Темный огонь - Сэнсом К. Дж.. Страница 45

Барак усмехнулся и покачал головой.

– Вокруг вновь царили тишина и покой. Сгоревший корабль исчез, языки пламени, слава богу, больше не лизали воду. Трудно было поверить, что несколько минут назад в этом тихом месте произошло столь невероятное событие: здоровенный весельный корабль за считаные минуты превратился в горстку пепла.

Барак испустил глубокий вздох и сдвинул брови.

– Но как бы то ни было, это случилось у меня на глазах. Потом, когда Гриствуды уже уехали, граф сообщил мне, что чудовищное пламя называется «греческий огонь». Еще он сказал, что формулу этого вещества Майкл Гриствуд обнаружил в монастыре Святого Варфоломея, и приказал мне держать увиденное в строжайшей тайне.

Я кивнул и подошел к краю пристани. Барак последовал за мной.

– Братья Гриствуды дважды показывали, на что способен греческий огонь. Во второй раз вы тоже присутствовали? – спросил я, глядя на темную мутную воду.

– Нет. Милорд приказал мне найти еще одно судно, больше прежнего. Я приобрел старый корабль и доставил его сюда. Но наблюдать за его сожжением граф отправился без меня. Потом он рассказал мне, что второе судно постигла в точности та же самая участь. Так что на дне наверняка гниют остатки обоих кораблей, – добавил он, взглянув на реку.

– Значит, для того чтобы извергать греческий огонь, необходим особый аппарат, – задумчиво произнес я. – Гриствуды не могли сделать его без посторонней помощи. Хотел бы я знать, кто им помогал. И где они хранили столь громоздкое сооружение?

– Теперь, когда вы слышали мой рассказ, вы верите в то, что греческий огонь действительно существует? – спросил Барак, испытующе глядя на меня.

– Я верю, что вы видели нечто необычайное, – уклончиво ответил я.

На середине реки появился торговый корабль, огромное судно, возвращавшееся в Лондон из какого-то удаленного уголка света. Легкий ветерок раздувал его паруса, высокий нос гордо разрезал волны. Матросы на палубе, завидев нас, принялись кричать и приветственно размахивать руками. Как видно, мы были первыми англичанами, которых они встретили на родной земле. Корабль скрылся из виду, а перед глазами у меня стояла кошмарная картина: я видел, как пламя пожирает его высокие мачты, а люди с отчаянными воплями мечутся по горящей палубе.

– Вам наверняка известно, что сейчас многие убеждены в близком конце света, – тихо произнес я. – Скоро этот мир прекратит свое существование, и Христос снова сойдет на землю, дабы вершить Страшный суд. – И вы тоже в это верите?

– До сегодняшнего дня не верил.

Тут я увидел лодку, которая быстро приближалась к пристани. – Это за нами. Нам пора возвращаться в Лондон. Надо непременно отыскать монастырского библиотекаря.

Мы приказали лодочнику доставить нас в Вестминстер, ибо Палата перераспределения ныне располагалась в Вестминстер-холле. Одолев ступени высокой лестницы, мы остановились около нового дворца, чтобы перевести дух. Солнце поднялось уже высоко; день вновь выдался невыносимо жарким. Стоило мне заметить фонтан, испускавший слабую струю, как на ум сразу пришли трубы, насосы и баки.

– Значит, именно здесь законники устраивают свои словесные баталии, – изрек Барак, с интересом разглядывая величественный северный фасад Вестминстер-холла, украшенный высокими витражными окнами.

– Да, здесь заседает суд по гражданским делам. Вам доводилось там бывать?

– Бог миловал. Подобно большинству честных людей, я стараюсь держаться подальше от подобных мест.

Мы поднялись по ступенькам к северной двери. Стражник, увидав мою адвокатскую мантию, кивнул, и мы вошли внутрь. Зимою это огромное каменное здание промерзает до основания, и все, кто вынужден здесь бывать, отчаянно дрожат от холода. Исключение составляют лишь судьи, которые кутаются в свои меха. Даже сегодня, несмотря на стоявшую на улице жару, по спине у меня пробежали мурашки. Барак поднял глаза к головокружительно высоким резным потолкам, скользнул взглядом по статуям королей, стоявшим в оконных нишах, и восхищенно присвистнул. Свист его отдался эхом под гулкими сводами.

– Да, на Олд-Бейли совсем не похоже.

– Вы правы.

Я окинул взглядом зал. Невысокие перегородки отделяли королевскую скамью от мест, занимаемых гражданским судом и судом лорд-канцлера. Скамьи для судей, лавки, столы были пусты. Завтра начнется судебная сессия, и тогда в огромном зале яблоку будет негде упасть. Я вспомнил, что на следующей неделе мне предстоит выступать здесь против Билкнэпа.

«Выбрать время для подготовки будет нелегко», – подумал я со вздохом.

Из открытой двери в дальнем конце зала доносился приглушенный гул голосов.

– Идемте, – сказал я Бараку и направился в контору Палаты перераспределения.

Тому, что Палата получила разрешение работать по воскресеньям, удивляться не приходилось. Несомненно, именно эта Палата, занимавшаяся продажей бесчисленных монастырских зданий и назначением пенсий бывшим монахам, была перегружена делами более всех прочих учреждений в королевстве. Войдя в комнату, мы увидели два ряда длинных столов, за которыми сидели погруженные в бумаги клерки. Несколько бедно одетых и явно обеспокоенных женщин пытались что-то доказать издерганному и усталому чиновнику.

– Нашей настоятельнице обещали вернуть большое распятие, – умоляюще повторяла одна из них. – Она намеревалась сохранить его в память о нашей прошлой жизни и…

– Об этом нет никаких упоминаний в акте о роспуске монастыря, – нетерпеливо перебил клерк, взглянув в бумаги. – Не понимаю, чего вы добиваетесь? Вы что, хотите устраивать папистские службы и бормотать по-латыни вокруг вашего распятия? Так это запрещено законом.

Мы с Бараком прошли мимо группы хорошо одетых людей, склонившихся над планом, на котором я различил знакомые очертания монастырских церквей и братских корпусов.

– Если снести все здания, землю можно продать намного выгоднее, – донеслось до меня.

Наконец мы оказались у перегородки с надписью «Пенсии». Здесь не было ни души. Я позвонил в колокольчик. В дверях появился пожилой клерк, явно недовольный тем, что его побеспокоили. Я сообщил, что нам необходимо найти одного бывшего монаха. Клерк заговорил было о том, что он очень занят и нам следует прийти в другой день, однако Барак извлек из кармана печать с гербом Кромвеля и сунул ему под нос. Стоило клерку взглянуть на печать, сердитое выражение на его лице сменилось выражением откровенного подобострастия.