Темный огонь - Сэнсом К. Дж.. Страница 49

– Что ж, ценю ваше усердие, – улыбнулся я.

Однако стоило мне заглянуть в бумаги через плечо Скелли, улыбка сползла с моего лица. Он не дал себе труда должным образом развести чернила, и документ покрывали многочисленные брызги.

– Это никуда не годится, – непререкаемым тоном заявил я.

Скелли вскинул на меня покрасневшие от напряжения глаза.

– Что-нибудь не так, сэр? – осведомился он дрожащим голосом.

– Чернила слишком жидкие, – рявкнул я, чувствуя, как испуганный взгляд Скелли приводит меня в ярость. – Разве вы не видите: здесь всюду брызги. А через год чернила выцветут так, что никто не разберет ни слова. Столь важные документы следует переписывать густыми черными чернилами.

– Мне очень жаль, сэр.

Его смиренный вид лишь распалял мое негодование.

– Это соглашение необходимо переписать, – распорядился я. – По вашей милости, Скелли, я вынужден расходовать пропасть хорошей бумаги. Мне придется вычесть ее стоимость из вашего жалованья.

Свирепо сдвинув брови, я вперил взгляд в его перекошенное от страха лицо.

– Что же вы сидите? Принимайтесь за работу. Дверь в контору Годфри распахнулась, и сам он показался на пороге.

– Что произошло? Мне показалось, я слышу сердитые голоса.

– Джон Скелли и ангела способен вывести из терпения, – процедил я. – Не думал, что вы у себя, Годфри. Разумеется, вы не намерены идти сегодня на обед в честь герцога Норфолка?

– Почему же? – пожал плечами Годфри. – Думаю, мне стоит посмотреть, что представляет из себя этот завзятый папист.

– Если уж вы здесь, могу я попросить вас об одном важном одолжении? Пройдем в мой кабинет.

– Да, конечно.

Я закрыл дверь, оставив в конторе растерянного и несчастного Скелли, и предложил Годфри сесть.

– Годфри, я… одним словом, мне поручили новое дело. Чрезвычайно срочное. В ближайшие две недели я буду вынужден посвятить ему все свои силы. Дело Уэнтвортов я, разумеется, не могу бросить. Ни на что другое у меня просто не останется времени. Вы не могли бы заняться другими моими делами? Конечно, за вознаграждение.

– Буду счастлив помочь вам. А что, иск против Билкнэпа вы тоже хотите передать мне?

– Нет, его я доведу до конца сам. Речь идет обо всех прочих делах.

Годфри устремил на меня изучающий взгляд.

– Вид у вас озабоченный, Мэтью. И даже расстроенный.

– Просто я только что вышел из себя и теперь виню себя за это. Но с этим новым делом у меня и без того хватает хлопот, а тут еще этот бездельник Скелли…

– А что за новое дело? Что-нибудь интересное?

– Об этом я не имею права говорить. Давайте я покажу, какие дела я хотел бы вам передать, – сказал я, приподнимая кипу бумаг, лежавшую на столе.

Следующие полчаса я знакомил Годфри с делами, находящимися в моем ведении. Дел этих было не так много, я с облегчением убедился, что в течение ближайших дней мне придется выступить в суде один только раз – на процессе Билкнэпа.

– Теперь я ваш должник, – заявил я, когда мы кончили. – Скажите, у вас есть какие-нибудь новости о вашем друге Роберте Барнсе?

– Он по-прежнему в Тауэре, – с тяжким вздохом ответил Годфри.

– Но, насколько мне известно, Барнс находится в дружеских отношениях с архиепископом Кранмером. Несомненно, архиепископ будет ходатайствовать о его освобождении.

– Надеюсь, – вновь вздохнул Годфри. – На следующей неделе архиепископу предстоит служить мессу в соборе Святого Павла. Ведь епископ Сэмпсон тоже в Тауэре.

Сообщив это, Годфри сжал кулаки. Жест этот напомнил мне, что, несмотря на всю мягкость своего характера, друг мой неколебим в вопросах веры.

– С Божьей помощью мы дадим отпор всем проискам папистов, – заявил он.

– Послушайте, Годфри, в ближайшие дни я постараюсь по мере возможности заглядывать в контору, – перевел я разговор на другую тему. – Прошу вас, не давайте Скелли работать спустя рукава, следите, чтобы он не портил документы. У меня сейчас назначена встреча, но мы с вами еще увидимся во время обеда. Еще раз примите мою благодарность, дружище.

Я спустился по лестнице, пересек внутренний двор и направился в контору Марчмаунта. В большом зале суетились слуги, завершая последние приготовления к торжественному обеду. Четыре юридические корпорации постоянно соперничали, стремясь заручиться покровительством сильных мира сего; несмотря на то, что политические взгляды герцога Норфолка отнюдь не пользовались одобрением среди многих членов Линкольнс-Инна, его присутствие на сегодняшнем обеде воспринималось как большая удача. Постучав, я вошел в контору Марчмаунта. Неимоверное количество книг и бумаг, грудами лежавших на полках, произвело впечатление даже на меня. Несмотря на воскресный день, за столом сидел клерк, погруженный в какие-то документы. Он бросил на меня вопросительный взгляд.

– Барристер у себя?

– Да, сэр, но он очень занят. Сегодня он получил чрезвычайно важное дело в Гражданской палате.

– Скажите ему, что с ним хочет поговорить брат Шардлейк. По поручению лорда Кромвеля.

Глаза клерка расширились от удивления, и, не говоря более ни слова, он исчез в дверях. Через несколько мгновений он появился вновь и с поклоном пригласил меня войти.

Уильям Марчмаунт, подобно многим барристерам высшего ранга, не только работал, но и жил в Линкольнс-Инне. Его приемная, как и большинство адвокатских приемных, поражала богатством и роскошью обстановки. Стены были оклеены дорогими обоями в красных и зеленых тонах. Сам Марчмаунт восседал в резном кресле с высокой спинкой, которое сделало бы честь епископу. Впечатляющих размеров письменный стол был сплошь завален документами. Крупную фигуру Марчмаунта облекал роскошный желтый камзол с ярко-зеленой отделкой, которая подчеркивала багровый цвет его лица. Редеющие рыжеватые волосы были тщательно расчесаны. На кушетке лежала адвокатская мантия, отделанная мехом, а рядом с ней – белая шапочка барристера, свидетельствующая о его высоком звании. Рядом с Марчмаунтом стоял кубок с белым вином.

Уильям пользовался репутацией человека, который весьма горд своим положением и умеет извлечь из него все возможные блага. С тех пор как три года назад он был удостоен звания барристера высшего ранга, его манеры приобрели поистине патрицианское величие, что давало повод для многочисленных острот и шуток. Несомненно, он рассчитывал подняться еще выше и со временем стать судьей. Хотя, по слухам, своим стремительным продвижением он был в значительной степени обязан связям, которые имел в стане противников Реформации, я не мог не отдавать должного его уму и деловой хватке.