Горбун лорда Кромвеля - Сэнсом К. Дж.. Страница 66

Проходя через палату, мы увидели Элис и брата Гая, стоявших у постели старого монаха. Слепой брат Эндрю по обыкновению сидел в своем кресле, покачивая головой из стороны в сторону. Заслышав наши шаги, лекарь поднял голову и сообщил:

– Он уходит от нас. Скоро смерть посетит нашу обитель еще раз.

– Пришло его время, – неожиданно подал голос слепой монах. – Бедный Франциск, почти сто лет он наблюдал, как мир неуклонно катится к своему концу. Он видел приход Антихриста, предсказанный в Священном Писании. Богомерзкий Лютер и его пособник Кромвель явились в этот мир, дабы погубить его.

Я понял, что слепец не догадывается о моем присутствии. Брат Гай сделал шаг в его сторону, но я протянул руку, преграждая ему путь.

– Нет, брат, давайте послушаем.

– А, здесь есть кто-то еще? Какой-то гость? – спросил монах, обращая ко мне свои затянутые тусклой пленкой глаза. – Вы знали брата Франциска, сэр?

– Нет, брат. Я прибыл в монастырь совсем недавно.

– Франциск был посвящен в духовный сан еще во времена войны между Ланкастером и Йорком. Трудно представить, правда? Он рассказывал мне, что знавал одного старого монаха, который помнил еще пору до Великой Чумы. – По губам слепца скользнула легкая улыбка. – О, для монастыря Святого Доната то были дни процветания. В обители насчитывалось не менее сотни братьев. Знатные и образованные юноши стремились надеть сутану. А потом пришла чума. Тот старый монах рассказывал брату Франциску, что за неделю она забрала больше половины монахов. Пришлось даже перегородить трапезную на двое, потому что уцелевшим тяжело было смотреть на опустевшие столы. Да, тогда бедствие поразило весь мир, заставив людей вспомнить о близости конца. – Монах покачал головой. – А сейчас мир погряз в разврате и тщеславии. Скоро Христос явится вновь, дабы судить всех нас.

– Успокойтесь, брат, – встревоженно прошептал брат Гай. – Прошу вас, успокойтесь.

Я бросил взгляд на Элис; она опустила глаза. Умирающий монах лежал неподвижно, изборожденное морщинами лицо его уже несло на себе печать неземного покоя.

– Идем, Марк, – тихо сказал я. – Нам пора.

Закутавшись в плащи, мы вышли во двор и направились к церкви. Ночь стояла морозная, но безветренная, снег сверкал в лунном сиянии. Высокие окна церкви были освещены мягким светом свечей.

Войдя в церковь, я заметил, что ночью она выглядит иначе, чем при дневном свете. Своды ее тонули в темноте, и она казалась подобием огромной пещеры. Слабые отблески играли на покрытых росписью стенах. Лишь два островка света – один около алтарной перегородки на хорах, другой в боковой часовне – притягивали к себе взор. Догадавшись, что Синглтон, как мирянин, находится в менее возвышенном месте, я устремился к часовне, увлекая за собой Марка.

Открытый гроб стоял на столе. Его окружало девять или десять монахов, каждый держал в руке зажженную свечу. Эти фигуры в длинных темных одеяниях, с печальными и сосредоточенными лицами, выхваченными из темноты колеблющимся светом свечей, представляли собой таинственное, почти пугающее зрелище. Приблизившись, я узнал брата Ателстана; он торопливо опустил голову. Брат Джуд и брат Хью подвинулись, давая нам место у гроба.

Голова Синглтона была приставлена к туловищу и удерживалась в должном положении благодаря деревянной подставке. Глаза и рот его были закрыты, и если бы не багровая полоса на шее, могло бы показаться, что смерть его явилась результатом естественных причин. Я наклонился, чтобы лучше рассмотреть покойного, и тут же поспешно поднял голову, ибо запах тления, исходивший от тела, пересиливал даже распространяемый монахами запах затхлости. Синглтон был мертв уже целую неделю и теперь, извлеченный из склепа, стремительно разлагался. С важным видом кивнув монахам, я отошел от гроба на несколько шагов.

– Если хочешь, можешь остаться, а я иду спать, – шепотом сказал я Марку.

– Я тоже пойду, – ответил он. – Откровенно говоря, церемония не из приятных.

– Я хотел бы отдать последнюю дань Саймону Уэлплею. Но думаю, нас, мирян, не допустят к гробу послушника.

Марк кивнул, и мы двинулись к выходу. Из-за алтарной перегородки, где лежал усопший послушник, доносилось пение на латыни. Я узнал Псалом 94:

– Боже отмщений, Господи, Боже отмщений, яви Себя!

Несмотря на крайнюю усталость, я опять спал плохо. Спина моя мучительно ныла, и я лишь на короткое время впадал в тревожную дрему. Марк тоже спал беспокойно, беспрестанно стонал и бормотал. Лишь когда небо начало светлеть, я наконец забылся крепким сном, но уже через час меня разбудил Марк. Он был полностью одет.

– Господи Боже, – простонал я. – Что, уже пора вставать?

– Да, сэр, – ответил Марк. В тоне его по-прежнему ощущалась некая отчужденность.

Острая боль пронзила мою согбенную спину, когда я сел на кровати; я невольно поморщился.

– Что, сегодня утром ты не слышал никаких подозрительных звуков? – иронически осведомился я. Мне ничуть не хотелось подкусывать Марка, но непроницаемый вид, с которым он взял обыкновение говорить со мной, начинал меня раздражать.

– Честно говоря, всего несколько минут назад я слышал тот же самый звук, что и вчера, – холодно сказал Марк. – Сейчас он стих.

– Знаешь, я много думал над вчерашним рассказом брата Джерома. И вот что я тебе скажу. Мы не должны забывать, что имеем дело с безумцем. Скорее всего, сам он искренне верит в бредовые видения, о которых нам поведал. Именно поэтому слова его и звучат так убедительно.

Марк посмотрел мне прямо в глаза.

– Сэр, я далеко не уверен в том, что этот человек безумен. По-моему, душа его поражена великой скорбью, но рассудок остается ясным.

Возражения Марка расстроили меня; сам того не сознавая, я надеялся, что он убедит меня в справедливости моей догадки.

– Ну, так или иначе, все его россказни не имеют ношения к смерти Синглтона, – резко сказал я. – Возможно, вчера он пытался отвлечь наше внимание и скрыть то, что ему известно. А сейчас нам надо спешить. Дела не ждут.

– Да, сэр.

Пока я одевался и брился, Марк направился в кухню чтобы позаботиться о завтраке. Приближаясь к кухне по коридору, я услышал оживленные голоса – его и Элис.

– Лекарь не должен поручать вам такую тяжелую работу, – заявил Марк.

– Ничего, от работы я становлюсь сильнее, – возразила Элис. Я даже не представлял, что голос ее может звучать столь жизнерадостно. – Я хочу, чтобы руки у меня были такими же сильными и крепкими, как у мужчины.

– Но леди это вовсе ни к чему, – возразил Марк.

Ощутив уже знакомый укол ревности, я вошел в кухню, заранее предупредив о своем появлении покашливанием. Марк, сияя улыбкой, сидел за столом, а Элис расставляла на полках каменные урны, которые и в самом деле выглядели весьма увесистыми.

– Доброе утро, Элис. Марк, будь добр, отнеси эти письма аббату. И скажи, что документы о продаже земельных владений я пока оставлю у себя.

– Хорошо, сэр.

Марк вышел, оставив меня наедине с Элис, которая подала на стол хлеб и сыр. Сегодня утром настроение у нее, судя по всему, было куда лучше, чем минувшим вечером. О нашем вчерашнем разговоре она, казалось, забыла и довольно безразлично осведомилась о моем самочувствии. Вчерашние ее слова наполнили мое сердце теплом, и теперь ее спокойная вежливость невольно вызвала у меня приступ разочарования; впрочем, я был рад, что вчера вовремя отдернул руку. Позволь я только чувству одержать верх над разумом, это повлекло бы за собой ненужные осложнения.

В кухню вошел брат Гай.

– Старому брату Августу нужен горшок, Элис, – сказал он.

– Сейчас, – кивнула девушка, поклонилась и вышла из кухни.

Колокола начали свой пронзительный перезвон, который эхом отдавался у меня в мозгу.

– Похороны эмиссара Синглтона начнутся через полчаса, – сообщил брат Гай.

– Брат Гай, – произнес я, охваченный внезапной стеснительностью, – могу я посоветоваться с вами по медицинскому вопросу?