U-Boat 977. Воспоминания капитана немецкой субмарины, последнего убежища Адольфа Гитлера - Шаффер Хайнц. Страница 30

Так мы и шли, как огромный морской змей: то поднимаясь, то снова опускаясь. Мы были на 15 футах, и дизели уже всасывали воздух из машинного отделения в течение минуты. К этому моменту глаза выкатывались из орбит, а барабанные перепонки почти лопнули. Все вместе просто невыносимо. На этой глубине выхлопные газы не могут выходить из-за слишком большого давления воды, поэтому газы скапливались в машинном отделении: черные, удушливые. Машинисты выскакивали из машинного отделения ослепленные, слезы так и лились у них из глаз. Некоторые надели спасательные аппараты, но скоро от них отказались. Вся лодка почернела от дыма, невозможно было ничего различить. Все двигались ощупью, как в тумане.

– Всплытие!

Отдав приказ, я поднялся к люку, серьезно беспокоясь, как бы кто-нибудь из команды не потерял сознания раньше, чем мы сможем открыть продувочные клапаны. Наконец сжатый воздух зашипел, прошел в баки, и лодка быстро поднялась на поверхность. По всем правилам, давление должно изменяться очень медленно, но у людей была одна-единственная мысль – добраться до свежего воздуха. Я и сам чувствовал то же самое. Через мгновение мы выскочили из люка на палубу. Все задыхались. У многих болели уши, потому что мы поднялись слишком быстро. Тем временем я и вахтенный офицер осматривали горизонт. Нигде ничего не было видно. Мы снова могли вздохнуть свободно. И впервые за все время, поднявшись на мостик, я не закурил сигарету. Это о многом говорило.

Приказ гласил: идти в Норвегию под водой. Использовать шнорк. Это чрезвычайно опасные воды. Но нелегко выполнить такой приказ с людьми, которые никогда не имели дела со шнорком. По-настоящему тренировать их было негде, так как Балтика больше не была безопасным местом для морских тренировок. Однако нам позволили потратить два дня на тренировки в Норвегии.

После того как мы проветрили подлодку, я решил не погружаться снова, во всяком случае со шнорком. Я не хотел задохнуться, как крыса в западне. Надо будет попытаться разобраться с ним, когда мы придем в Норвегию.

Вид с мостика открывался великолепный. Солнце сияло, на небе ни облачка. Не похоже, что нас смогут захватить врасплох в такую погоду. Поэтому, независимо от приказа, я решил, что лучший и скорейший способ добраться до Норвегии – плыть на поверхности. Кстати, это и самый надежный способ выиграть пари и бочку шампанского, потому что я на поверхности шел со скоростью 18 узлов, а субмарина типа XXI под водой могла развить только девять. На сей раз ничего плохого не случилось. Мы увидели два самолета, находившиеся далеко от нас. По нашему прослушивающему устройству мы знали, что они не используют радар. Я не мог понять причины этого. Я был совершенно уверен, что они выполняют обычный патрульный полет, но не ищут специально подлодки. Давно уже ни одна подлодка не проходила здесь на поверхности, а шнорк мы использовали только ночью. Летчики, конечно, знали это, так ради чего стоило им напрягаться? Если мы увидим, что они приближаются, мы всегда успеем погрузиться раньше, чем они смогут нас атаковать хоть с каким-нибудь шансом на успех. Но они прошли мимо в 6000 метрах от нас.

26 апреля 1945 года мы вошли на базу в Южном Христианзунде. Я выиграл шампанское, потому что до 27 апреля ни одна лодка не пришла.

Теперь мы готовились к операции. В одну из теплых ночей северной весны мы с командой устроили пикник на склоне горы. Мы расположились вокруг костра. Звезды мерцали и искрились над нами, а отблески пламени окрашивали небо в красный цвет. В моей памяти навсегда останется это место, своими массивными скалами напоминающее о битве с циклопами. Здесь были все 48 человек, единая команда. Мы разговаривали о трудных днях нашей страны, о судьбе наших близких и друзей. У нас не было недостатка в вине, однако мы не смеялись и не пели. Ничто не нарушало молчания этой северной ночи. Слишком горькими были наши мысли. Несколько дней назад мой инженер узнал о смерти своего отца. Он потерял руку в Первой мировой войне, а погиб, воюя в фольксштурме, во Вторую. Германия, еще три года назад могущественнейшая держава, побеждена и разрушена. Вражеские войска катятся по ее просторам. Огонь погас. Наш последний вечер на берегу закончился. Завтра мы выходим в море.

Пока мы были в Христианзунде, адмирал Дениц обратился по радио с заявлением, что, хотя и нет вопроса о сдаче, полное поражение неизбежно. Гитлер якобы убит в битве за Берлин, и он, Дениц, стал главнокомандующим вооруженными силами, а также главой государства. Все говорили, что он продолжит войну из Норвегии. Тем временем наступило 2 мая – день нашего отплытия, и командующий флотилией сделал последнее усилие взбодрить нас. Его прощальная речь заканчивалась словами: «Сражайтесь до конца. Германия никогда, никогда не сдастся».

Итак, используя шнорк по ночам, мы покинули берега Норвегии. Нам приказано отправиться в Саутгемптон, постараться проникнуть в гавань и нанести как можно больше вреда.

Через несколько дней после отплытия сломался наш главный перископ. Это оказалось серьезной поломкой, потому что теперь у нас не было выбора. Мы вынуждены использовать шнорк и плыть вслепую. На нас могли налетать самолеты, нас могли подстерегать охотники, а мы не могли видеть ничего, что происходило на поверхности. Правда, у нас имелся резервный перископ, но он мало чем мог помочь, потому что предназначался для атак ночью или в сумерки. Через его особые стекла мы могли видеть только то, что лежало непосредственно над нами. Будь что будет! Я решил не возвращаться в гавань. Мы неуклонно двигались на юг под водой.

Нервы наши были напряжены до предела, когда мы плыли таким образом. Нет ничего хуже, чем двигаться вслепую, в полном неведении о том, что происходит на поверхности. Еще хуже, что в это время года в Северной Европе дни становятся длиннее, а ночи более светлыми. Конечно, мы использовали самые темные часы, чтобы подняться на поверхность и зарядить батареи, но всю долгую ночь шнорк волочил за собой шлейф белого дыма, тогда мы становились прекрасной мишенью для противника.

Конечно, на шнорке была антенна поиска радара, она, правда, устарела и не могла улавливать волны разной длины. В течение последних месяцев войны наша промышленность сильно пострадала от воздушных налетов и ее развитие замедлилось. В это время союзники могли успеть что-то изобрести и применять теперь новые устройства. Но в любом случае перископ был необходим, поскольку никакое техническое усовершенствование не может заменить человеческий глаз.

К несчастью для нас, в этих северных водах никогда не бывает по-настоящему темно. Нас могли заметить по шлейфу дыма от шнорка, а мы не знали, насколько надо этот дым регулировать, и, не имея перископа, не могли видеть его. Когда темно, это не особенно важно, потому что дым не так легко заметен, но, когда светло, он выдает вас за мили, В свое время именно дым выдал нам немало кораблей, и мы их потопили. Если какой-нибудь корабль или самолет приблизится к нам, не используя радар, чтобы наш поисковый приемник мог уловить его, мы ничего не будем знать об этом. Проходящий мимо военный корабль может даже поймать нас, накинув на шнорк лассо. Мы были как слепой в лесу, полном диких зверей. Он ищет дорогу, надеясь только на помощь слуха и на звериное рычание.

Кроме того, шум дизелей под водой не давал возможности использовать гидрофон, и мы потеряли последнее средство узнавать, не пытаются ли вражеские корабли обнаружить нас с помощью радара. Практически каждый корабль, появившийся в этих водах, был военным, и мы знали, насколько внимателен противник к тем подступам, через которые подлодка должна пройти, чтобы попасть в Атлантику. Они имели шанс поймать нас в самых узких местах раньше, чем мы выйдем в открытое море.

Казалось, мы в центре вражеской блокады. Когда бы мы ни включали наш поисковый передатчик, со шнорком или без него, мы сразу слышали тупое гудение передатчика радара, сначала нараставшее, потом замиравшее вдали. Наши сигнальные лампочки мигали зеленым светом, сначала резким, потом более слабым. Противник старался уловить немецкое судно, установив антенну на непрерывное круговое вращение, и, когда волны от передатчика радара сталкивались с отражением от нашей антенны, поднятой на шнорке, мы ясно видели реакцию. Опытный радист иногда может даже сказать, пойман ли его корабль радаром или нет. Самое умное для нас – убрать шнорк и погрузиться поглубже, что мы сначала и делали. Но в результате нам всегда не хватало времени, чтобы зарядить батареи. И не только это. Пока мы шли под водой, то все время использовали ток, а значит, что на перезарядку нам теперь требовалось не три часа, а шесть. К тому времени уже начинался рассвет. С этими заботами и с постоянным ожиданием бомб мы чувствовали себя как на вулкане. Так проходили день за днем, всегда в темноте, поскольку мы не тратили тока на освещение внизу и никогда не видели солнечного света, не осмеливаясь подняться на поверхность. В свободные минуты мы всегда думали о том, когда мы снова сможем использовать шнорк, и всегда боялись, что он вдруг да и не заработает. Мы слишком хорошо осознавали, что подлодки старого типа, как наша, почти никогда не возвращалась, даже если они снабжались шнорком и имели исправные перископы.