Звездный рыцарь - Шаганов Андрей. Страница 18

Охранники, по-прежнему сидящие в машине, проводили сочувственными взглядами удаляющуюся фигуру Фоки и вернулись к своему телевизору. Футбольный матч заканчивался вничью, а по другим программам не было ничего интересного. Дежурство грозило обратиться наискучнейшим занятием.

Внезапно мимо машины промелькнула женская фигурка. Сидящий за рулем среагировал мгновенно. Вспыхнули фары, и в их свете ясно проявилась Девушка необычайной красоты. Вопреки ожиданиям, она не прибавила шагу и не попыталась убежать, а поступила как раз наоборот. Остановившись перед «БМВ», она обернулась и, уперев одну руку в талию, встала в эффектной позе, разглядывая сидящих в машине с таким откровенным любопытством, что даже опытные охранники на некоторое время опешили. Увидев, что они не предпринимают никаких действий, девушка легко оттолкнулась от земли и уселась на багажник стоящего впереди «Кадиллака». Наконец один из охранников догадался опустить стекло и бодро крикнуть:

— Эй, красотка!

— Чего тебе?

— Подойди-ка поближе — дело есть.

— Ну вот, давно бы так, — не поведя и бровью ответила девушка, — а то замерзнешь здесь, пока дождешься приглашения!

Она спрыгнула со своего насеста и не спеша подошла ближе.

— Пустите погреться? А то не май месяц.

Одета она была и в самом деле легко для промозглой осенней ночи. Облегающие стройные ноги джинсы и тонкая кофточка, подчеркивающая умопомрачительные формы, не могли ее согреть. Поверх кофты была наброшена лишь короткая куртка тонкой кожи, из тех, про которые говорят, что они «на рыбьем меху».

— Какая шустрая, — хмуро заметил сидящий справа охранник, смутно заподозрив неладное.

— А в наше время иначе нельзя! — парировала девушка. — А вы-то что? Такие крутые — и без женщин? Пустите меня — я вас развеселю!

— Топай-топай, — проводя руку под полу пиджака, сказал все тот же подозрительный охранник.

Он успел заметить в руке девушки что-то блестящее и уже взялся за рукоятку своего пистолета, как вдруг сладкая дрема моментально сморила его и он повалился на своего напарника. Сквозь сон он слышал, как кто-то отворил дверцу, пошарил в салоне, потом все тщательно запер…

Директор же тем временем вернулся к прерванной трапезе. Немногие свидетели могли бы рассказать массу невероятных историй о фантастической прожорливости шефа, но доверять кому бы то ни было подобную информацию было рискованно — Директор был скор на расправу. У него, казалось, везде есть глаза и уши. Едва сказанное шепотом в узком кругу слово вылетало из чьих-то неосторожных уст, как немедленно следовала реакция. Некоторые при этом просто исчезали, другие наказывались косвенно, но, как правило, тоже примерно.

Но, несмотря ни на что, все знали, что шеф — просто большой, толстый обжора, выбрасывающий огромные деньги на всевозможные яства. Его даже старались не приглашать на ставшие в последнее время такими модными презентации. Сидя за столом на таких мероприятиях, он сметал все в радиусе двух метров за очень короткий срок, и если бы он не был племянником одного очень влиятельного «дяди», то карьера Директора могла бы закончиться столь же скоро, сколь печально. В юности он был высок и спортивен. Даже подавал надежды. Он напоминал многим воздушный шар — такой же стремительно несущийся вверх и такой же пустой внутри. Позже сходство стало еще большим — он стал еще и круглым? Старший пионервожатый, секретарь бюро комсомола, потом райкома комсомола, МГИМО, загранпоездки… Потом «узбекское дело», в котором оказались замешаны его покровители, потом перестройка, чистка кадров… Но остались связи, остался хоть и дутый, но авторитет. А потом незаметно он стал главой, одним из боссов той самой организации, что в народе называют коротким словом «мафия».

Итак, к тому моменту, когда приход Фоки прервал вечернюю трапезу, со стола были сметены: две тарелки борща, курица с рисом, полдюжины бифштексов, салат из крабов в количестве, способном насытить небольшую семью, и две бутылки гурджаани. Директор не был гурманом. Он мог запихивать в себя что угодно, лишь бы побольше. Он получал удовлетворение от самого процесса поглощения пищи. Он мог часами сидеть за столом, уничтожая самую разнообразную снедь. Доверенный повар к концу дня валился с ног, приготавливая самые различные кушанья, но, придя утром, заставал на кухне полный разгром и гору грязной посуды.

Вторично ужин был прерван на копченом палтусе. Подозрительно поглядев на заливного судака, словно это он подстроил ему эту пакость, Директор обтер руки салфеткой и взялся за трубку телефона.

Звонил один из свидетелей Фокиного признания. Человек на другом конце провода был на грани истерики — Фока много знал и о его темных делишках. Сообщение такого рода могло испортить аппетит кому угодно, но Директор остался спокоен. Он выслушал собеседника не перебивая, лишь дважды сказав «короче!», когда тот принимался растекаться мыслию по древу. Ничего не обещая и не найдя нужным хотя бы немного успокоить его, Директор положил трубку и с минуту размышлял, продолжая разглядывать ухмыляющегося на блюде судака. Потом набрал номер, отдал короткое приказание и снова положил трубку.

Размышляя о причинах, толкнувших Фоку на предательство, и о том ущербе, который тот нанес организации, Директор медленно вернулся к столу. Здесь, забыв о палтусе, он взял самый большой нож и наконец разделался с ехидно ухмыляющимся судаком, одним быстрым движением отделив голову рыбины от тела. Это энергичное действие несколько успокоило Директора, и он снова принялся за прерванный ужин.

В третий раз его прервали почти тотчас же, не дав даже разделаться с заливным. Некто пытался проникнуть в квартиру, совершенно игнорируя мнение хозяина. Проклиная все на свете, Директор вновь поднялся из-за стола и пошел взглянуть на монитор. Он не допускал и мысли, что кто-то сможет открыть его дверь, не имея ключей и не зная кодов. Повредить это сооружение можно было разве только направленным взрывом. Что же касается замков, то при определенной комбинации открыть их, даже изнутри, неподготовленному человеку было практически невозможно. И венчал это великолепие пудовый засов от неизвестных монастырских ворот, выкованный лет двести назад русскими умельцами. Директор мог быть уверен в своей безопасности. Ему просто хотелось посмотреть на наглецов, осмелившихся нарушить его покой.