Новый расклад в Покерхаузе - Шарп Том. Страница 32
Казначей сидел за столом, смотрел вслед привратнику и вздыхал. «Придется написать ему», – думал он в отчаянии. Удивительно, почему он боится Кухмистера? Так прошло минут десять, вдруг в дверь постучали и на пороге вновь выросла фигура старшего привратника.
– Да, Кухмистер? – спросил Казначей.
Кухмистер сел на деревянный стул.
– Я думал о том, что высказали.
– В самом деле? – Казначей пытался вспомнить, что он сказал. Кухмистер ведь не дал ему и рта раскрыть.
– Я готов помочь колледжу.
– Вы очень любезны, Кухмистер, и все же…
– Не очень много, но больше у меня нет, – продолжал Кухмистер. – Только вам придется подождать до завтра, пока я схожу в банк.
Казначей вытаращил глаза:
– Уж не хотите ли вы сказать?!.
– Это принадлежит колледжу. Лорд Вурфорд оставил их мне. Всего тысяча, но…
– Это в самом деле… Ну, это необыкновенно благородно, но… я… мы… не можем принять такой дар… – заикался Казначей.
– Почему?
– Ну… Нет, невозможно. Деньги вам самому нужны. Они вам понадобятся. Вот уйдете на пенсию…
– Я не собираюсь на пенсию, – твердо заявил Кухмистер.
Казначей поднялся. Дело грозило принять скверный оборот. Надо гнуть свою линию.
– Как раз о пенсии я и хотел с вами поговорить, – сказал он, как в воду прыгнул. – Вам лучше поискать другую работу. Это вопрос решенный. – И Казначей отвернулся к окну.
Кухмистер обмяк.
– Уволен, – недоверчиво охнул он.
Казначей замахал руками.
– Вовсе не уволены, Кухмистер, – бросился успокаивать он. – Не уволены… просто… ну… для вашей же пользы… для нашей общей пользы… поищите другую работу.
Кухмистер обжег его таким взглядом, что Казначей перепугался вконец.
– Вы не имеете права, – объявил Кухмистер и встал. – Никакого права.
– Кухмистер… – одернул его Казначей.
– Меня – на улицу? – взревел Кухмистер, и его побледневшее было лицо налилось кровью. – После стольких лет, что я отдал колледжу…
Привратник навис над столом. Казначею показалось, что Кухмистер раздувается до устрашающих размеров, заполняет кабинет, угрожает ему.
– Ну-ну, Кухмистер…
Кухмистер пристально посмотрел в лицо Казначею, а потом повернулся на каблуках и бросился вон из комнаты. Казначей без сил рухнул в кресло.
Ничего не видя вокруг, спотыкаясь. Кухмистер пересек двор, пронесся по узкому коридору и остановился у двери в кладовую, в изнеможении прислонившись к косяку. Сорок лет, сорок пять лет он служил колледжу верой и правдой. Он был уверен, что необходим колледжу, как фундамент зданию, что вечно будет привратником Покерхауса. И вот эта уверенность его покинула – вернее, покидала. С трудом спустился он в старый двор и побрел в привратницкую, к своему излюбленному местечку у газового рожка, проскользнул мимо Уолтера и тяжело опустился на стул, все еще пытаясь уразуметь слова Казначея. Лорд Вурфорд говорил – Кухмистеры служили колледжу со времен основания, такая длинная-длинная шеренга Кухмистеров – и вдруг… Обрыв, пропасть, бездна. Кухмистер очнулся от своих размышлений. Да нет, быть этого не может. Приглушенно, как из-под воды, слышал он шаги бродящего по привратницкой Уолтера.
– Сэр Грязнер, лорд Подл! – вполголоса взывал Кухмистер к своим святым. Взывал машинально, снедаемый душевной болью.
– Вы что-то сказали, мистер Кухмистер? – отозвался Уолтер. Но Кухмистер не ответил, и Уолтер вскоре ушел, предоставив своему принципалу бормотать себе под нос и таращить глаза на огонь. «Крыша едет у старого ублюдка», – без всякого сочувствия подумал он.
Но Кухмистер вовсе не сошел с ума. Просто, когда он наконец осознал, что за несчастье на него обрушилось, гнев, копившийся со времени назначения сэра Богдера ректором, хлынул через край и от былой почтительности не осталось и следа. Теперь этот гнев владел всем его существом. Сорок лет, целых сорок лет он терпел нахальство и дерзости привилегированных сопляков и лебезил перед ними. Зато теперь он свободен. Он все помнил, помнил все назаслуженные обиды, все унижения, копил их, как скряга золотые монеты. И они пригодились, он расквитается с Покерхаусом, навсегда расквитается. Он свободен! Свободен? Ну уж нет. Это неправильно.
Машинально Кухмистер продолжал исполнять обычные обязанности. Студент пришел за посылкой, и привратник покорно поднялся, вынес ее, положил на стойку, но спокойно, без затаенной злобы раба, который дергает и не может порвать свою цепь. Внешне Кухмистер казался безобидным, враз одряхлевшим стариком, который шаркает в котелке по привратницкой и бормочет что-то себе под нос. Но внутри у него все кипело. Впервые за долгую жизнь Кухмистера его личные интересы и интересы колледжа разошлись, он разрывался на части, он роптал на выпавший ему жребий.
В шесть часов вернулся Уолтер, и Кухмистер надел пальто.
– Ухожу, – буркнул он и вышел, оставив ошеломленного Уолтера дежурить вне очереди.
Кухмистер повернул на Тринити-стрит, к церкви. Поколебался на углу, у «Сочного филея». Нет, не подойдет. Лучше «Лодочник Темзы», там ничего не изменилось, все как в добрые старые времена. Он прошел Сиднистрит, повернул на Кинг-стрит. Давно он здесь не был. Кухмистер заказал ирландский портер, сел за столик в углу и закурил "рубку.
14
Каррингтон трудился в поте лица: бродил по Кембриджу. Неискушенному туристу его маршрут показался бы весьма эксцентричным, но эксцентричность была тщательно продумана. Каррингтон подбирал архитектурный фон, декорации, в которых будет смотреться наиболее выигрышно. Думал было остановиться на капелле Кингз-колледжа, но тут же отмел эту мысль. Она слишком известна, опошлена и, что важнее, слишком громоздка, он потеряется рядом с ней. Корпус-Кристи компактней, больше отвечает его размерам. Каррингтон постоял на старом дворе, отдал должное его средневековому очарованию, перешел по деревянному мостику от Сент-Катеринз к Куинзколледжу, содрогнулся, глядя на чудовищное бетонное сооружение, перекинутое через реку. В Пембруке с неудовольствием осмотрел библиотеку Уотерхауса, «Викторианский стиль, фи, хотя – этот орнамент… Да и полированный кирпич все же лучше бетона», – размышлял Каррингтон, направляясь дальше. Утром он пил кофе в «Медном Котелке», позавтракал в «Капризе» и все время думал о программе. Чего-то не хватает, какой-то черточки. Просто путешествие по колледжам Кембриджа – этого мало. В передаче должна быть мораль. Не хватает задушевности, недостает трагедийной ноты, способной поднять передачу с эстетического уровня до уровня драмы. Ничего, он найдет ее, где-нибудь отыщет. У него был нюх на невидимые миру слезы.
Днем Каррингтон продолжил свое паломничество, побывал в колледжах Джонз и Тринити, разгромил мысленно огромные новые здания, просеменил по Модлин-колледжу и до Покерхауса добрался только к половине четвертого. Здесь, и только здесь во всем Кембридже время будто остановилось. Ни намека на бетон. Почерневшие кирпичные стены – такие же, как в его время. Мощеный двор, готическая часовня, газоны и столовая с витражами, в которых переливается, играет зимнее солнце. И Каррингтон, несмотря на всю свою славу, вновь почувствовал себя неполноценным. Никогда ему не избавиться от этого, въевшегося в кровь и плоть, комплекса. Он стиснул зубы, вздохнул, поднялся по истертым ступеням в вестибюль. Здесь тоже ничего не изменилось. Объявления за стеклом – гребной клуб, регби, сквош. Расписание соревнований. Да, конечно, Покерхаус – гребной колледж. Каррингтон отогнал тяжелые воспоминания, вышел в сводчатый проход и заглянул в новый двор. Ага. Здесь-то изменений более чем достаточно. Фасад башни затянут пластиковой пленкой, кладка совсем разрушена, кирпичи грудами валяются у подножия. Каррингтон хотел спуститься поглазеть на развалины, но тут маленькая фигурка, закутанная в теплое пальто, пыхтя, поднялась по ступенькам и стала у него за спиной. Журналист обернулся и нос к носу столкнулся с Деканом.