Экзамен для гуманоидов - Шалыгин Вячеслав Владимирович. Страница 31

– А почему ты так уверен, что будет шумок? Что-то ты скрываешь… стоп, а к чему был рассказан эпизод о Великой битве?

– Верно, из тебя суп варить не будем. Ты бы еще научился размышлять про себя, а не вслух, и я назвал бы тебя способным политиком.

– Земляне вынырнут у Иго, как когда-то перед Караваном появился флот клайров?

– Вот именно! Как ты понимаешь, клайров это весьма заинтригует, потому что тот маневр через неизвестное пространство до сих пор является их главным военным секретом.

– Ну, и пошлют на перехват пару абордажников, нам-то что? Весь блокпост с якоря не снимется.

– А вот посмотришь!

– Ты хочешь устроить провокацию?

– Почему бы нет?

– Я не дам свои корабли для бессмысленной атаки на линкоры клайров…

– Не говори глупости! Конечно же, я не собираюсь атаковать Флот. Их атакует звездолет землян… Об этом позаботится мой разведчик на земной посудине. Пора нам встряхнуться! Не то без тренировки пропадет весь наш Великий Дар к захвату обитаемых планет…

1

Земля. Через десять лет от настоящего времени. Афанасьев А. Н

– Ты, надеюсь, понимаешь, насколько безумен этот проект? – спросил директор Института Космической биологии Георгий Альбертович Скворцов, глядя мне прямо в глаза.

Он снял очки и вытер платком лоб. В кабинете было не жарко, но лишний вес заявлял о себе, вызывая обильное потоотделение. Директор навалился объемистым животом на край стола и ослабил узел цветастого галстука. Я молчал, ожидая продолжения речи.

– Нет, ты только представь себе: новейшее, суперсложное и дорогое оборудование попадет в руки людей абсолютно не подготовленных. Абсолютно! Более того, в предложенном тобой списке нет ни одного достойного кандидата. Вот, что это: Николаев, бывший спортсмен, судимость, наркотики…

– В юности, – возразил я. – Сейчас он в норме.

– Да хоть в детстве! – директор взмахнул списком. – А эта мадам: четверо детей, причем от четырех разных браков! Чем она похожа на Терешкову? Овсяников, студент, от армии решил спрятаться после отчисления? Борисова Жанна Григорьевна, двадцати двух лет, женщина с трудной юностью, ты ее прямо с панели вызволил? Петренко, слесарь, две попытки суицида… Что это за сброд?

– Это люди, – сказал я, нахмурившись. – Наши обычные люди. Все они полностью вменяемы и отдают себе отчет в том, что мы предлагаем им не бесплатную турпутевку, а рискованный и жесткий эксперимент. Им нужно убежать от своих проблем, нам нужны добровольцы, все сходится. Мои мотивы такого подхода к отбору кандидатов просты: колонисты будущих рейсов не могут состоять целиком из членов Отряда Космонавтов. Один специалист на сто человек – вот максимально возможный расклад. Для несения вахты будут требоваться трое, корабль рассчитан на семь тысяч камер, по семьдесят пилотов, инженеров и биологов на сто двенадцать месяцев полета туда и обратно. По два месяца на каждую тройку, это не сложно. Остальные не проснутся до прибытия в конечную точку полета. Безопасность нашего оборудования гарантирована.

– Тогда, может быть, нам и камеры «смертников» по тюрьмам подчистить? Пусть послужат обществу напоследок, им вообще терять нечего, – с сарказмом заметил Скворцов.

– Практически все осужденные согласились участвовать в экспедиции, не требуя гарантий и оплаты, – ответил я.

Директор выкатил глаза и откинулся на спинку удобного кресла.

– Ну, знаешь, это уже слишком… – вспыхнул он от возмущения.

– Меня поддержали на самом высшем уровне.

– Сэкономить решили, народные избранники?! Бесплатного сыра захотели?! А если непредвиденная ситуация?! Кто из твоих покровителей окажется среди очнувшейся после анабиоза банды?! Никто?! Только двести с лишним лучших специалистов ВКС и шесть тысяч невинных добровольцев?!

– Минуту назад ты назвал «невинных добровольцев» сбродом, – я усмехнулся.

– Чего ты улыбаешься?! Сам-то, наверное, из ЦУПа собрался за всем наблюдать? – Георгий Альбертович в сердцах ударил кулаком по столу.

– Нет, я полечу в качестве главного биолога, – стараясь казаться спокойным, ответил я.

– Никуда ты не полетишь! Я не позволю остановить все работы в самом нужном отделе института из-за твоей прихоти.

– Это не прихоть, а как раз та самая работа. Здесь мои коллеги вполне справятся, соединив знания в подобие коллективного творческого порыва, а там должен присутствовать человек, понимающий предмет максимально глубоко. Ты сам упомянул о возможности чрезвычайной ситуации. Кто, кроме меня, способен не только преодолеть трудности, но и довести эксперимент до конца? Ты же понимаешь, что я прав, Георгий Альбертович, не упрямься.

– Твое назначение тоже согласовано там, – директор указал на потолок, – как мне недавно доложили?

– Ты уж извини, что в обход тебя, – я развел руками.

– К подобным вещам в твоем исполнении я уже привык, – уныло протянул Скворцов, глядя перед собой. – Не забудь назначить исполняющего обязанности на время своего отсутствия. Кого-нибудь помоложе, чтобы не состарился до возвращения экспедиции…

– Я понимаю, что наш брак тебе уже надоел, что я не представляю для великого ученого никакой загадки как женщина и никакого интереса как личность, но почему бы нам не развестись традиционно? Зачем обязательно улетать? – жена нервно чиркнула зажигалкой и прикурила новую сигарету.

– Ты глубоко заблуждаешься в своих предположениях, – я попытался взять ее за руку, но она отодвинулась. – Летим со мной. Ты же классный электронщик, нам позарез нужны специалисты такого уровня.

– А дети? Ты о них подумал? Или их ты тоже намерен заморозить, как куриные окорочка, и запустить к далеким звездам?

– В их возрасте это предел мечтаний…

– Ты просто чудовище! Сколько же я тебя терпела! Улетай, уматывай прямо сейчас! И не смей даже заикаться при детях о своем идиотском полете!

– Так мне уматывать или не сметь заикаться?

– Прекрати издеваться надо мной, – она, наконец, расплакалась. – Бездушный изверг! Ты ничего не видишь, кроме своей работы! Мы для тебя никто, предметы обстановки! Я могу прямо сейчас впасть в твой дурацкий анабиоз, а ты заметишь это, только когда износишь все чистые рубашки и носки! А дети? Ты хотя бы раз поинтересовался, какие оценки они получают в школе или с кем дружат? Сын из кожи вон лезет, чтобы сделать нечто, заслуживающее твоего внимания, а тебе все «до лампочки»! Дочь выиграла конкурс по бальным танцам, ты об этом знал? Ты, вообще, в курсе, что она танцует?

Я поморщился. На последнем конкурсе с участием дочери был я, а не жена, но останавливать ее мне не хотелось. Пусть выговорится, вернее, прокричится. Если я принял решение, то изменить его способны только аргументы, а не скандалы, уговоры или угрозы. На ближайшие десять биологических лет я себе занятие выбрал, нравится это кому-то или нет. Если жена не полетит, то… мало ли вдов по стране? При живом муже, конечно, мало, но я могу поспеть как раз к рождению правнуков, хотя и надеюсь вернуться несколько раньше. А быть может, не вернусь совсем. Путь в триллионы километров долог и непредсказуем. Но выбора нет.

После бесславного фиаско первого Контакта с внеземными цивилизациями мечты о гиперпространстве так и остались мечтами, а треть световой скорости и качественный анабиоз уже реальность. Но главная реальность – невыносимый зуд исследователя, донимающий человека испокон веков. Какая уж тут этика семейной жизни? Исследователь только тогда чего-то стоит, когда становится социопатом, совершенно не способным жить в нормальном обществе. Половина таких людей идет на штурм застоявшихся догм, жертвуя вторую половину сложившимся социальным институтам. Первая половина самозабвенно пропадает в лабораториях, колесит по свету, пытается обустроить Луну и Марс, а вторая в это время отдувается за них в «психушках», изгнании, партиях и сектах, беся своим поведением обывателей и подготавливая тем самым общество к восприятию свежих идей и открытий «первых».