Хрустальный мир - Баллард Джеймс Грэм. Страница 18

В скобках: читая все это у меня через плечо, Луиза комментирует, что я, возможно, дезориентирую Вас, Поль, преуменьшая те опасности, которые все мы пережили в хрустальном лесу. Ну конечно же, тогда они были как нельзя более реальны, свидетельством чему служат многие трагические смерти, да к тому же в тот первый день, когда я заблудился, я ничего не смыслил во всех этих материях, все мои познания ограничивались тем, что в своей двусмысленной и бессвязной манере поведал мне Вентресс. Но даже и тогда, когда я уходил от этого расцвеченного самоцветами крокодила прямиком к наблюдающему за мной из окна мужчине в белом костюме, ружье в руках которого смотрело прямо мне в грудь…

Откинувшись на когда-то мягкую спинку одного из расшитых кристаллами просторных диванов в расположенной наверху спальне, доктор Сандерс отдыхал после своей гонки через лес. Взбираясь по лестнице, он поскользнулся на одной из покрытых кристаллами ступенек, и тут же у него перехватило дыхание. Замерев на верхней площадке лестницы, Вентресс наблюдал, как он поднимается на ноги, как рассыпаются у него под руками кристаллические плитки. Лицо Вентресса, туго натянутую кожу которого теперь испещряли пятна, напоминавшие по цвету вены, абсолютно ничего не выражало. В его устремленных вниз глазах не промелькнуло ни искорки сочувствия, когда Сандерс, пытаясь сохранить равновесие, хватался за перила. Дождавшись, когда доктор наконец добрался до лестничной площадки, Вентресс скупым жестом указал ему на пол, а сам вновь занял позицию у окна, расчистив прикладом начавшие было зарастать разбитые оконные стекла.

Доктор Сандерс стряхнул с одежды наросты инея, чертыхаясь, когда ему в руки, словно иглы, втыкались кристаллические занозы. Воздух в доме был холодным и неподвижным, но по мере того, как буря отступала, пересекая лес, процесс кристаллизации потихоньку шел на убыль. В этой комнате с высоченными потолками мороз преобразил буквально все. Создавалось впечатление, что зеркальные стекла в нескольких окнах рухнули на ковер, каким-то чудом расплавились и потом затвердели, и изысканные узоры персидских орнаментов проплывали под поверхностью стекла, словно дно какого-то благоухающего пруда из «Тысячи и одной ночи». Мебель покрывал все тот же стылый чехол, ножки и подлокотники выстроившихся вдоль стен кресел с прямыми спинками оказались изукрашены изысканными завитушками и гирляндами. Предметы в стиле Людовика XV походили на огромные осколки переливчатых леденцов, многократные отражения которых, как гигантские химеры, сверкали в граненом стекле стен.

Через противоположный дверной проем доктору Сандерсу была видна крохотная гардеробная. По всей видимости, он находился в главной спальне официальной резиденции, предназначенной для посещающих Монт-Ройяль высокопоставленных правительственных лиц или президентов горнодобывающих компаний. Комната, хотя и обставленная с большим изыском — вся мебель, казалось, сошла прямо со страниц каталогов больших универмагов Парижа и Лондона, — была лишена всякого отпечатка личности своего владельца. По какой-то причине широченная двуспальная кровать — с пологом на четырех столбиках, как догадался по пятну на потолке Сандерс, — из спальни исчезла, а всю остальную мебель Вентресс оттащил в одну сторону. Сам он по-прежнему маячил у открытого окна, глядя вниз на ручей, в котором были замурованы лодка из самоцветов и крокодил, и узенькая бородка придавала ему лихорадочный и затравленный вид. Согнувшись в три погибели над своим ружьем, он придвинулся поближе к окну, не обращая внимания на сброшенные им при этом с тяжелых парчовых занавесей куски кристаллического чехла.

Сандерс привстал, но Вентресс махнул в его сторону рукой:

— Отдыхайте, доктор. Мы здесь немного задержимся. — Его голос звучал жестче, иронические нотки, придававшие речи некоторый глянец, теперь исчезли. Он отвел взгляд от ствола своего ружья. — Когда вы в последний раз видели Торенсена?

— Владельца копей? — Сандерс показал в окно. — После того как мы бросились на поиски вертолета. Вы его ищете?

— В некотором роде. И что он делал?

Доктор Сандерс поднял воротник своей куртки, стряхнув покрывавшие ткань тонкие иглы инея.

— Он, заблудившись, как и все мы, носился кругами.

— Заблудившись? — Вентресс насмешливо фыркнул. — Этот тип хитер как лис! Он знает каждую лощину и щель в этом лесу как свои пять пальцев.

Сандерс встал и направился к окну, но Вентресс нетерпеливо отмахнулся от него:

— Держитесь-ка подальше от окна, доктор. — С внезапным проблеском былой иронии он добавил: — Пока я еще не собираюсь использовать вас в качестве подсадной утки.

Не обращая внимания на предупреждение, Сандерс выглянул наружу. Словно следы шагов по покрытой росой траве, искрящуюся поверхность лужайки пересекали темные отпечатки его подошв, постепенно в процессе кристаллизации сливающиеся с бледно-зеленой поверхностью склона. Хотя основная волна уже миновала, лес все еще продолжал стекленеть. Абсолютная тишина окаменевших деревьев, казалось, доказывала, что пораженное пространство увеличилось во много раз. Повсюду, насколько хватало глаз, царил стылый покой, словно они с Вентрессом затерялись где-то в пещерах громадного ледника. Подчеркивая близость солнца, везде сверкала одна и та же лучезарная корона. Лес превратился в бесконечный лабиринт стеклянных пещер, герметически отгороженный от остального мира и освещаемый подземными светильниками.

Вентресс на миг расслабился. Задрав одну ногу на подоконник, он критически оглядел Сандерса.

— Неблизкий путь, доктор, но его стоило пройти, не так ли?

Сандерс пожал плечами:

— Как бы там ни было, для меня его конец еще не настал: мне надо разыскать своих друзей. Тем не менее я с вами согласен — это потрясающий опыт. В этом лесу есть нечто чуть ли не омолаживающее. Вам не кажется…

— Конечно, доктор.

Вентресс повернулся обратно к окну, махнув рукой, чтобы Сандерс замолчал. На плечах его костюма неярким многоцветным палимпсестом переливался иней. Он обшаривал взглядом хрустальную растительность вдоль ручья. После паузы он сказал:

— Дорогой мой Сандерс, позвольте вас уверить, не только вы чувствуете это.

— Вы уже бывали здесь? — спросил Сандерс.

— Вы подразумеваете эффект deja vu? — Вентресс огляделся по сторонам, борода скрадывала мелкие черты его лица. Доктор Сандерс заколебался.

— Нет, в прямом смысле, — сказал он.

Вентресс не обратил на это внимания.

— Все мы бывали здесь, доктор, как вскорости поймет каждый, — если только на это хватит времени. — Последнее слово он произнес с особой, свойственной только ему тягучей интонацией, напоминающей похоронный звон колокола. Вентресс вслушался, как замирают последние отзвуки его голоса — отражаясь от хрустальных стен, словно затихающий реквием. — Но при этом я чувствую, что как раз оно-то у нас всех и иссякает, доктор, — вы не согласны?

Доктор Сандерс пытался растереть свои руки, чтобы вдохнуть в них хоть каплю тепла. Пальцы казались хрупкими и бесплотными, и он невольно оглянулся на пустой камин, раздумывая, снабжена ли дымоходом эта ниша, витиевато украшенная с обеих сторон большущими золочеными дельфинами. И все же, несмотря на морозный воздух, доктора знобило скорее от возбуждения, чем от холода.

— Иссякает время? — повторил он. — Я об этом еще не думал. И как вы это объясните?

— Неужели это не очевидно, доктор? Разве ваша собственная «специальность» не дает ключа к разгадке? Конечно же, проказа, как и рак, прежде всего болезнь времени, результат перенапряжения в попытке превозмочь эту особую среду, разве не так?

Доктор Сандерс кивал в ответ на слова Вентресса, наблюдая, как оживилось его напоминающее череп костистое лицо, стоило ему заговорить об этом предмете, который он, по крайней мере на первый взгляд, казалось, презирал.

— Это все теория, — согласился он, когда Вентресс закончил. — Это не…

— Недостаточно научно? — Вентресс откинул назад голову. Повысив голос, он провозгласил: — Взгляните, доктор, на вирусы: кристаллическая структура свидетельствует, что они не живые, но они и не мертвые, — и однако они невосприимчивы ко времени! — Он провел рукой по подоконнику и сгреб полную горсть хрустальных зерен, а затем разбросал их по полу, словно стеклянные шарики. — Мы с вами скоро им уподобимся, Сандерс, как, впрочем, и все живое. И будем не живы и не мертвы!