100 великих евреев - Шапиро Майкл. Страница 36

Его набожность равнялась жесткой и холодной логике и бесподобному знанию по памяти Священного Писания и комментариев к нему. Он никогда не боялся указывать на несоответствия в Талмуде и предлагал собственные рациональные решения. Его аналитический метод предвосхитил, на два столетия современный академический подход к пониманию закона Моисеева.

Он почти не спал. По рассказам его сыновей, он обходился двухчасовым сном в день. Часто Мудрец держал ноги в холодной воде, чтобы не заснуть во время научных занятий.

Когда ему стало известно о почти фанатическом энтузиазме хасидов и об их традиционных бродячих учителях, приходивших в экстаз от молитвы, он призвал к их преследованию. Мудрец считал, что акцент хасидов на пылкой молитве, с почти безумной страстью представлял угрозу традиционному изучению закона Моисеева. Движение хасидов, однако, наставляло обычного человека на путь истинный таким способом, с которым отшельник, каковым был Вильнюсский мудрец, не мог и не желал мириться. Он подготовил документы на отлучение, настаивая на том, что правоверным евреям не годится иметь что-либо общее с хасидизмом.

Этот раскол в религиозной мысли был преодолен только после его смерти (согласно хорошо известной легенде, хасиды плясали на его могиле), когда над правоверным иудаизмом нависла угроза еврейского Просвещения.

АНРИ БЕРГСОН

(1859—1941)

Он родился в Париже в семье польского музыканта и матери-ирландки и стал одним из самых известных философов своего времени. Воззрения Бергсона на время, эволюцию, память, свободу, восприятие, разум и тело, интуицию, интеллект, мистику и общество повлияли на мышление и труды европейских политиков и писателей двадцатого века. Еврейский романист Марсель Пруст, ирландский драматург и критик Джордж Бернард Шоу, американский философ Уильям Джемс и английский философ Алфред Норт Уайтхед признавали большое влияние Бергсона. Вместе с Жан-Полем Сартром Бергсон был признан одним из ведущих французских философов современности.

Философия Бергсона оказалась весьма привлекательной и популярной благодаря его изумительному стилю и умению строить аналогии, которые легко понять. Несмотря на присуждение ему Нобелевской премии по литературе в 1927 г., кое-кто критиковал чрезмерную восторженность в его книгах и отсутствие точного подтверждения или научного доказательства в его философии.

Бергсон не обращал внимания на эту критику, поскольку считал, что выражение его идей требовало нового подхода. Не годилось механистическое или материалистическое мировоззрение. Время, например, является не только научным понятием, которое может быть измерено, как песок в песочных часах. Теории естественных наук не могли объяснить, как люди непосредственно чувствуют время. Отмеряемые часами стандартные единицы времени прекрасны для выражения секунд, минут, часов и лет. Многое из того, что мы делаем, отмечено тем, какое сейчас время, какое время прошло и какое время наступит.

Для Бергсона время было не просто единицей, отмеряемой машиной, а течением жизни, тем, что он называл чистым временем или реальной длительностью. Время ощущается не пространственно, а как постоянный водоворот, текущий с неизбежностью. Попытки изобразить время абстрактным или пространственным образом снижают наше понимание того, что мы из себя представляем. В отличие от великого Декарта, провозгласившего: «Мыслю, следовательно, существую», Бергсон призывал: «Я то, что продолжается».

Выдвинутая Бергсоном концепция длительности имела революционный характер. Многие философы, начиная с древнегреческого Платона, допускали, что время является иллюзией. Спиноза, например, представлял реальность как сторону вечности. Бергсон видел время в аспекте его длительности. Когда человек рассматривает время в его реальной длительности и при этом поступает свободно, а не как автомат, тогда достигается личная свобода. Поступки человека никогда не будут свободны, пока не станут спонтанными, вытекающими из личности человека в данный момент.

Бергсон не следовал по пути, проторенному многими другими великими философами, изложив в юном возрасте крупную философскую систему. Он скорее терпеливо обращался в серии книг к отдельным темам, поверяя их все своей концепцией времени.

Для понимания связи между духовным и материальным, того, как наши головы и тела работают вместе, Бергсон постарался постигнуть работу памяти. Мозг, уверял он, является не кладезем информации, а скорее фильтром, который удерживает только то, в чем мы практически нуждаемся для продолжения пути. На самом деле мозг старается больше забыть, нежели запомнить. Только человек обладает сознанием или чистой памятью – способностью помнить только то, что необходимо. Чистая память человека объединяется с общим, всех живых существ качеством – инстинктом или «памятью обычая» в уникальном человеческом синтезе воспоминания.

Бергсон также исследовал работу интеллекта. Сравнивая интеллект со своей концепцией времени, он отметил «кинематографический метод» интеллекта, живой и продолжительный кинофильм, стоящий из отдельных статичных кадров, понимаемых по одному в большой, постоянно и быстро меняющейся волне. Интеллект режет все на легко узнаваемые куски и остается вне того, что знает, а интуиция позволяет мозгу войти в море сознания, текущего бесконечно, имеющего никогда не кончающуюся длительность, становящегося частью того, что она знает, дающего абсолютное знание. Бергсон признавал, что интуиция необязательно возникает из вспышек вдохновения, а скорее из усиленной формы размышления.

Расширяя свои концепции времени, рассудка и материи, интуиции и интеллекта, Бергсон анализирует эволюцию. Он чувствовал, что философию следует добавить к биологической истории. Бергсон верил, что изначальный порыв жизни, «жизненный порыв» придает силы всем живым существам. Такой порыв проистекал из человеческого творчества.

Профессиональная жизнь Бергсона прошла главным образом в преподавании метафизики во французских высших учебных заведениях, а ее кульминационным пунктом стало членство во Французской академии. Во время Первой мировой войны он находился на дипломатической службе, а затем был чиновником Лиги наций.

К концу жизни Бергсона привлекли догматы римско-католической церкви. Единение с Богом возможно только с помощью особой интуиции, родственной так называемой мистике. Достичь этого особого состояния благословенного сознания людям мешают повседневная рутина, конкуренция, необходимость зарабатывать на жизнь, борьба за выживание. Даже будучи увлеченным христианской мистической мыслью, Бергсон, как выдающаяся фигура на международной арене, не мог в эпоху нацизма пойти на обращение в христианство и публично остался иудеем до конца жизни.

БААЛ ШЕМ ТОВ

(1700—1760)

Порой, когда религиозные или политические движения оказываются невосприимчивыми к нуждам человека, великая жажда простоты, мятежный дух овладевают людьми, и они ищут перемен. В начале XVIII в. большинство восточноевропейских евреев проживали в местечках без особой надежды на материальное благополучие. Еврейская община ценила тогда грамотных и квалифицированных работников. В местечках главенствовали семьи богатых торговцев, раввины и адвокаты. Бедняки были бесправны перед местечковыми советами.

В этой общине, насчитывавшей половину евреев мира и страдавшей от олигархии и угнетения, родился Баал Шем Тов, или «Учитель с божественным именем». Исраэль бен Елиэзер был бедняком, бродягой, сиротой, помощником учителя, копателем извести, хозяином постоялого двора, на все руки мастером, изготовителем амулетов, знахарем. Большая часть истории его жизни была пересказана его последователями и обросла удивительными легендами. Он не оставил никаких сочинений. О его дивных делах мы знаем из воспоминаний учеников. И все же велико было его влияние на развитие современного иудаизма. Наряду с развитием правоверной раввинской иудейской мысли, вершиной которой был Виленский Гаон, либерализацией, возглавленной философом Просвещения Мозесом Мендельсоном, Бешт (таково было прозвище Баала Шем Това) привнес сердечность и экстаз в молитву, страсть в сухие слова религиозного обряда.