Магнолия - Шатилов Валентин. Страница 36

Ей и самой хотелось бы еще разочек попасть к той таинственной двери, просунуть руки сквозь холодный каменный панцирь, погладить одинокое живое существо – такое же одинокое, как и она сама… Может, вдвоем им было бы теплее в этом непонятном мире?

Надо возвращаться в Пещеры. Роскошные, битком набитые всякой невероятно дорогой всячиной. И где только они всего этого наворовали? По всему свету… Не считают зазорным брать то, что нравится. «Ха! Что ж, позволения спрашивать?» Как же – они супера! Да уж – супера…

… Что он там говорит? От этой боли молено сойти с ума… Кажется, снова предлагает баранину. Только не это, меня сейчас стошнит!

Частенько она стала меня накрывать – эта головная боль. И все при возвращении, уже почти на пороге Старых Пещер. В Пещерах проходит. Надо только добежать, доплестись, доползти. Неужто придется прекратить прогулки? Это тогда будет совсем как тюрьма. Здесь, среди гор, – хоть какое-то одиночество, хоть какая-то видимость свободы… Вот Виктор бы удивился, увидев, какой она заядлой туристкой стала. Он-то всегда говорил, что ее с места не сдвинешь. Да где он, тот Виктор…

Ох, надо все-таки уходить. Но сил нет. Ведь это сначала надо встать… И еще шагать, шагать до любящих тебя суперов. До обожающих суперов. До них, родных…

Боже, какая я стала циничная. Это же свинство, что я о них так думаю. Они-то все делают искренне. Они так тактично стараются не потревожить моих убеждений, – они считают, что у меня есть убеждения, и они их уважают. Точно так же, как эти пастухи, которые уважают право бедной приблудной туристочки отказаться от их щедрого угощения.

Какие они счастливые – эти пастухи. Живут себе по своим средневековым традициям, проявляют гостеприимство. И слыхом не слыхали ни про каких суперов – ни верхних, ни нижних. И имя, магическое для всех обитателей Старых Пещер: Доктор! – для них пустой звук. Так же, как и ненавистное имя Любомудрый. Боже, как им хорошо… Боже, как мне плохо…

А где-то рядом – ну буквально в двух шагах! – струился прохладный родничок свежего воздуха.

Она приподняла голову, жадно вдохнула. И, едва не застонав, сцепила зубы – это было совсем не то. Это была эфемерная свежесть. Образно говоря – это было свежее восприятие, свежее впечатление от мира. Кто-то из этих пастухов что-то чувствовал – что-то этакое… В другом состоянии это было бы интересно, а сейчас боль все никак не давала Магнолии понять – в ком из них и что за восприятие такое? Они же не супера какие-то! Прямо ну вот струится, и все тут…

Она собралась, напряженно вслушиваясь в себя, пытаясь отгадать источник струящегося светлого ручейка, – даже ладонь затрепетала и кончики пальцев занемели.

Заметив ее состояние, седоусый сделал знак старшему сыну. Тот послушно взял с лавки огромную черную бурку, обойдя стол, осторожно укрыл ее тяжестью плечи Магнолии

– Я не от холода дрожу, спасибо… – попыталась она воспротивиться, но седоусый успокоил:

– Отдохни немножко. Хочешь – полежи вот там, на топчане, согрейся. Мы тебе мешать не будем. А покушаешь, когда отдохнешь.

– Ну наконец-то! – провозгласил Алексенок, внезапно возникая рядом со столом.

Все вздрогнули, но он, не обращая на хозяев ни малейшего внимания, продолжил:

– Ну ты, Мага, даешь! Специально так запряталась, чтоб искать подольше?

Родная мордаха! Ласковая, улыбающаяся! Братик ты мой названый!

И боль отступила. Как бы даже с сожалением ослабила свои удушающие тиски. Черной дымной стеной отодвинулась подальше от рыжих полыхающих кудрей Алексенка.

Магнолия торопливо привстала, стараясь поскорее выбраться из-за громоздкой лавки, придвинутой к столу чуть не вплотную.

– Что, братик, чего случилось-то?

– Да как – совет у нас! – торжественно провозгласил Алексенок. – Большой совет. Вот так! Будем наконец решать – как с верхними быть дальше.

– А-а! Ну иду, – вздохнула она с улыбкой. Ох уж эти мне совещатели! Все б им заседать.

Она, наконец отодвинув лавку, выбралась, шагнула к Алексенку и не удержалась, поерошила, как всегда, ладонью сияние его рыжих кудрей. А он, паршивец, в ответ, как всегда, щелкнул ее по носу. Да еще и язык показал.

Магнолия взяла его мордаху и мягко развернула к пастухам, живописно-напряженной кучкой сбившихся у другого края стола.

– Познакомься, пожалуйста. Это хозяева здешнего милого приюта. Очень хорошие люди.

– А… – безразлично откликнулся Алексенок. – Ну ладно. Ты, Мага, как? Сама нырнешь или перетащить?

Ой, какой высокомерный – даже не стал смотреть на них. Отвернулся пренебрежительно, как от объектов, не заслуживающих внимания. Магнолия огорчилась. Вот что ее пугает в этих милых и ласковых нижних суперах: полное пренебрежение к обычным людям. Так что стоит им понять, что она большой ценности на самом деле не представляет, – ее тут же выбросят вон. Перестанут замечать. Как этих пастухов. Тоже мне сверхчеловеки. Полубоги неземные. Сами же обижаются на верхних, что те их в грош не ставят, – а сами! Еще о несправедливости какой-то толкуют!

– Тащи, чего уж… – грустно произнесла Магнолия и обернулась к пастухам: – Спасибо вам, извините моего братика, он такой невежливый. Нам сейчас надо уходить в… это… в другое место. Так что – до свидания, спасибо еще раз.

И, перед тем как Алексенок дернул ее за руку, ныряя вместе с ней, она увидела черные пристальные глаза мальчика-пастушонка – и за ними еще что-то, что рассмотреть уже было невозможно. Потому что все это осталось далеко позади. А они с улыбающимся Алексенком уже стояли в общем зале Старой Пещеры. Среди своих родных братиков и сестричек. И Нинель уже громко сообщала кому-то в другой конец зала:

– Нашлась она! Вот Мага, здесь! А оттуда ей откликнулся Федюшка своим солидным баритоном:

– Отлично! Значит, вернутся, кто искал, – и начнем уже.

2

– Слушай, Алексенок, это еще не скоро будет, – вздохнула Магнолия.

– А че такое? – забеспокоился рыжий братик. – Они ж тебя искать разбежались. Как сбегутся – так сразу! Че хочешь-то?

– Устала, – пожала плечами Магнолия. – Ты не принесешь стул из моей комнаты? Хоть посидеть. А то я большие советы знаю: как заседать начнем – до утра не закончим!

– Делов-то! – Алексенок даже повеселел. – Счас будет! – Он исчез и тут же вынырнул вновь. – А какой стул-то? Ты ж не сказала какой.

– Алексенок! – укоризненно покачала головой Магнолия. – Там их всего два! Все равно какой – лишь бы я сейчас села. Ноги гудут, как Доктор выражается. Ты тащи давай.

– Понял! – заверил Алексенок. И через секунду уже придвигал ей стул – тот, старинный, с красной плюшевой обивкой.

– Мага, я ты поесть случаем не хошь? – склонился он, когда Магнолия уселась. – А то б я быстро сготовил!

Нинель, пробегавшая в этот момент мимо, так стремительно обернулась на его слова, что чуть каблучок свой высокий не сломала. Однако это не помешало ей громко объявить:

– А зачем готовить?! У меня и так все готово. И все свеженькое: корм и питье. Проголодалась, Мага?..

Ее выкрик привлек внимание, кажется, буквально всех присутствующих в общем зале. Беготня в Старой Пещере как по команде прервалась, и все обернулись в их сторону.

– Нет, нет, не надо, спасибо большое – я не голодна, – тревожно пролепетала Магнолия. – Нет-нет! – добавила погромче, чтоб все слышали.

Этот вопрос надо решать всегда сразу и четко – а то заугощают. Застоялся народ: готовить все умеют и любят, пчелки рабочие, а угощать некого, из едоков – она одна. Да тут еще Доктор масла в огонь подлил – рассказал, как ей плохо в голодном состоянии. Да еще и приказал следить, чтоб она обедов не пропускала. Так что с этим вопросом теперь строго.

– Смотри, – погрозила пальцем Нинель, – если проголодаешься, я первая сказала!

И поскакала дальше по своим суматошным делам. А Алексенок остался. С самым беспечным видом облокотился на спинку стула позади Магнолии, всем показывая, что это он ее первый друг, горячо задышал в затылок. Это было не слишком-то приятно, но прогонять его тоже не хотелось. Она уже не раз сталкивалась с тем, как болезненно воспринимается ее желание побыть одной. Они все этого просто не понимают и видят обиду для себя. Супера, во всяком случае нижние супера, которых она узнала более-менее достаточно, совершенно не тяготятся постоянно находиться на людях. Поначалу они даже спальню общую соорудили. Это уже Доктор повлиял, что ребята теперь спят в своем помещении, а девочки – в своем. За твердость морали суперов беспокоится, даже в тюремной камере этот вопрос из поля зрения не выпускает, неугомонный! «Признаки пола, признаки пола!» Какие там еще признаки… суперам всего-то от рождения – то есть от момента пробуждения в чанах, под обстрелом – еще и полугода нет. Младенцы еще совсем! Если только в них вообще заложена возможность воспроизводить себе подобных тем путем, который считается у людей естественным. Может, и не заложена – сам же говорит, что не знает. Но разводит мальчиков с девочками подальше, хлопочет. А они все равно – не разлей вода! Одна только Магнолия все хочет уединения. Комнатку, видите ли, отдельную себе попросила – тоже еще блажь! Они, конечно, не возражают – даже дверь после долгих уговоров все-таки навесили. Обставили причудливой музейной мебелью…