Экзамен для гуманоидов - Шалыгин Вячеслав Владимирович. Страница 48

– Да слезь ты с меня наконец! – заорал пилот и рывком сбросил Иру на пол. – Галя, что случилось?!

Не отвечая, Соболева опустилась на колени и попыталась перевернуть грузное тело Германа, чтобы чем-нибудь ему помочь, но в этот момент по телу Трофимова пробежала судорога и он неестественно обмяк. Второй лежащий на полу человек Галине знаком не был.

– Кто это? – спросила она у подбежавшего Мишина, указывая на незнакомца.

– Судя по одежде, один из шпионов, – ответил пилот, в спешке никак не попадая в рукав комбинезона. – Чем он продырявил Геру?

– Не знаю, ничего не видно, – на глаза Соболевой навернулись слезы. – Он умер, Игорь.

– Вижу, – Мишин уныло кивнул. – Ира, одевайся и вызывай начальство, быстро!

Едва пришедшая в себя Скорохватова так резво бросилась выполнять приказ, что Игорь удивился. «Сила любви…» – мелькнула никчемная и не соответствующая ситуации мысль. Он присел рядом с телами и попытался прощупать пульс на вспухшей шее диверсанта.

21

Из текущего рапорта в Планетарную Разведку

22

Кольченко

«Только машины не устают, а просто ломаются…», – подумал Павел, из последних сил сжимая горячую «баранку». Бесконечное шоссе терялось в перспективе колышущегося над раскаленной пустыней марева. Обжигающий ветер злобно свистел в приоткрытых окнах, не принося никакого облегчения уставшему от жары телу. Голова налилась свинцовой тяжестью. Утомленные монотонным пейзажем глаза слипались от усталости, но резь в воспаленных веках тут же открывала их снова. «Почему я не послушался Голубя и не купил машину с кондиционером?» Паша задавал себе этот вопрос уже в сотый раз. И в сотый раз вместо ответа потянулся к белой фляге с раздражающе булькавшими остатками воды. «Может быть, лучше ехать по ночам?» Мысли текли медленно, как патока. «Чертова жара!»

Павел, наконец, решился и вылил остатки горячей мутноватой воды в пересохший рот. Жидкость принесла секундное облегчение и исчезла, будто бы впитавшись прямо в губы. Паша выбросил флягу в окно и прибавил скорости. «Еще час, и все. Тепловой удар, кювет, и конец фильма. Если здесь когда и проедет какой-нибудь осел вроде меня, то обнаружить ему удастся высохшую мумию автотуриста, так и не преуспевшего в деле покорения открытых пространств…»

Показавшиеся вдали здания были восприняты Павлом как маленькое, но своевременное чудо. «А впрочем, мумия – это слишком экзотично».

Группа легких домиков оказалась бог знает как выжившим в этой пустыне поселком. Количество жителей вряд ли исчислялось трехзначной цифрой, однако здесь имелась потрепанная контейнерная бензоколонка и примыкающий к ней бар с многозначительной вывеской: «Оазис. Гриль, мороженое, горячий кофе». Прочитав упоминание о горячем кофе Паша негромко выругался. «Еще бы пельменей предложили!» Как бы то ни было, и бензин, и содержимое холодильников бара интересовали Кольченко достаточно живо. Подняв облачко пыли, его машина резко затормозила у заправки. Из домика никто не вышел. «Ну да, не город, полное доверие и самообслуживание». Павел выполз из машины и, нетвердо ступая, вошел в бар. Прохлада внутри помещения подействовала оглушающе. Павел постоял немного, чтобы привыкнуть к нахлынувшей благодати, а затем осмотрелся. «Никого, это забавно». Обстановка бара подтверждала теорию о полнейшем запустении и брошенности местечка. Создавалось впечатление, что жители поселка, перед тем как покинуть родные места, забрели на прощание в бар, чтобы перевернуть все вверх дном, натоптать, намусорить и даже кого-то побить, о чем свидетельствовала еще довольно свежая лужица крови на стойке. От души простившись с любимым заведением, они так же все вместе удалились, причем сквозь стеклянный фасад. «Странный исход», – подумал Павел, пытаясь отыскать в царящем хаосе какую-нибудь жидкость. В конце концов он нашел целую упаковку колы. Разорвав полиэтилен зубами, он вскрыл дрожащими пальцами банку и осушил ее не глядя, как в городе, на срок годности. После четвертой банки дрожь унялась, а после шестой исчезла вовсе. Паша сдержанно отрыгнул углекислый газ и осмотрелся более внимательно. Профессиональные навыки, отмокая в коле, всплывали на поверхность, и Кольченко почувствовал потребность разобраться в происходящем подробнее. Пересилив себя, он вышел на солнцепек и не спеша прогулялся по пыльному поселку до самой окраины. Десяток домов, которыми исчерпывался архитектурный ансамбль, расположился в радиусе ста метров вокруг бензоколонки, так что на обход Павел потратил не больше десяти минут. Поселок был пуст. Это обстоятельство встревожило Павла не менее сюрреалистической обстановки бара. Насколько он знал, в данной местности сейчас не было войн, эпидемий или угрозы стихийного бедствия. «Куда же так спешно ретировались аборигены?» Вернувшись в бар, он обследовал холодильник, перенес уцелевшие при бегстве хозяев продукты в машину и залил полный бак бензина. Немного поразмыслив, он наполнил горючим запасные канистры. После столь радушного приема ничего не оставалось, как двинуться дальше, тем более что жара уже спадала. Кольченко завел мотор и почти нажал на педаль, когда перед капотом, буквально из-под земли, вырос здоровенный парень в широкополой шляпе и с охотничьей берданкой, нацеленной сквозь ветровое стекло Паше прямо в лоб. «Ну, привет…» – подумал счастливый обладатель мишени между глаз, медленно поднимая руки вверх.

– Вылезай, – здоровяк слегка качнул стволом ружья, указывая направление, в котором надлежало двигаться.

Паша не стал оспаривать право «ковбоя» выгонять его из собственной машины и молча подчинился. Агрессор, подозрительно щурясь и не спуская с Кольченко глаз, забрался в автомобиль. Через несколько секунд синий «Форд» Павла растаял в горячем мареве шоссе. «Вот ублюдок!» – запоздало выругался Паша, изо всех сил сдерживая готовое прорваться наружу отчаяние.

Нисколько не поколебав позиции жары, подул слабый ветерок. Шелест мусора и слабое позвякивание пустых банок почему-то оказали на Павла успокаивающее действие. Он засунул руки в карманы шорт, сплюнул сладкую, коричневую от колы слюну, на каблуках повернулся к бару и замер.

Из дверей, отчасти лоснившихся остатками стекла, выползала ослепительно белая пена. Выбравшись на запорошенное песком крыльцо, она невысоко выстреливала крупными пивными хлопьями, спрыгивала неуклюжими шлепками на мостовую и, нерешительно попузырившись на месте, разбегалась в стороны. У пены явно не было определенного направления и цели. Это Пашу немного успокаивало. Он впервые в жизни перекрестился и осторожно двинулся к ажурной стихии. Когда его правая нога пронзила передовую глыбку субстанции, раздалось странное хлюпанье. Создавалось впечатление, что Павел наступил на что-то липкое и студнеобразное. Однако глаза уверяли, что впереди только обильная невесомая пена. Паша в панике отступил на несколько шагов, пена тоже остановилась. Она поползла по дверной коробке, заполняя весь проем, но по земле больше не распространялась.

Струйки пота скатились со лба и, злобно вцепившись в веки, заставили Павла отвлечься от странной природной аномалии. Когда он протер глаза, никакой пены не было и в помине. Зато среди белого дня на небе начали загораться звезды. Это он обнаружил, когда вознес благодарность Господу за избавление от миража. Звезд было около двух десятков, причем каждая имела свой цвет. «Вот это иллюминация!» – Паша вновь протер глаза, надеясь, что и этот феномен исчезнет от наивного жеста. Звезды не исчезли, их стало еще больше. Окончательно растерявшись, Паша рванулся в бар, но замер у порога. Внутри помещения на поваленных стульях и столах сидели люди. Довольно странные, но весьма похожие на настоящих. Многообразие одежды, от абсолютного рванья до строгих дорогих костюмов, поражало легкостью сочетания стилей. Никто не выглядел здесь лишним или неуместным. Люди беседовали, пили невесть откуда взявшееся пиво и совершенно не обращали внимания на ввалившегося в помещение Кольченко. Ближайший к вошедшему оборванец старательно раздувал почти погасшую головешку, сидя у неуместного летом растопленного камина. Павел был готов поклясться, что еще пять минут назад никакого очага в баре не было, впрочем, не было здесь и людей, а теперь… В такт потугам правая щека парня надувалась теннисным шариком, а левая бездействовала, то ли от того, что в углу рта была зажата сигарета, то ли от того, что и свод и лицевая часть черепа слева были расколоты словно спелый арбуз. Вместо дыма головешка испускала как раз ту самую пену, что маневрировала перед Павлом при входе в бар. Кольченко почувствовал легкий приступ тошноты. Пот стал прохладным и липким. Паша заложил за воротник носовой платок и провел им по шее, стирая излишки влаги. Случайно бросив взгляд на ткань, он непроизвольно разжал пальцы и окровавленный платок парашютиком упал на землю. Павел лихорадочно повторил движение голой рукой. Пот, прозрачный и бесцветный.