Темный огонь - Сэнсом К. Дж.. Страница 62

Утро следующего дня, тридцать первого мая, выдалось еще более жарким, чем все предыдущие. Мы опять встали спозаранку: путь до монастыря Святого Варфоломея предстоял неблизкий, и проделать его по реке было невозможно. Едва поднявшееся солнце окрасило в нежно-розовый цвет легкие перистые облака, теснившиеся на горизонте. Минувшим вечером Барак опять куда-то отправился, и я уснул, не дождавшись его возвращения. За завтраком он пребывал в угрюмом расположении духа; возможно, он мучился от похмелья, возможно, девица, на приятное общество которой он рассчитывал, дала ему от ворот поворот. Я захватил с собой несколько трудов по алхимии, сложив их в старую кожаную сумку, которую подарил отец, провожая меня в Лондон. Мне хотелось показать эти книги Гаю.

Город, в течение всего воскресного дня погруженный в безделье, вновь оживал для кипучей деятельности. Тут и там скрежетали ставни, поднимаемые на окнах бесчисленных лавок. Лавочники с ругательствами прогоняли прочь нищих, толпившихся у порогов. Бездомные уныло брели по улицам, лица их, нещадно припекаемые солнцем, потемнели и потрескались. Одна из нищенок, маленькая девочка, едва не попала под копыта Канцлера.

– Не зевай! – крикнул я ей.

– Сам не зевай, мерзкий горбатый ублюдок! – пронзительно завопила она, сопроводив свои слова исполненным ненависти взглядом.

Взглянув в чумазое лицо маленькой бродяжки, я узнал ту самую сумасшедшую, что вчера устроила скандал возле лавки булочника. Она заковыляла прочь, сильно припадая на одну ногу.

– Бедное создание, – пробормотал я. – Сейчас частенько слышишь, что нищие сами виноваты в своей участи. Спору нет, просить милостыню куда легче, чем работать. Но в чем виноваты малые дети?

– Ни в чем, – с жаром откликнулся Барак. – Удалось вам вчера найти что-нибудь любопытное в этих старых бумагах? – спросил он, немного помолчав.

– В основном в них говорится о войнах, которые вели древние греки. Они были очень изобретательны по части всякого рода военных хитростей. Однажды, для того чтобы ввести противника в заблуждение и заставить поверить, что войско его намного многочисленнее, чем на самом деле, Александр Македонский приказал привязать горящие факелы к хвостам целого стада овец. Ночью персы взглянули на его лагерь, увидали целое море огней и решили, что там собрались несметные полчища солдат.

– Трудно поверить в подобные сказки, – пробормотал Барак. – Овцы – пугливые твари, и с факелами на хвостах они принялись бы метаться как бешеные. К тому же к нашему делу эта история не имеет никакого отношения.

– Пожалуй. Просто она случайно запала мне в голову. Но в той же книге упоминается некая горючая жидкость, которую римляне использовали в войнах с вавилонянами. В библиотеке Линкольнс-Инна хранится несколько трудов, посвященных Древнему Риму. Я попытаюсь найти в них еще какие-нибудь сведения.

– Попытайтесь. Только прошу, не копайтесь в книгах слишком долго.

– Кстати, вы написали лорду Кромвелю о том, что Билкнэп занимается какими-то темными делами на таможне? О том, что я прошу выяснить, в чем эти дела состоят?

– Написал. Вчера ночью я пытался узнать хоть что-нибудь о рябом мерзавце, который нас преследовал. Но безуспешно.

– Больше мы его не видели. Возможно, он решил оставить нас в покое.

– Возможно. Но все-таки нам следует быть начеку.

В начале узкой улицы валялась дохлая собака, ее раздувшийся труп распространял невыносимое зловоние.

«Зачем только люди рвутся в Лондон? – с недоумением спрашивал я себя. – Что ожидает их здесь, кроме крысиной борьбы за существование, в результате которой многие оказываются на самом дне?»

Как видно, людей влечет сюда стремление к лучшей жизни: им кажется, что в большом городе заветные мечты о богатстве и благоденствии быстрее станут реальностью.

Улица Гроба Господня была одной из тех, что выводили прямо на обширные открытые пространства Смитфилда. В то утро там царили тишина и покой, в отличие от ярмарочных дней, когда погонщики гонят в сторону рынка целые стада оглушительно ревущего скота. За каменной стеной виднелась больница Святого Варфоломея, опустевшая и безмолвная; у ворот стоял стражник, присланный из Палаты перераспределения. Когда год назад монастырь был закрыт, всех больных, содержавшихся в больнице, прогнали прочь, предоставив им самим о себе заботиться; все разговоры о новой больнице, которую откроют на средства богатых пожертвователей, пока оставались разговорами.

С правой стороны от больницы стоял монастырь, величественные здания которого возвышались над площадью. Впрочем, некоторые уже были разрушены. У сторожевой будки прохаживался еще один стражник. Я заметил рабочих, которые выносили из ворот монастыря какие-то ящики и складывали их у стены; вокруг вертелось несколько подмастерьев в голубых фартуках.

– Что-то я нигде не вижу старины Кайтчина, – заметил Барак. – Надо спросить о нем стражника.

Мы пересекли пустошь, поросшую жесткой пожелтевшей травой. Посреди пустоши выделялся участок, на котором трава не росла, а земля потемнела от пепла: здесь обычно сжигали еретиков. Когда-то давно лорд Кромвель сказал мне, что будет сжигать папистов, используя вместо дров их идолов и церковную утварь. Два года назад он выполнил свое намерение: отец Форест был сожжен на костре, сложенном из деревянных статуй святых. Его подвесили над костром на цепях, продлив таким образом предсмертные муки, на которые взирали сотни зрителей. Вина отца Фореста состояла в том, что он отказался признать короля главой Церкви. По закону его следовало казнить как государственного изменника. Это означало, что встретить свою смерть он должен был на плахе, а не на костре. Но Кромвель мог себе позволить не обращать внимания на подобные тонкости. Я не присутствовал при сожжении, но стоило мне взглянуть на выжженный участок земли, как перед внутренним взором встали ужасающие картины. Я видел, как языки пламени лижут человеческую кожу и она чернеет на глазах, видел, как с шипением закипает человеческая кровь. Пытаясь отогнать кошмарные видения, я затряс головой и натянул поводья, направляя Канцлера к воротам монастыря.