Тайна гремящей расщелины - Шалимов Александр Иванович. Страница 20
— Батсур, мы под землёй!..
— Ты не ошибся. Теперь гляди в оба, чтобы не было разветвлений. Держись за левую стену, а я буду держаться за правую. Мы не имеем права заблудиться…
Они прошли ещё несколько десятков шагов. Проход все круче уходил вниз.
— Это похоже на коридор, Батсур. Здесь ступени…
— Посмотрим потом. Надо скорее отыскать Аркадия.
Теперь они быстро спускались по широкому наклонному тоннелю. Чёрные стены были гладко отполированы. Пол понижался правильными ступенями. Тоннель постепенно поворачивал, очерчивая плавную дугу.
— Разветвление, Батсур.
Они остановились. От главного тоннеля влево отходил ещё один, поменьше.
— Оставайся здесь, Жора. Я осмотрю боковой тоннель.
— Но…
— Ни слова. Оставайся и жди меня.
Батсур исчез. Жора сжал зубы и ждал. Время приостановилось. Жоре показалось, что прошёл целый час, но Батсур уверял потом, что он отсутствовал не более десяти минут.
Батсур возвратился мрачным.
— Там множество разветвлений. Это целый лабиринт. Плохо, если Аркадий повернул туда…
— Куда теперь?
— Попробуем пройти дальше главным тоннелем.
Они снова двинулись вперёд. Тоннель уводил их все глубже.
— Мы спустились уже очень глубоко, Батсур.
— Ничего. До центра Земли ещё далеко…
— Опять разветвление, Батсур. Молодой монгол выругался сквозь зубы.
— Теперь я осмотрю боковой проход. Разреши мне, а ты подожди здесь.
Батсур колебался.
— Я только до первого разветвления…
— Ну хорошо, иди… Будь внимателен.
Жора возвратился через несколько минут. Он прерывисто дышал. Глаза его округлились.
— Там, там…
— Что там?
— Там нет прохода. Он завален… Но там…
— Что?
— Скелет… человека.
Батсур оставил включённый фонарь у разветвления тоннелей и направился вслед за Жорой. Пройдя несколько десятков метров, они упёрлись в завал. Из-под камней были видны кости и череп.
Батсур внимательно разглядывал кости.
— Это скелет юноши. Почти ребёнка… Может быть, это Цамбын — внук умершего старика-сторожа…
— Его завалило?
— Кто знает? Обвал свежий. Может быть, он произошёл позже… Посмотри-ка, что показывает радиометр?
— О! Он зашкален. Стрелка отклонилась за максимальный отсчёт.
— Плохо. Совсем плохо. В этих подземельях человеку нельзя долго оставаться. Вот они — злые духи базальтового плато, — Батсур указал на стрелку прибора. — Мы должны как можно скорее разыскать Аркадия. Он более неосторожен, чем я думал.
Они спускались главным тоннелем ещё около часа, в боковые ответвления больше не заглядывали; только отмечали свой маршрут стрелками, которые Жора рисовал мелом на стенах тоннеля. Много раз Батсур принимался звать Озерова. Жора пронзительно свистел. Но им отвечало только далёкое эхо.
— Ему надо задать хорошую взбучку, — взволнованно твердил Батсур. — Разве можно было одному уходить так далеко! Он должен был дождаться нас.
— Зря мы сидели возле кратера, — заметил Жора. Батсур не ответил. Тоннель, очерчивая дугу, по-прежнему вёл вниз.
Батсур вдруг остановился и ударил себя по лбу.
— Так ведь это же спираль! — вскричал он. — Тоннель по спирали окружает центральный кратер. Спускаясь по нему, мы уже несколько раз обошли жерло. Это искусственный ход в недра вулкана… Молодец Аркадий…
— Ветер, — прошептал Жора.
— Разумеется… Здесь везде превосходная вентиляция. О, это были талантливые инженеры.
— Кто?
— Те, кто построил все это…
— Но кто они?..
Тоннель вдруг повернул под прямым углом, и стены его ушли в стороны. Жора и Батсур очутились в огромном зале. Лучи фонарей сразу же потерялись в безграничном мраке.
— Что это? — воскликнул Жора.
Батсур не отвечал. Он пристально вглядывался во тьму.
— Погаси фонарь, — вдруг сказал он Жоре.
Их окружила тьма. Нет, это была не тьма. Постепенно его глаза привыкли к темноте, и он увидел вереницы огромных пластин, мерцающих бледным, зеленовато-фиолетовым светом. Ряды пластин тянулись куда-то вдаль.
— Вот оно — сердце Гремящей расщелины, — прошептал Батсур. — Ты гений, Аркадий…
— Что же это такое? — повторил Жора.
— Это наследство людям Земли, — ответил Батсур. — Аркад-и-й! — закричал он, сложив руки рупором.
Подземелья ожили. Отражённый тысячами огромных пластин зов Батсура полетел по бесконечным залам:
— Аркадий! Аркадий! Аркадий!..
Жоре стало страшно. Подземелья словно обрадовались, услыхав человеческий голос, и теперь повторяли его на разные лады:
— Аркадий! Аркадий!.. дий!
Наконец эхо стихло. Батсур и Жора включили фонари и долго прислушивались. Ответа не было.
— Может, он не дошёл сюда? — шёпотом спросил Жора.
— Он не мог не дойти… Ещё до поездки к Атас-Ула он предположил, что здесь должно существовать нечто подобное… Оставайся тут и не гаси фонаря. Я пойду искать его. Если через час не приду, возвращайся в лагерь, но фонарь оставь здесь. Иди назад со свечой. Пусть фонарь будет маяком. Отдохнув, возвращайся сюда с Жамбалом. Захватите носилки… В глубь зала не ходите, ни в коем случае. К пластинам опасно приближаться. Если меня и Аркадия не будет, поезжайте вездеходом в Улан-Батор. Там расскажете, что видели. А сейчас ни слова… В этих залах нельзя находиться более полутора—двух часов подряд. Ни слова, Жора… Обещай, что сделаешь так, как я сказал. Дай руку!..
Батсур крепко обнял Жору и шагнул во тьму. Луч его фонаря все удалялся и удалялся и наконец превратился в тонкую блестящую иглу. Уже издали до Жоры долетел зов:
— Аркадий! Аркадий!..
Эхо подхватило его и снова понесло по залам.
Жора присел на каменный пол и ждал. Стрелки часов двигались медленно. До назначенного срока было ещё далеко.
Иногда даже хорошо немного побыть одному. По крайней мере, никто не увидит, что ты плачешь.
Тумов медленно шёл по опустевшему бульвару в Сокольниках. Темнели ветви голых деревьев. Поблёскивал мокрый асфальт. Ветер швырял в лицо мелкие брызги дождя. Вот и знакомый дом с большой стеклянной дверью. Отсюда полгода назад они начали путешествие.
Тумов тяжело вздохнул.
“Что сказать сёстрам Аркадия? Что о нем думает Люда?”
У него в боковом кармане лежала телеграмма Очира, полученная две недели назад. Две недели Игорь носил её с собой. Каждое утро он обещал себе, что вечером поедет в Сокольники, и каждый вечер малодушно искал повода, чтобы не ехать. Он уверял себя, что ждёт второй телеграммы. Но в глубине души был убеждён, что эта вторая телеграмма сообщит о непоправимом.
Уже две недели он боится брать телефонную трубку, забросил дела и работу и ждёт… Чего?
Сегодня утром ему передали записку Людмилы. Она настоятельно просила приехать. Больше откладывать визит было нельзя.
Взявшись за ручку входной двери, он ещё не был уверен, что позвонит в квартиру. Позвонив, не знал, скажет ли им о телеграмме из Улан-Батора или малодушно промолчит.
Дверь открыла Людмила. Она серьёзно поздоровалась с ним и сказала:
— Проходите, пожалуйста. Раздевайтесь…
“Может, они уже знают что-нибудь?” — думал Игорь, медленно снимая одну галошу, затем другую, разматывая шарф, потихоньку принимаясь стягивать пальто.
— Да проходите, в конце концов! — послышался из комнаты резкий голос Ирины Михайловны — старшей сестры Аркадия. — Что вы там копаетесь!
— Идите скорее! — тихо сказала за его спиной Людмила. — Мы очень тревожимся.
“Не знают”, — подумал Тумов и пощупал, на месте ли телеграмма.
Он прошёл в комнату.
Ирина сидела на диване возле настольной лампы с зелёным абажуром. Её узкое длинное лицо было очень бледно и в свете лампы казалось зеленоватым. Резкие морщины темнели вокруг рта. Тонкие губы были плотно сжаты. Она молча протянула Тумову узкую холодную руку и указала ему место напротив себя.
Игорь поспешно сел в глубокое кресло, довольный, что его лицо остаётся в тени. Людмила, закутавшись в большой пуховый платок, устроилась с ногами в уголке дивана, взяла на руки кошку; тихо поглаживала её.