Марготта - Шашкова Екатерина Владимировна. Страница 30

Медальон под рубашкой едва ощутимо завибрировал. Я вздрогнула от неожиданности и рванула поводья на себя. Глазастый замер, непонимающе пофыркивая. Да я и сама-то ничего толком не понимала. На что реагирует эта железяка? Прошлый раз она зудела перед нападением оборотня. Учитывая узор в виде волка, попавшего под асфальтоукладчик, – вполне возможно, что именно их она и чувствовала.

Но тогда получается, что где-то здесь, рядом со мной сейчас находится еще один зверь! Причем в человеческом обличье, потому как солнце уже взошло.

Я поспешно огляделась. Народу на улице было немного: мужчина средних лет, торопливо шагавший навстречу, бледная темноволосая девушка с отрешенным взглядом, плетущаяся в нескольких метрах за ним, да уже упомянутые пожилая цветочница и мальчишка-оборвыш. Кто из них? И сколько еще бродит оборотней по этому дурацкому городу?

Мальчишка тем временем повертел головой по сторонам, убедился, что никто на него не смотрит (я поспешно отвернулась, делая вид, что безумно увлечена созерцанием парящего в небе голубя) и осторожно побрел за девушкой. Уже интересно!

– Тихо, мальчик, – прошептала я, нагнувшись к уху Глазастого, – очень тихо разворачиваешься и идешь за ними, но на расстоянии.

Конь меня понял. Он развернулся совершенно беззвучно, как будто под копытами у него находились не камни мостовой, а пушистые облака, и потрусил за интересующими меня субъектами. Я даже не представляла, что лошади могут передвигаться настолько тихо.

Мальчишка упорно не замечал меня, а девушка – его. Она вообще ничего не замечала, погрузившись в свои мысли. На всякий случай я все-таки прошептала заклинание, отводящее глаза. Невидимой я от этого, конечно, не стала, но почувствовала себя немного увереннее.

Заклинание отвода глаз действовало очень хитро: того, кто его применил, видели, но не замечали. Я часто пользовалась им в школе, когда училка по истории устраивала повальные опросы, вызывая к доске всех подряд. Кроме меня. Осматривая класс, историчка привычно выцепляла тех, кто, по ее мнению, ничего дома не выучил, но по мне ее взгляд скользил совершенно равнодушно. Впрочем, уставившись в журнал, она мигом обнаруживала в нем мою фамилию, и законной двойки избежать не удавалось.

Мальчишка приблизился к девушке почти вплотную и осторожно потянул руки к ее талии. Все умные мысли, которые водились в моей голове, напрочь вытеснились пошлыми, но понятнее не стало.

Впрочем, прояснилось все довольно быстро. Оказалось, что оборвыш тянулся не к самой девушке, а к ее кошельку, свободно болтающемуся на поясе. Кошелек мгновенно перекочевал в ловкие ручонки юного воришки, а я даже не успела заметить, когда он успел его отвязать, отцепить или срезать.

– Эй! Ты что делаешь, зараза! – воскликнула я, разом срывая всю маскировку.

Мальчишка дернулся, выронил добычу и рванул назад по улице. Девушка обернулась на меня, побледнела и тоже бросилась бежать, но уже в другую сторону. Меня настолько удивила такая странная с ее стороны реакция, что я не колеблясь послала Глазастого именно за ней.

Конь бросился было вперед, но жертва ограбления вдруг резко свернула в переулок, потом в темную подворотню… Проходных дворов и узких закоулков здесь оказалось не меньше, чем в Релте, а девушка нарочно выбирала такие, где всаднику приходилось бы то и дело пригибаться или уклоняться. Глазастый тоже постоянно спотыкался о дырявые ведра или невесть откуда взявшиеся посреди дороги булыжники. Спонтанная погоня грозила затянуться, но девушка вдруг исчезла. Просто свернула в узенькую улочку, на поверку оказавшуюся тупиком, и канула в небытие.

Я осмотрела тупик и скептически хмыкнула. О том, что беглянка просто улетела или растворилась в воздухе, не могло быть и речи (я почувствовала бы остаточную магию), проваливаться же ей было просто некуда. Оставались двери.

Вдоль улочки стояли, плотно прижимаясь друг к другу, четыре длинных дома (по два с каждой стороны), да плюс пятый, перегораживающий дорогу. Это значит: пять дверей, не считая какого-нибудь неприметного черного входа-выхода, который я наверняка пропустила…

Я чертыхнулась.

– Ну что, Глазастый, поперлись назад? Может, кошелек еще никто не прихватизировал.

Конь разочарованно вздохнул и двинулся в обратном направлении.

– И чего это она так от нас драпанула? – продолжила рассуждать я. – Вроде не такая уж я и страшная, чтоб пугаться. Ну не мешало бы причесаться, конечно, да и просто в зеркало посмотреть, но уж чего нет – того нет.

Мысли о зеркале разом напомнили обстоятельства, при которых я последний раз в него смотрелась, и рука сама по себе потянулась ко лбу, щупать татуировку. Ничего интересного не нащупала, но поспешила закрыть знак рабства челкой. Эх, вот угораздило же меня! Интересно, а можно ли эту штуку как-нибудь удалить? С помощью магии, там, или просто срезать, хоть бы и вместе с кожей?

Глазастый вдруг замер, удивленно разглядывая что-то лежащее посреди дороги. Я проследила его взгляд и тихо взвизгнула от удивления и восторга. Прямо у копыт коня валялся кошелек. Тот самый, оброненный воришкой.

Я торопливо сползла на землю, схватила его и пересчитала содержимое. Три золотых монетки (все те же, с листиком и башней) и десяток медных. Еда!!!

– Живем, мальчик! – радостно возвестила я коню, в порыве беспредельного счастья целуя его в лоб. – Пошли питаться! Нет, слово «пошли» означает, что я пойду пешком. Я тебя, конечно, очень люблю, но снова ехать без седла… Да и в седле тоже… Родной, я уже отбила об тебя все, что только можно, да и то, что нельзя, тоже!

И мы бодро зашагали вдоль по улице в направлении неаппетитной вывески и вкусных ароматов. Честное слово, я чувствовала их даже отсюда!

А медальон, кстати, уже не дрожал.

Местный трактир оказался сравнительно чистым и уютным заведением. Смотря с чем сравнивать, конечно, но наша школьная столовая явно проиграла бы ему по всем параметрам. По всей площади огромного зала равномерно распределялись столы и лавки, на стенах красовались плетенки лука и чеснока (может, от нечисти, а может, просто для атмосферы), на второй этаж вела широкая деревянная лестница с резными перилами, а за стойкой клевал носом опрятный толстячок в безразмерном переднике.

Увидев меня, застывшую в дверях, он приветливо улыбнулся и почему-то подмигнул.

– Заходите, молодой человек, садитесь. Чего на пороге-то стоять? В ногах правды нету!

Так, понятно, меня опять приняли за мальчишку. Обычно я воспринимала это достаточно спокойно, но в этот раз почему-то захотела внести ясность с самого начала.

– Я девушка. И у меня там лошадь. – Я кивнула наружу, где нетерпеливо переминался с ноги на ногу Глазастый. – И он тоже хочет есть.

– Ну лошадь мы мигом накормим и напоим, а что девушка – так разве я сказал, что парень? Или вы молодым человеком быть не согласны, а изволите называть себя старым гномом? Так это мы завсегда, только намекните! – И, не дождавшись, пока я отвечу что-нибудь путное, толстяк заорал в приоткрытую дверь позади стойки:

– Ли-и-ито, где тебя черти носят?

На крик в зал выглянул рыжий паренек, безумно похожий на трактирщика, только раза в четыре поуже и лет на двадцать младше. Наверно, сын.

– Че еще? – непочтительно осведомился он.

– Лошадь накормить, напоить и спать уложить! Тьфу ты, в стойло загнать. Ну чего застыл?

– Да иду уже, – отмахнулся парень, перехватил у меня повод Глазастого и повел его через незаметную калиточку во внутренний двор дома. Я наконец-то зашла в помещение, прикрыла за собой дверь и плюхнулась на ближайшую лавку, только сейчас сообразив, что смертельно устала. А ведь вроде бы и выспалась…

– Что кушать будете, госпожа? – осведомился трактирщик, рассматривая меня с нескрываемым любопытством.

– А что у вас есть? – спросила в ответ я, очень смутно представляя себе, что здесь можно заказать.

– А все что захотите – то и будет. Курочка, теленочек, поросеночек. С картошечкой, рисом, гречкой. Салатики разные. Или еще можно…