Страна Рутамята - Сэндберг Карл Август. Страница 16

Путешественник, прослышавший об этом, начал задавать кучу вопросов и докопался до причины, по какой кукурузные феечки носили тоненькие браслеты из белых утренних цветочков. Потом он рассказывал: «Когда феям грустно, они ходят в белом. В тот год, много лет тому назад, именно в тот год люди снесли все изгороди у старой скрюченной железной дороги. А изгороди у старой скрюченной железной дороги очень полюбились феям, потому что сотни фей могли усесться на одной шпале, а сотни тысяч фей – на скрюченной рельсе и петь плю-скрю, плю-скрю – тише взмаха ресниц, нежнее мизинчика младенца из Небраски – всю лунную летнюю ночь напролет. Тот год оказался последним для изгородей у скрюченной железной дороги, поэтому феи собрали прелестные белые утренние цветочки, растущие вдоль изгороди и сплели из них тоненькие браслеты и носили их весь следующий год, чтобы показать, как им жалко и грустно».

Конечно, теперь вы уже поняли, что кукурузные феечки делают по вечерам и ночью при луне. Теперь посмотрим, что они делают днем.

Днем феи носят спецодежду из желтой кукурузной ткани. Они прохаживаются меж рядов кукурузы, карабкаются на стебли и укрепляют листья, стебли и початки. Они помогают кукурузе расти.

У каждой на левом плече мышиная щетка – вычищать мышей. На правом плече у каждой кузнечиковая метелка – выметать кузнечиков. Щетка служит для очистки поля от мышей, которые все портят. Метелка служит для выметания кузнечиков, которые все портят.

Каждая фея подпоясана желтым ремешком. За пояс заткнут молоточек, багроволунный молоточек. Когда дует сильный ветер, пытаясь сбить кукурузу, феи выбегают, вытаскивают из-за пояса багроволунные молоточки и вбивают гвозди, чтобы удержать кукурузу. Когда бушует ужасная буря, стараясь посильнее разорить кукурузное поле, в одном можете быть уверены – меж кукурузными рядами с быстротой ветра носятся феи, выхватывая из-за пояса багроволунные молоточки и вбивая гвозди, чтобы кукуруза стояла прямо, чтобы она росла, зрела и становилась все лучше и лучше, пока не придет осень – время урожайной луны.

Чик-Чирик и Цвики-Вик спросили, откуда феи берут гвозди. Вот что им ответили: «О том, откуда кукурузные феи берут гвозди, вы узнаете на следующей неделе, если всю неделю будете ходить с чистыми личиками и чистыми ушами».

В будущем году погляди в конце лета или в начале осени на кукурузное поле, где по зелени и серебру несется ветер, насторожи уши и повнимательней прислушайся. Может быть ты услышишь кукурузных феечек, их плю-скрю, плю-скрю-скрю, что тише взмаха ресниц и нежнее мизинчика младенца из Небраски.

На севере Северной Америки у реки Саска-чеван, в Виннипеге – пшеничном крае, неподалеку от городка Лосиная Челюсть, названного так в честь челюсти лося, убитого одним охотником, там, откуда дуют снежные ураганы и ветер «чинук», там, где никто не работает, пока не нужно, а нужно почти всегда, есть место, которое зовется Шапка Шамана.

Там на высокой башне, что на высоком холме, стоит высокий стул, где, сидит Главный Погодосмотритель и Тучегонитель.

В том, что звери потеряли хвосты, виноват был он, Главный Погодосмотритель и Тучегонитель с Шапки Шамана.

Долго стояла ужасно сухая погода, звериные хвосты совершенно высохли и стали совсем жесткими. Наконец, пошел дождь. Он вымочил и размягчил звериные хвосты.

Налетел, засвистел холод-холодрыга, заморозил хвосты так, что они снова стали жесткими. Задул страшный ветер и дул, и дул, пока вовсе не сдул звериные хвосты.

Толстым, плотным кабанам с коротенькими хвостиками это было нипочем, но для голубых песцов, которые хвостами помогают себе бежать, есть, гулять и болтать, писать картины и письма на снегу, прятать про запас кусочки добытого мяса с полосками жира под большим камнем у реки, настала трудная пора.

Кроликам с длинными ушами и короткими, словно крошечные ватные шарики хвостами, это было нипочем, но для желтых пылайнов, которые ночью освещают свои жилища в дуплистых деревьях с помощью огненно-желтых хвостов-факелов, настала трудная пора. Желтым пылайнам никак нельзя было терять хвосты, потому что ими они освещали себе дорогу, когда крались ночью по прерии, хватая вкусненьких пламчиков, тпруков и эйков, что так и просятся, чтобы их съели.

Звери выбрали комитет представителей, чтобы представлять их на переговорах, чтобы они решили, какие шаги можно предпринять, чтобы договориться, что делать. В комитете оказалось шестьдесят шесть представителей, и они решили назваться Комитетом Шестидесяти Шести. Это был выдающийся комитет, и когда они уселись все разом, рты на месте, носы на месте (как и положено выдающемуся комитету), глазки моргают и тоже на месте, когда они уселись, прочищая уши и глубокомысленно почесывая подбородки (как и положено выдающемуся комитету), кто бы ни посмотрел, сказал бы: «Это совершенно выдающийся комитет».

Конечно, они бы выглядели еще более выдающимися, если бы у них были хвосты. Если у голубого песца ветер сдул большой пушистый голубой хвост, он не выглядит и наполовину таким выдающимся, каким может выглядеть. Если у желтого пылайна ветер сдул длинный желтый хвост-факел, он не выглядит таким выдающимся, каким был до того, как задул ветер.

Комитет Шестидесяти Шести встретился и начал переговоры, чтобы решить, какие шаги можно предпринять, чтобы договориться, что делать. Председателем выбрали старого пылайна, который много раз выступал третейским судьей во всяких запутанных делах. Среди пылайнов он был иззестен как «судья судей», «король судей», «принц судей» и «пэр судей». Когда между семьями ближайших соседей возникали ссоры, споры и пререкания, старого пылайна звали в третейские судьи, чтобы сказать, кто прав, а кто виноват, кто начал, и кто должен кончить. Обычно он говорил: «Лучший третейский судья – тот, кто знает, как далеко стоит заходить, а как далеко – не стоит». Он был родом из Массачусетса, родился неподалеку от Чап-паквидика и жил в конском каштане шести футов толщиной на полпути между Южным Хедли и Северным Хемптоном. По ночам, пока хвост еще был на месте, он освещал большое дупло в конском каштане своим желтым хвостом-факелом.

После того, как предложили его кандидатуру, проголосовали и выбрали его председателем, он поднялся на трибуну, стукнул председательским молотком и объявил, что Комитет Шестидесяти Шести приступает к работе.

«Потерять хвосты – это вам не шутка, и мы все собрались тут для дела», – сказал он, снова стукнув молотком.

Песец с Уейко, штат Техас, с ушами, полными сухих васильковых лепестков из норы, где он жил у реки Бразос, встал и сказал: «Господин Председатель, можно мне слово?»

«Вы имеете на это полное право, даю вам слово», – ответил председатель.

«У меня есть предложение, – сказал песец с Уейко. – Я предлагаю, сэр, чтобы наш комитет сел в Филадельфии на поезд и ехал на нем до конца, а потом пересел на другой поезд, и на третий, и так, пока мы не доберемся до Шапки Шамана у реки Саскачеван в Виннепеге – пшеничном крае, где Главный Погодосмотритель и Тучегонитель сидит на высоком стуле на высокой башне на высоком холме и наблюдает за погодой. Там мы должны спросить его, не будет ли он так добр, что позволит нам умолять его вернуть ту погоду, что унесла наши хвосты. Она их забрала, может она их и вернет».

«Кто за это предложение, – сказал председатель, – почешите правое ухо правой лапой».

Все песцы и все пылайны почесали правое ухо правой лапой.

«Кто против этого предложения, почешите левое ухо левой лапой».

Все песцы и все пылайны почесали левое ухо левой лапой.

«Предложение принято, и оно же отвергнуто – это абракадабра, – сказал председатель. – Давайте снова. Все, кто за это предложение, встаньте на задние лапы и вытяните вверх носы».

Все песцы и все пылайны встали на задние лапы и вытянули вверх носы.

«Теперь, – предложил председатель, – все, кто против этого предложения, встаньте на голову, задерите задние лапы вверх и скажите: „Уф-уф“.