Горбун лорда Кромвеля - Сэнсом К. Дж.. Страница 28

– «И он сказал мне: это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои кровию Агнца…»

– Аминь, – торжественно произнес аббат, затем закрыл Библию и гордой поступью вышел из трапезной: несомненно, в особняке его уже ждал ростбиф.

Как только дверь за аббатом закрылась, монахи принялись оживленно болтать, а служки засновали туда-сюда, разливая суп. Отведав густой овощной похлебки, изрядно сдобренной пряностями, я нашел, что она чрезвычайно вкусна. С самого утра у меня маковой росинки во рту не было, и в течение нескольких минут еда полностью поглотила все мое внимание. Утолив голод, я взглянул на злополучного Уэлплея, который застыл в своем темном углу, неподвижный, как статуя. Я повернулся к приору, сидевшему напротив меня.

– Что, бедному послушнику не будет позволено даже попробовать этого замечательного супа?

– Он останется без ужина сегодня и еще в течение четырех дней, – процедил приор. – Воздержание от пищи и присутствие при общей трапезе является частью его наказания. Неразумных юнцов необходимо учить. Или вы находите меня слишком суровым, сэр?

– А сколько лет этому юноше? По виду ему никак не дашь восемнадцати.

– Тем не менее, ему почти двадцать. Хотя вы правы, он такой хилый, что выглядит моложе своих лет. Послушничество его затянулось, так как ему никак не удается овладеть латынью. Впрочем, надо отдать юнцу должное, он обладает музыкальными способностями и помогает брату Габриелю. Бесспорно, латынь – это не столь важно. Покорность – вот чему необходимо научить Саймона Уэлплея. Помимо прочих проступков, он избегал служб на английском, и именно поэтому на него возложено покаяние. А когда кто-то из вверенных мне людей заслуживает наказания, я не боюсь быть излишне суровым. Провинившийся должен получить хороший урок, который сохранится в его душе надолго. А также послужит предостережением для всех прочих.

– Вашими устами г-глаголет истина, б-брат приор, – одобрительно кивая, подхватил казначей. Встретив мой взгляд, он растянул губы в улыбке, на мгновение перекосившей его круглое лицо. – Я брат Эдвиг, сэр, к-казначей, – представился он и опустил серебряную ложку в тарелку, которую опустошил в считанные мгновения.

– Значит, вы отвечаете за то, как расходуются денежные средства монастыря? – осведомился я.

– Д-да, а также за то, чтобы с-средства эти не оскудевали и расходы не превышали бы д-доходы, – сообщил толстяк.

Несмотря на заикание, голос его был полон гордости и самодовольства.

– Если я не ошибаюсь, сегодня я уже видел вас во дворе, – сказал я. – Вы обсуждали… строительные вопросы с одним из братьев вашей обители.

С этими словами я посмотрел на высокого белокурого монаха, который, впервые увидав Марка, проводил его откровенно похотливым взглядом. Сейчас он сидел напротив моего юного товарища и украдкой пожирал его глазами. Встретившись взглядом со мной, он склонил голову и представился:

– Габриель из Ашфорда, сэр. Я здешний ризничий, а также регент хора. А еще на моем попечении находится монастырская библиотека. Нам здесь приходится совмещать обязанности, ибо численность братии не так велика, как в прежние времена.

– Я слышал, сто лет назад монахов здесь было вдвое больше, не так ли? – осведомился я. – Численность их и в самом деле изрядно сократилась. И насколько я понял, ваша церковь нуждается в ремонте?

– Весьма нуждается, сэр. – Брат Габриель перегнулся ко мне через стол и при этом толкнул брата Гая, так что тот едва не пролил суп. – Вы уже осматривали нашу церковь?

– Еще не успел. Я намереваюсь посетить ее завтра.

– Можете мне поверить, это одна из красивейших норманнских церквей на всем южном побережье. Ей не менее четырехсот лет, и ее можно сравнить лишь с лучшими бенедиктинскими храмами в Нормандии. Но, увы, в одной из стен образовалась глубокая трещина, которая угрожает обрушить все здание. Необходимо срочно отремонтировать церковь и при этом использовать лишь канский камень, так как стены должны соответствовать внутренней отделке…

– Брат Габриель, – резко оборвал его приор. – Господин Шардлейк прибыл сюда вовсе не для того, чтобы любоваться нашей церковью. Его привели сюда куда более важные дела. А что до церкви, то, возможно, на его вкус она покажется слишком пышной, – многозначительно добавил он.

– Но я полагаю, новые догматы веры не имеют ничего против прекрасной архитектуры? – осведомился брат Габриель.

– Не имеют, – заверил я. – Разумеется, за исключением тех случаев, когда паства поклоняется величию храма, а не величию Господа. Ибо это ведет к идолопоклонничеству.

– Что вы, я вовсе не это имел в виду, – с жаром возразил ризничий. – Я говорил лишь о том, что прекрасное здание радует взор своими гармоничными пропорциями, единством всех линий…

Брат Эдвиг слушал его с насмешливой гримасой.

– Брат Габриель – большой з-знаток по ч-части архитектуры, – подал он голос. – И если пойти у него на п-поводу, наш монастырь останется без средств. Представьте себе, он настаивает на т-том, что для ремонта церкви мы д-должны доставить из Франции огромные глыбы известняка. Хотелось б-бы знать, как он собирается переправить их через болото?

– А разве монастырь не располагает достаточными средствами? – осведомился я. – Из документов я понял, что доход с принадлежащих ему земель составляет более восьмисот фунтов в год. А арендная плата в последнее время постоянно растет.

Пока я говорил, служки проворно расставляли на столах судки с тушеными овощами и блюда, на которых дымились жирные карпы. Среди служек я заметил одну женщину, старуху с крючковатым носом. У меня мелькнула мысль, что бедной Элис приходится здесь невесело, если она вынуждена довольствоваться обществом этой старой карги. Я вновь повернулся к брату казначею, намереваясь продолжить занимавшую меня беседу.

– П-по различным причинам в-в п-последнее время нам пришлось продать большую ч-часть наших земель, – нахмурившись, сообщил он. – А сумма, которую б-брат Габриель хочет истратить на ремонт церкви, превышает ту, что п-предназначена на строительные расходы в течение пяти лет. Попробуйте карпа, сэр, – попытался он перевести разговор на другое. – Он с-совсем свежий. Не далее как сегодня утром еще n-плавал в нашем пруду.

– Но вы, несомненно, могли бы одолжить необходимую сумму под залог земель и потом выплачивать ее из ежегодных доходов? – не оставлял я интересовавшей меня темы.

– Благодарю вас за поддержку, сэр, – подхватил брат Габриель. – Именно об этом я постоянно твержу брату Эдвигу.

Складка, залегшая меж бровей казначея, стала еще глубже. Он даже отложил ложку и раздраженно всплеснул пухлыми руками.

– Р-разумное ведение хозяйства не предполагает столь расточительного отношения к финансам, – заявил он. – П-процентные выплаты съедят все наши доходы, словно мыши сыр. К тому же отец аббат настаивает на с-строгом с-соб-блюдении…

Он так разволновался, что не сумел совладать со своим заиканием и был вынужден смолкнуть.

– Аббат настаивает на строгом соблюдении бюджета, – пришел к нему на помощь приор.

Он передал мне тарелку с карпом и, взяв нож, принялся с увлечением разделывать рыбу, лежавшую на собственной тарелке. Брат Габриель смерил приора уничижительным взглядом, но воздержался от возражений и отпил превосходного белого вина из стакана.

– Впрочем, распоряжаться доходами и расходами вашего монастыря – это отнюдь не мое дело, – заключил я, пожав плечами.

– Извините, что я так р-разгорячился, сэр, – произнес брат Эдвиг, сумевший наконец отдышаться. – Д-дело в том, что мы с б-братом Габриелем давно ведем этот спор, и всякий раз он ухитряется вывести меня из себя.

Он вновь растянул губы в улыбке, показав на удивление крепкие белые зубы. Я снисходительно кивнул и перевел взгляд на окно, за которым по-прежнему валил снег. От окна ощутимо тянуло сквозняком. Я сидел лицом к очагу, и щеки у меня пылали, но по спине пробегал холодок. Послушник, сидевший у окна, закашлялся. Голова юноши, увенчанная дурацким колпаком, была в тени, но я разглядел, что тело его под сутаной бьет крупная дрожь.