Оскорбление нравственности - Шарп Том. Страница 11

Когда полковник — Хиткоут-Килкуун и его друзья возвратились с поля, коммандант уже давно ушел из гольф-клуба. Он направился в городскую библиотеку, твердо уверенный, что в трудах Дорнфорда Йейтса найдет разгадку той тайны, что мучила его так долго, — как стать настоящим английским джентльменом.

Вечером лейтенант Веркрамп вышел из управления полиции и зашел домой переодеться. Он чувствовал себя в высшей степени счастливым человеком. Легкость, с какой он развеял подозрения комманданта; результаты, которые обещала дать распространенная среди полицейских анкета; перспектива провести вечер в обществе доктора фон Блименстейн — все это вместе взятое и сообщало лейтенанту радостное ощущение жизни. Особую пикантность всем достижениям Веркрампа придавало и то обстоятельство, что подслушивающая аппаратура оставалась-таки в доме комманданта. А значит, лейтенант может, валяясь в собственной постели, слышать каждое нескромное движение, сделанное коммандантом у себя дома. Лейтенант Веркрамп тоже чувствовал, что он стоит на рубеже какого-то важного открытия, которое изменит всю его жизнь и из второго человека в управлении сделает его первым, что, конечно же, более соответствовало бы его способностям. Ожидая, пока наполнится ванна, лейтенант Веркрамп настроил у себя в спальне специальный приемник и проверил, работает ли подсоединенный к нему магнитофон. Вскоре он сможет слушать все передвижения комманданта по дому, даже когда тот станет открывать или закрывать на кухне посудный шкаф. Убедившись, что аппаратура работает отлично, Веркрамп выключил ее и отправился в ванную. Когда, помывшись, он собирался вылезать из ванной, кто-то позвонил в дверь.

— Черт возьми, — воскликнул Веркрамп, хватаясь за полотенце и недоумевая, кто мог бы заявиться к нему в столь неподходящий момент. Роняя по дороге капли воды, он пошел в прихожую, недовольно открыл дверь и был поражен, увидев на лестничной площадке доктора фон Блименстейн. — Я не хочу… — машинально начал он, реагируя все еще на звонок в дверь в неудобное для него время, а не на того, кто стоял за этой дверью.

— Правда, не хочешь, дорогой? — громко спросила доктор фон Блименстейн и распахнула свою ондатровую шубку, чтобы продемонстрировать плотно облегавшее ее платье из какого-то кричащего, в блестках материала. — Ты, правда, не хочешь…

— О Господи! — проговорил Веркрамп, растерянно озираясь по сторонам. Он сознавал, что его соседи весьма уважаемые люди и что доктор фон Блименстейн, при всем ее образовании и при всех ее высоких профессиональных качествах, никогда не пользовалась репутацией человека, соблюдающего все тонкости общественных приличий. Он совершенно не хотел, чтобы кто-нибудь увидел их именно тогда, когда он, обмотанный лишь полотенцем, стоял перед докторшей, тоже вроде бы во что-то замотанной. — Входите, быстро, — выкрикнул он. Несколько обескураженная таким приемом, доктор фон Блименстейн запахнула шубку и вошла. Веркрамп поспешно запер дверь и шмыгнул мимо нее назад в спасительное уединение ванной комнаты. — Я вас не ждал, — прокричал он оттуда уже помягчевшим голосом. — Я собирался заехать за вами в больницу.

— Мне так не терпелось вас увидеть, — прокричала ему в ответ докторша, — что я решила сделать вам небольшой сюрприз.

— Да уж, сделали, — пробурчал Веркрамп, безуспешно пытаясь отыскать в ванной куда-то запропастившийся носок.

— Не поняла. Говорите громче.

Веркрамп в конце концов нашел носок под самой ванной.

— Я сказал, что вы действительно сделали сюрприз. — Поднимаясь, он ударился головой о ванну и выругался.

— Вы не сердитесь на меня за то, что я пришла без предупреждения? — спросила докторша. Веркрамп в зто время сидел на краешке ванны и натягивал носок. Тот оказался мокрым.

— Нет, конечно же, нет. Приходите, когда хотите, — с некоторым расстройством в голосе ответил он.

— Правда? Вы это искренне говорите? Мне бы не хотелось оставлять у вас впечатление, будто бы я… ну… как бы навязываюсь, — продолжала докторша. Веркрамп, убеждая ее в том, что, напротив, он очень рад и она действительно может приходить к нему, когда захочет, попутно обнаружил, что вся одежда, которую он заранее сложил на крышку унитаза, из-за внезапного прихода гостьи оказалась тоже мокрой. Когдалейтенант Веркрамп в конце концов вышел из ванной, он чувствовал, что весь он какой-то холодный и влажный. К тому же он был совершенно не готов к зрелищу, открывшемуся его глазам. Доктор фон Блименстейн, сняв ондатровую шубку, в провокационной позе лежала на софе. Ярко-красное платье облегало ее настолько плотно, что создавалось впечатление, будто на теле вообще ничего нет. Пораженный ее видом, Веркрамп недоумевал, как она вообще смогла влезть в это платье.

— Нравится? — спросила докторша, томно потягиваясь. Веркрамп сглотнул и сказал, что да, очень нравится. — Растягивающийся нейлон. Это называется «влажный стиль».

Веркрамп как загипнотизированный смотрел на ее грудь. Только сейчас он с ужасом понял, что ему предстоит провести вечер в общественном месте с женщиной, на которой, по существу, не было ничего, кроме полупрозрачного алого чулка, только натянутого не на ногу, а на все тело. Лейтенант Веркрамп всегда гордился своей репутацией человека, который ведет трезвый и богобоязненный образ жизни. Кроме того, как прихожанина голландско-реформистской церкви его просто шокировало то, как была одета докторша. По дороге к отелю «Пилтдаун» он, сидя за рулем, утешал себя только тем, что это мерзкое платье облегало фигуру настолько плотно, что в нем невозможно будет танцевать. Сам лейтенант Веркрамп не танцевал. Он считал, что танцы — это грех.

Когда возле гостиницы швейцар открыл дверь машины, ощущение своей социальной неполноценности стало у Веркрампа еще более острым. Его болезненному обострению способствовало и то, что «фольксваген» Веркрампа оказался рядом с чьим-то «кадиллаком», да и манеры самого швейцара тоже.

— Где у вас брассерия? [15] — спросил Веркрамп.

— Что, сэр? — переспросил швейцар, не сводя глаз с груди доктора фон Блименстейн.

— Брассерия, — повторил Веркрамп.

— У нас ее нет, сэр, — ответил швейцар. Доктор фон Блименстейн пришла на помощь.

— Брасэрия, — сказала она.

— Ах, вам нужен гриль-зал, — сообразил швейцар и, все еще не веря своим глазам, объяснил им, как пройти в бар. Веркрамп обрадовался, увидев, что в баре царил полумрак, и устроился в уголке так, чтобы оставаться по возможности незаметным. Увидев, что Веркрамп тщетно пытается отыскать в перечне напитков хоть одно знакомое ему название, доктор фон Блименстейн снова пришла на помощь и заказала официанту, уже начинавшему высокомерно смотреть на Веркрампа, два сухих мартини. После того как они выпили по три мартини, Веркрамп почувствовал себя намного лучше.

Доктор фон Блименстейн рассказывала ему о том, как психиатры вырабатывают у пациентов отвращение к чему-либо.

— Мы действуем прямо и честно, — объясняла она. — Пациента привязывают к кровати, а на экране показывают ему слайды с изображениями того извращения, которым он страдает. Например, если имеешь дело с гомосеком, надо показывать ему голых мужчин.

— Правда? — переспросил Веркрамп. — Как интересно. А что потом?

— В тот момент, когда показываешь слайд, надо тряхануть его током.

Веркрамп был в полном восхищении.

— И это его вылечит? — поинтересовался он.

— В конце концов всякий раз, когда ему будут показывать слайд, у него будет возникать острая отрицательная реакция, — сказала врачиха.

— Совершенно естественно, — подтвердил Веркрамп, который из собственного опыта хорошо знал, что использование электрошока в тюрьме вызывало у его заключенных только отрицательные реакции.

— Чтобы лечение подействовало по-настоящему, его надо проводить на протяжении шести дней, — продолжала доктор фон Блименстейн, — но вы удивитесь, какого эффекта мы достигаем при помощи такого простого лечения.