Играет ЦСКА - Сысоев Василий Дмитриевич. Страница 32

Одним из наиболее классических примеров такого метода омоложения команды может служить союз А. Фирсова с В. Викуловым и В. Полупановым. Правда, появление этой тройки породило массу самых различных мнений. Одни говорили, что Фирсов принесен в жертву: с этими пацанами его талант поблекнет. Другие усматривали в таком шаге небескорыстную хитрость Анатолия, который, мол, решил набрать на фоне этих мальчишек побольше «лишних очков». Поговаривали и о том, будто бы Л. Волков и В. Сенюшкин отказались «батрачить» на своего фаворита.

На деле же все обстояло совершенно, иначе. Весной 1965 года, напутствуя хоккеистов перед летними каникулами, старший тренер команды, как и в предыдущие годы, категорически предупредил их: кто за лето утратит свою спортивную форму – тому играть за ЦСКА больше не придется. У армейцев слова на ветер не бросают и никаких исключений никому не делают. И вот осенью, когда хоккеисты собрались снова вместе, выяснилось, что Волков и Сенюшкин не вняли словам своего наставника, за что им, естественно, пришлось поплатиться. Но это поставило в тяжелое положение Фирсова: он сразу лишился двух прекрасных партнеров. Как теперь сложится его дальнейшая судьба? С этим вопросом Анатолий ложился и вставал. Однако ответа долго не находил. «Конечно, было бы хорошо, если бы влиться в тройку Альметова, – думал он. – Но ведь Костя Локтев не собирается пока сдавать позиции». Отпадали и другие варианты. Толя встал в тупик.

– Слушай, попробуй сыграть с Полупановым и Викуловым, – как-то сказал ему Тарасов.

– Попробовать-то можно, только долго мы не наиграем. Посмотрите, с кем там играть-то? На них дунь посильней – они и упадут. Им еще мясом обрасти нужно.

– Ну, батенька мой, ты тогда совсем слепец. Эти ребята нынешний сезон будут обязательно играть в основном составе. Их больше в запасе держать нельзя – перезреют.

Уверенность учителя сначала поколебала взгляды Анатолия, а затем стала переходить к нему, преобразуясь уже в его собственные убеждения. Вспомнил себя, каким беспомощным выглядел перед армейскими асами, а ребята все же тогда поверили ему, дали место в своих рядах. Доброта сердца вконец развеяла сомнения. Толя загорелся новым поручением тренера.

Желание стать хоккеистом родилось не сразу. В детстве было много увлечений, были шараханья и сомнения, были озарения и привязанности. Но перетянул хоккей.

Особенностью хоккеиста Фирсова было то, что он своим неуемным желанием играть зажигал не только самого себя, но и окружающих ребят. Не оставлял он равнодушными и зрителей. Когда Толя появлялся на площадке, казалось, что ты, сидящий на трибуне, не просто видишь, а каким-то образом ощущаешь еще и тончайшее движение его мышц и как-то невольно хочется действовать вместе с ним.

Всем хорошо известен его коронный прием: подыграть самому себе шайбу коньком, все знали и его излюбленное место для завершающего броска: по ходу с левого фланга метрах в семи от ворот. Особенно хорошо об этом помнили непосредственные соперники, и потому они с повышенной бдительностью «сторожили» его. Часто специально приставляли к нему игрока, чтобы тот разрушал комбинации, не давал играть армейскому форварду. И все же Анатолий, вертясь волчком в окружении нескольких соперников, как правило, успевал или передать шайбу своему партнеру или произвести прицельный удар по воротам.

О Фирсове весьма высокого мнения друзья и соперники, ребятишки из детской школы и проповедники нашего хоккея. Известный чехословацкий вратарь Владо Дзурилла как-то сказал, что если бы шла речь о самом лучшем нападающем вообще, то из игроков всех стран он выделил бы А. Фирсова. «Хоккеиста сильнее его мне видеть не доводилось, – говорит спартаковец Е. Зимин. – В нем как бы собраны воедино лучшие качества всех выдающихся хоккеистов. Но самое главное его достоинство состоит в том, что, оставаясь „звездой первой величины“, Фирсов умеет, как никто другой, подчинить свою игру интересам команды, щедро и самоотверженно помогать партнерам, вести черновую работу, осуществлять любое задание тренера». Латиноамериканские спортивные деятели и журналисты окрестили Анатолия «настоящим Пеле на коньках». Ну а что для них значит свой собственный футбольный Пеле, спортивному миру известно: бразильцы уже воздвигли ему памятник и если кому-либо долго не удается видеть своего кумира на стадионе или на экранах телевизоров, они идут на самый красивый бульвар Рио-де-Жанейро и любуются Пеле, отлитым из бронзы.

Фирсов – симпатичный, общительный человек, вежливый, непосредственный и прямой в общении. Добродушная улыбка почти никогда не сходит с его лица. Он, как магнит, притягивает к себе собеседников, коллег, друзей. А мальчишки к нему липнут, как мухи к меду.

Анатолий – хоккеист необыкновенного спортивного трудолюбия. По рассказам тренеров и игроков команды, он может сутками тренироваться. А разве редко видели Фирсова на хоккейной площадке по две-три смены подряд? Почти в каждом матче он не только вел вперед своих партнеров, но и успевал поиграть в других звеньях, заражая товарищей своей энергией, азартом.

Любители хоккея, видимо, помнят, что осенью 1967 года Анатолий из-за серьезной травмы руки больше месяца провел в госпитале. Однако он не отстал от команды, от своих коллег. Правда, первые матчи после госпиталя он проводил не лучшим образом. Некоторые болельщики брюзжали: зря, мол, парня ставят, не дают ему поправиться. Но знали бы эти болельщики, что могло стать с этим парнем, если б ему не дали возможности играть. Да он бы, наверное, все на свете перевернул. Он не мог быть вне игры. А путь к хорошей игре всегда тернист. И Анатолий сознательно, несмотря на упреки, гвалт и свист некоторой части болельщиков, превозмогая боль, входил в игру, восстанавливал свою спортивную форму, чтобы потом стать лучшим хоккеистом сезона, героем Гренобля.

Анатолий не забросил на полку свои коньки и тогда, когда его уже публично проводили на тренерскую работу, когда другой бы на его месте считал недопустимым тренироваться вместе с «подчиненными». Он не посчитал зазорным выйти на хоккейную площадку в роли рядового игрока в официальных матчах.

У Фирсова есть и еще одна характерная черта. Он, пожалуй, больше других армейцев верит в своего учителя, сильнее предан ему, поддерживает и проводит в жизнь его методы подготовки хоккеистов. Многие идеи старшего тренера уже давно стали его собственными, и поэтому он отчаянно за них борется. Однако это не мешает Фирсову на некоторые вопросы иметь свой взгляд. Он иногда расходится со старшим тренером в оценке отдельных игроков и смело вступает в спор с ним. Но это лишь частности, так сказать, рабочие разногласия. А в главном они всегда и во всем вместе.

И, наконец, хотелось бы отметить бескорыстие Фирсова. Эта благородная черта его характера проявляется везде и всюду. Для него важно дело, которому он служит, а собственное «я» его мало волнует. Как-то зашел разговор о сильнейших бомбардирах, о рекордсменах хоккея. Вспомнили, что на чемпионатах мира Александров и Старшинов забросили по 66 шайб. Это рекорд. А Анатолий не дотянул всего одну шайбу. Ну разве не обидно?

– Нисколечко, – улыбнувшись, ответил Фирсов. – Да я и не считал, сколько записывали на мой счет.

И вот такой большой мастер, прекрасной души человек был определен наставником и партнером к двум еще совсем зеленым, но, скажем прямо, одаренным хоккеистам. Анатолий с любовью передавал им свой опыт, охотно тренировался с ними, терпеливо помогал постигать премудрости армейской школы хоккея, разбираться в тонкостях игры команды мастеров. Он очень скоро снял с них скованность мальчишек перед взрослыми, стеснительность новичков. Фирсов не давил на них своим авторитетом, своим мастерством. И ребята быстро прониклись к нему доверием, а затем и любовью. Они заметно прогрессировали, от матча к матчу совершенствовалось их искусство игры. А когда пришла пора ехать в Любляну на очередной чемпионат мира, Фирсов грудью встал за своих молодых партнеров.