – посулил он.

Из караулки ему видна была вся площадь до верхней церкви базилики и ступеньки, ведущие в нижнюю церковь и Сакро Конвенто. Конрад просто пропихнул кающегося через площадь, подталкивая сзади носилками. Затянувшееся молчание Джакопоне беспокоило его и не прибавило им доверия стражника. Не менее подозрительно взглянул на них и привратник, чье лицо появилось за решеткой после того, как Конрад дернул за веревку дверного колокола. Тем не менее отшельник вздохнул с облегчением. Он не узнал привратника, и тот, как видно, также не знал его. Больше того, судя по презрительно вздернутой губе молодого монаха, рваная одежда незнакомцев удивила его больше трупа, лежащего на носилках.

Конрад повторил рассказ о ночном нападении.

– Мы принесли его сюда, чтобы похоронить, – сказал он. – Мальчик собирался стать нашим братом. Вот у него в поясе письмо от епископа Генуэзского для фра Бо-навентуры.

Привратник не слушал его.

– Вы собираетесь просить у нас приюта? – ледяным тоном проговорил он.

По сравнению с его голосом земля под ногами у Конрада казалась теплой.

– Я – нет. По крайней мере, не сегодня.

Он не знал, как отнесутся к его бедному заплатанному одеянию, но лицо привратника было достаточно прозрачным намеком. Если братья сочтут, что Конрад щеголяет своей нищетой им в укор, он рискует оказаться в темнице, не успев и заглянуть в библиотеку. Добравшись наконец до ворот Сакро Конвенто, Конрад отнюдь не спешил перешагнуть порог.

– За своего спутника я не говорю, – добавил он, оборачиваясь к Джакопоне, и обнаружил, что кающийся исчез – так же незаметно, как испаряется роса с черепицы.

Конрад беспомощно развел руками.

– Прошу тебя, помоги мне внести мальчика, – обратился он к привратнику. – Мой спутник...

Он не договорил, да и не сумел бы объяснить исчезновения Джакопоне.

Резко скрипнув, отворилась дверь. Монах молча нагнулся к ближнему концу носилок и втащил тело Энрико внутрь, не дожидаясь помощи Конрада. Чем скорей путник пойдет своей дорогой и избавит его от лишней обузы, говорило его лицо, тем лучше.

Конрад бросил последний взгляд на несостоявшегося послушника, на борозды, прочерченные по земле суковатыми жердями, и на рясу, служившую мертвому постелью. Он едва не забыл об убитом монахе и обгорелом копейщике!

– Еще один брат ранен, – заторопился он, – и лежит в разрушенной часовне на перекрестке Порциано – некий фра Дзефферино.

Привратник подозрительно уставился на него. Имя несомненно было ему знакомо.

– Ты бросил раненого брата и принес нам труп?

– Когда мы уходили из часовни, оба были живы. Я обещал брату прислать помощь. У вас ведь найдутся двое крепких братьев?

Монах уставился ему в глаза, соображая, что могло связывать этого оборванца с Дзефферино.

– Я все сделаю, – наконец сказал он и собирался закрыть ворота, но Конрад снова остановил его.

– Еще один вопрос, брат. В вашей общине есть некий фра Джакоба?

– Фра Джакоба? Не знаю такого. Может быть, ты ищешь сестру Джакобу? Джакоба – женское имя.

Конечно же, он был прав. Конрад тут же обозвал себя болваном за то, что упустил из виду столь очевидное обстоятельство. Возможно, он плохо разобрался в мелком почерке Лео. Ему хотелось тут же вытащить письмо и перечитать его внимательней, но Конрад остановил себя. Привратник не спускал с него глаз, а в спину глядел сердитый стражник, который не поленился перейти площадь, чтобы следить за незнакомцем с верхней площадки лестницы. Конрад задумался, успел ли тот заметить, куда подевался Джакопоне.

Если так, ясно, что из них двоих он счел отшельника более подозрительным.

Конрад накинул на голову капюшон.

– Спасибо за помощь, брат, – сказал он. – Я буду благодарен, если ты передашь генералу ордена письмо епископа. Оно заслуживает ответа.

– Это решит фра Бонавентура. Привратник захлопнул ворота.

Из глубины переулков за спиной Конрада вдруг взревела труба. Отшельник усмехнулся. Теперь о кающемся можно не беспокоиться. Он здесь как рыба в воде.

Успокоившись за Джакопоне и на время за себя, Конрад заторопился подальше от Сакро Конвенто. Он понимал, что скоро сюда придется вернуться, но остаток дня надеялся провести, наслаждаясь одиночеством и независимостью. У него и часа не выдалось наедине с собой, с тех пор как в его хижине обнаружилась Амата, – разве что во сне. Оставив за спиной обитель с ее привратником, он замедлил шаг и не спеша побрел по виа Фонте Марчелла.

Впрочем, как только начался собственно город, Конрад понял, что ему придется удовольствоваться одиночеством в мыслях. Улицы и переулки кишели жизнью. Дети, еще слишком маленькие, чтобы отдать их в ученье, проносились мимо визгливыми стайками. Чтобы не столкнуться с ними, монах всякий раз вжимался в стену дома. Пьяццу наполняли звуки и запахи торговли. Кожевенники и сапожники, серебряных дел мастера, шерстянники вместе с непременными в их деле красильщиками и ткачами, сукновалы, седельщики, мастера-оружейники, изготавливавшие кто луки, кто доспехи, – все лихорадочно трудились. Скоро осенняя ярмарка, сообразил Конрад, и понятно, ремесленники торопятся запастись товаром.

За шесть лет его отсутствия Ассизи разбогател и преуспел. По дороге он миновал несколько деревянных домиков, над которыми трудились каменщики, превращая их в кирпичные и каменные хоромы. Главную улицу замостили булыжником и устроили канавы для стока нечистот. Конрад подивился новым клоакам, какие прежде видел только в Париже. Такая простая мысль! Отчего она так долго не доходила до Умбрии? И башни! Город зарос башнями, как болото тростником: сельская знать перебиралась в город. Их так густо понастроили, что улицы в любое время дня были в тени.

Улицы спускались под уклон в нижний город, к воротам Сан-Антимо. Конрад решил провести вечер в широкой долине к югу от города и выспаться за стеной, в Портиункола. Там, в Уголке, смиренно начинал жизнь их орден. В тесной молельне, где преклоняли колени первые братья, еще сохранилось несколько келий – по крайней мере, они были целы, когда он уходил из Ассизи. А утром надо будет разыскать ту, у кого Лео, скорей всего, получил пергамент для своего письма – вдовую донну Джакому.