Трехтысячелетняя загадка - Шафаревич Игорь Ростиславович. Страница 118

Этим, мне кажется, объясняется «иконописный» облик, созданный Эйнштейну, хотя он, несомненно, был одним из талантливейших физиков своего поколения. Его неустанные 15-летние занятия теорией относительности имели (наряду с работами других авторов) громадное значение для создания этой теории (особенно после смерти Пуанкаре). Ему принадлежат и другие физические работы, например, о фотоэлектрическом эффекте, за что ему и была присуждена Нобелевская премия в 1929 г. Но совершенно бесплодная его деятельность всю последующую жизнь после 1920 г. трудно совместить со знакомым нам обликом сверхгениального физика.

Если говорить о других именах, то Гейне, например, писал очаровательные стихи — недаром его переводили и Лермонтов, и Тютчев. Но в этом он лишь следует течению немецкого романтизма А то, чем он завоевал совсем особое место, — это желчная сатира «фельетонный стиль», введённый в поэзию. Некоторая выдумка чуждая собственно поэзии. Как и у Кафки, описание жутковатых, вызывающих гадливость ситуаций — вроде предчувствия современных «фильмов ужасов», но пока с более слабыми техническими средствами. Или изобретение двенадцатитонной системы в музыке у Шёнберга. Создание консерваторий, сначала в Лейпциге, потом в Петербурге и Москве Мендельсоном-Бартольди и братьями Рубинштейнами, несомненно, оказало сильнейшее влияние на развитие музыки. Но это было скорее социальное, организационное действие. И покойный композитор Свиридов в посмертно опубликованных размышлениях высказывает мысль, что с этим был связан поворот в сторону массового производства музыкантов-профессионалов и что большинство тогдашних крупнейших композиторов, как на Западе (Шуман, Брамс, Вагнер), так и в России («Могучая кучка»), шли другим путём и находились в недружественных отношениях с этим направлением.

Евреев действительно очень много среди «талантов второго и третьего уровня», «ремесленников культуры», и их роль в культуре повышалась по мере того, как повышалась роль массы: массовых изданий, журналистики (газетной, радио и теле-), когда науку стали двигать не индивидуальные учёные, а научные институты, успехи науки стали определяться капиталовложениями; а число учёных выражается в миллионах.

Трудно сказать, что здесь было причиной, а что следствием: приспособляли ли евреи культуру к своему стилю мышления или стали массой в неё идти, когда она приобрела близкий им стиль. Скорее всего, оба процесса переплетались.

Как правило, большое участие евреев в какой-либо области культуры определяется совсем не их творческими способностями в этой области, а какими-то другими, гораздо более сложными причинами. Если, например, евреи составляют большинство членов Союза советских композиторов, то из этого ещё нельзя заключить об их выдающейся одарённости как композиторов. 874 члена (только в РСФСР) не могут состоять из одних ярких талантов — их на каждое поколение родится лишь несколько. Союз композиторов — сильно бюрократизированная организация, типичный орган «идеологического сектора». Среди его членов подавляющее большинство обладает более чем средними творческими данными, и приём в него определяется очень многими факторами, в большинстве своём к музыке не имеющими отношения. В довоенное время (до II мировой войны) ситуация в этой области, вероятно, была аналогичной (с ещё большим преобладанием евреев). А чьи имена остались? Шостакович, Прокофьев, Мясковский … В посмертно опубликованных заметках композитора Свиридова приводятся такие наблюдения:

Здесь совпали данные, случайно попавшие ко мне в руки, о национальном составе Союза советских композиторов и многолетние наблюдения выдающегося композитора о работе этого Союза. Но нет оснований предполагать, что такая ситуация имела место только в музыке. А ведь это относится только к последнему, послевоенному времени.